ЧЕМ ПАХНУТ МЕРТВЫЕ СЛОВА Незадолго до Дня Победы наш губернатор Валерий Васильевич угодил в ситуацию, которую иначе как идиотской не назовешь.Уже не в первый раз глава региона становится жертвой своего детского тщеславия. Губернатора хлебом не корми - дай только

Глава 1 От мировоззрения эпохи Рыб к миропониманию эпохи Водолея. Разгерметизация концептуальной власти Есть нечто более сильное, чем все на свете войска: это идея, время которой пришло. В.

К текстам попсовых песен не принято прислушиваться, а жаль. Попса откровеннее большого искусства: авторская личность в ней не затмевает реальности. Настоящее транслируется как оно есть.

Это верно, что топ-исполнители и топлесс-исполнительницы всех времен поют примерно об одном и том же - по исчерпывающей формулировке Валерия Попова, «без тебя бя-бя-бя». Но поют они об этом во всякое время по-своему. Советская попса заботилась о качестве текстов, в сочинении которых отметились - и для заработка, и для литературного эксперимента - серьезные люди, включая ведущих шестидесятников. Раннеперестроечная эстрада многому училась у рока, эксплуатируя социальность и перенимая протестность: так возник феномен Талькова. Окончательный раскол общества хронологически совпал с появлением суперхита «Не подходи ко мне, я-а-а обиделась, я-а-а обиделась ррраз и навсегда!». Готовность все простить за надежность - одинаково близкая и утомленной женщине, и задерганной нации - внятно выразилась на рубеже нового столетия в призыве Валерии: «Девочкой своею ты меня назови, а потом обними, а потом обмани». Что и было исполнено.

Новое время - условно называемое эпохой нулевых и точно соответствующее термину - началось с двух явлений, которые на разных уровнях российской популярной музыки обозначили полную уже безъязыкость, вымывание смыслов, дошедшее до апогея. Мы действительно живем во времена слов-сигналов, за которыми давно нет никакого конкретного содержания. Что они значат - никто толком не помнит, но тот, кто эти слова употребляет, определенным образом себя позиционирует. Одновременно мы наблюдаем небывалый еще кризис авторской песни (которой почти нет) и полное отсутствие рока: тут должен наличествовать хотя бы призрачный смысл, а его негде взять. О чем петь в мире гипнотического транса, в который мы все погружены с головой, в мире скомпрометированных утопий, упраздненных ценностей и уравнявшихся крайностей? Этот вакуум господствует и в песне, где преобладают теперь существительные. Они давно не вступают друг с другом ни в какие связи: это именно сигналы, туманно намекающие на суть. Как у Ромы Зверя: «Вчерашний вечер. Из подворотни. На все согласен. Спасаться нечем. И я охотник, и я опасен. И очень скоро. Еще минута, и доверяю. И мухоморы, конечно, круто, но тоже вряд ли». Что происходит? Кто-то вышел из подворотни и чувствует себя опасным охотником, наевшимся мухоморов? Конечно, круто, но тоже вряд ли. Ведь дальше он споет: «До скорой встречи, до скорой встречи, моя любовь к тебе навечно». Что сказать хотел? Ничего не хотел. Он вышел из подворотни не для того, чтобы разговаривать.

Возьмем Билана: «Ты свободна вполне, и не надо вдвойне». Чего не надо вдвойне? Или это мне тебя уже настолько не надо? «Делу время, и стучит в темя, что приготовила новая тема» - понятный в общих чертах призыв к деловитости и прагматизму, выраженный, однако, человеком, начисто утратившим контакт с собственным теменем. «Одинокий город спит, отдыхает, за усталый вид отвечает» - это, как и «тема», слово-маркер, привет из вымершего было социального слоя, где перетирают темы и отвечают за базары. Страшен мир, где даже город отвечает за вид. Однако здесь возможны хоть какие-то догадки о сути происходящего - в женских текстах нет уже ничего похожего на смысл, ибо любовь до такой степени вышибла из головы лирической героини последние извилины, что остались только междометия. В этом, увы, героини тоже повторяют путь Родины. Началось это с Кати Лель с ее призывом «Попробуй мммуа, мммуа, попробуй джага, джага, попробуй (чмок, чмок), мне это надо, надо». Глюкоза окончательно утратила контроль над собой: «Места я не нахожу себе. Стопудово - я, наверное, страдаю по тебе, я просто никакая. Что-то дернуло меня сказать: «Не пошел бы ты на буковок на несколько опять?» От кайфа улетаю». С какой стати она улетает от кайфа, послав на буковок на несколько того, по кому, наверное, стопудово страдает? Это тот самый случай полной утраты собственного «я», когда все эмоции равноправны: можно сожрать, убить, искусать любимого - именно потому, что «от кайфа улетаешь». При этом героиня обречена выражаться строго в формате - ведь формат и стал ключевым словом нашей эпохи: она не может сказать «хватит лезть» или «хорош домогаться» - ей остается только загадочная формула «Край приставать, доставать так по-простому» - немудрено, что сама она признается: «Коды ко мне подобрать не так-то просто». Но это не потому, что она сложна, а именно потому, что слишком проста - и у нее никогда не поймешь, нравится ей происходящее или нет. Она от кайфа улетает, тут не до анализа.

Впрочем, эллипсис (опускание слов и смысловых звеньев) - обычное дело в сегодняшней речи, все меньше отличающейся от SMS. Вспомним песню Ираклия Пирцхалавы «Вова-чума»: «Обходи стороной. Как о стену порой. Гениальный отстой. Но бывает другой. Ты ему просто спой». По контексту это несложно перевести: некого Вову-чуму лучше обходить стороной, поскольку об этого крутого перца можно удариться, как об стену, но абсолютно отстойный чувак бывает и другим, стоит спеть ему. Здесь ради попадания в формат отброшено большинство смыслообразующих конструкций, но ведь и все мы ради формата делаем с собой примерно то же, сокращаясь до набора бессмысленных звуков.

Одно из открытий прошлого года - группа «Город 312», чьи тексты отражают другую крайность: внешне все чрезвычайно гладко, как в любом официальном документе или публичной речи современного образца. Пугает полный вакуум внутри, особенно заметный на фоне приличных рифм и тщательно соблюденных размеров: «Все просто получается. Мир-маятник качается, и свет переключается на звук. На расстояньи выстрела рассчитывать бессмысленно, что истина не выскользнет из рук». Что происходит с героями, кто в них стреляет? Упоминания о переключающемся свете (видимо, о светофоре) наводят на мысль о бегстве от погони, и вот - «Вне зоны доступа мы неопознаны, вне зоны доступа мы дышим воздухом»: стоит ли с такой страстью удирать, чтобы просто подышать? Второй куплет - «Совсем не обязательно ждать помощи спасательной, два шага по касательной наверх» - окончательно запутывает дело: почему они могут подышать воздухом только наверху? На подводной лодке, что ли, происходит действие? Но какой на подлодке светофор?! Между тем слово-сигнал есть и здесь: «Вне зоны доступа». Это словосочетание мы слышим по десять раз на дню - оно-то и становится крючком, цепляющим слушательское внимание. По этому рецепту изготовляется сегодня все - стихи, песни, патриотические слоганы, политические программы и выпуски новостей. От реальности берется один сигнал - дальше можно накручивать что угодно. Столь же вероятен был бы вариант: «Вне зоны доступа мы стали толстыми, все рожи постные, но не упорствуем» - ассонансных рифм на «доступ» в русском языке хватает. Спеть и сказать можно что угодно, лишь бы посреди вербального хаоса мелькали узнаваемые слова вроде «временно недоступен», «мотивация персонала» или «суверенитет». (Ср. у Массквы: «Просто сорвалась и опять скучаешь ты // За границами зоны действия». Технические термины удобны еще и тем, что у каждого слова в них - любопытные коннотации, особенно у «зоны», «границ» и «доступности».)

Современная попса звучит так трагично еще и потому, что отражает последнюю степень распада сознания - и в этом смысле мало чем отличается, скажем, от коллажной прозы Михаила Шишкина, составленной из отрывков чужих текстов, или от политических заявлений Дмитрия Рогозина, изготовленных по той же рецептуре в лучших постмодернистских традициях. Тексты попсы набиты хаотично слепленными обломками чужих цитат, трупами слов, которые когда-то и для кого-то значили многое, если не все, - но сегодня их сгребают в кучу, как мертвые листья. Идеальный пример - тексты Сергея Зверева: «Ради тебя провожать поезда навсегда. От любви пусть растают снега. И звезды с неба падают ради тебя. Боль. Ты ни при чем. Просто обрывки разбитой мечты», человеку даже не приходит в голову, что от разбитой мечты остались бы осколки, а обрывки остаются от разорванного. Все это неважно - ни одно слово уже ничего не значит. С помощью эллипсиса можно было бы придать этой конструкции более многозначительный вид, например: «Ради тебя. Поезда. Осколки. Слезы. Ждать». Но это сильно напоминало бы положенный на музыку словарь - чего нам, кажется, ждать недолго. Мы живем в аду, ибо ад и есть бессмыслица. Но не кто иной, как Дима Билан, открыл нам глаза на эту ситуацию: «Ад мы сделали вручную, только сами для себя».

Все понимают, только сказать не могут.

Матерная ругань – это плохо, но терпимо, или недопустимо? Почему многие стесняются материться в присутствии детей и родителей? Что происходит с душой сквернословящего человека? Размышляет игумен Савва (Мажуко), насельник Свято-Никольского мужского монастыря города Гомеля, Белоруссия.

Русский язык тяжело дается иностранцам, и удивляться тут нечего: по сравнению с «экономными» языками - французским или английским - наш «великий и могучий» кажется излишне усложненным. Правда, один знакомый англичанин, которому не терпелось поговорить с русскими, открыл самый простой способ погружения в стихию нашей родной речи.

Есть у нас такие языковые средства, коими можно сообщить всё или почти всё. Этими средствами пользуется с разной интенсивностью почти половина нашего населения, но, по крайней мере, если кто и не пользуется, то прекрасно понимает этот пласт лексики, основанный на четырех-пяти корнях. Изучив грамматику, словообразование и эти универсальные корни, оный англичанин быстро освоился на просторах нашей необъятной Родины, а в некоторых компаниях и совсем шел за своего.

Русский язык тяжело дается не только иностранцам, но и самим носителям языка, многим из которых крайне трудно выйти из круга речи и . Всеозначающие корни оплетают их так крепко и туго, что беднягам никак не вырваться из их тесных объятий. Ведь в этой стихии человек купается с детства, для некоторых это первые слова, первые опыты общения и даже литературного творчества. Педагоги в школах и вузах всё чаще стали замечать, как тяжело говорят дети, и какие слова они силятся не произнести в том месте, где внезапно обрывают речь, и эти паузы, поверьте, далеко не худший вариант.

Сейчас широко и всерьез спорят о ценности русского мата. Есть добротные исследования и словари. На защиту мата встала творческая и не очень интеллигенция. Один весьма образованный и уважаемый московский автор призывает спасать русский мат как национальное достояние, не дать его на откуп дурновкусию и бездарности, это богатство и святыня народа, которую надо спасать от профанирования; защитить русский мат, дать ему достойную апологию…

Как видите, всеобщая грамотность не всем идет на пользу. И, тем не менее, мы не можем не признать некоторые положительные, да, именно так, - положительные моменты матерщины. Научный факт - матерная брань и сквернословие снижают степень агрессивности. Когда люди стали ругаться матом, убийств стало меньше. Тут можно вспомнить «вечноцветущего» Гомера, открывающего свою «Илиаду» словесной бранью двух великих героев античности - Ахиллеса и Агамемнона. Дело шло к поножовщине, но вмешалась Афина и заставила Ахиллеса ограничиться руганью, ставшей, между прочим, шедевром изящной словесности.

И чего тут лукавить, есть что-то симпатичное и по-настоящему привлекательное в хорошей матерной ругани. Современники Куприна были в восторге и всегда ждали с нетерпением, когда же прославленный писатель начнет ругаться матом. Говорят, это было незабываемое зрелище и слушалище. Однако никоим образом я здесь не оправдываю использование матерной брани в речи и, упаси Боже подражать нам такому изяществу. Но все же, надо иметь в виду, что эта лексика имеет место быть и как реальность нашей жизни и языка может и должна представлять интерес и ценность для исследователя.

Именно так считала великая , утверждавшая, что пользоваться матерными словами и выражениями имеют право только филологи. Но пользуются этой лексикой - увы! - не только филологи и, что уж совсем необычно, не всегда для ругани. Матами теперь разговаривают.

Как-то в беседе со студентами я выяснил, что для некоторых из них говорить матами - принципиальная позиция, своего рода credo. Что только в юности не претендует на статус символа веры! Тогда я спросил этих принципиальных матерщинников, как они поведут себя в такой ситуации: вы едете в троллейбусе со своим маленьким сынишкой; рядом стоят молодые люди и громко и радостно разговаривают матами. Уютно вы себя будете чувствовать или даже не заметите этого? Студенты молчали и смущенно хлопали ресницами.

Когда ты молод и терять тебе нечего - на какие только глупости ты не подпишешься. Но рядом с ребенком или с матерью, бабушкой, отцом все приобретает совсем другие оттенки и звучание. Известный сатирик Михаил Задорнов как-то рассказывал, что его отец, тоже знаменитый писатель, завещал ему: никогда не пиши того, что ты стыдился бы прочитать матери. Хорошее правило. Но вот вопрос: почему так непристойно звучит мат именно при детях и матерях?

Каковы бы ни были наши взгляды и религиозные предпочтения, мы как-то интуитивно, бессознательно видим в ребенке чистоту и непорочность, нуждающуюся в защите. Родитель, старый человек, бабушка, мама, отец - даже в наше мятежное время эти слова хранят в себе опыт священного и требуют особого благоговейного отношения. В древнем Риме благоговение перед родителем доходило до того, что наряду с необычайным развитием «банной» культуры взрослому сыну запрещалось мыться в одной бане с отцом, а зятю с тестем. Образ родителя нельзя было «расколдовывать», пожилой человек был сакральной фигурой.

А какое же значение у наших мёртвых корней? Это генитальная лексика. Слова, обозначающие определенные органы человеческого тела и связанные с их работой действия. Еще Цицерон обратил внимание на такое необычное свойство нашего языка: «Что касается частей тела, пользоваться которыми необходимо, то их и пользование ими не называют их именами. И то, что делать не позорно, только бы это делалось украдкой, называть непристойно» (Об обязанностях I, 35, 127) . Вот такой парадокс, связанный с казалось бы естественными отправлениями тела. Люди из древности заметили, что в этой сфере надо быть осторожными даже в словах, не только в действиях и поступках, и естественная стыдливость и скромность научали человека с детства благоразумной осторожности.

«Разбойничать, обманывать, прелюбодействовать, по существу, позорно, - пишет Цицерон далее, - но об этом говорят без непристойности; прилагать старания насчет детей, по существу, прекрасно в нравственном отношении, но по названию своему непристойно» (Об обязанностях I, 35, 128) . И мы можем задать резонный вопрос: а почему собственно мы так осторожничаем, ведь что естественно, то не безобразно, - так, по крайней мере, говорят наши оппоненты. В тотальности генитальной лексики, т. е. в том, что этими корнями, этим языком можно передать почти всё, если не абсолютно всё, для меня ответ на этот вопрос.

За что был проклят Хам, младший сын Ноя? Он увидел своего отца пьяным и голым и посмеялся над ним. И что же тут такого? За что надо было проклинать потомков человека, который с таким трудом только что спасся из вод потопа? Библия, иногда излишне откровенная, здесь высказывается слишком осторожно. Грех Хама в том, что он свёл всю жизнь своего отца к жизни гениталий. Мы даже приблизительно можем представить, как он назвал своего старого родителя. В наше время это слово или эти выражения так часто звучат, что мы стали уже нечувствительны к тому оскорблению, которое они наносят человеку.

Ной прожил девятьсот пятьдесят лет. Он был мальчиком, юношей, мужем, старцем. Он любил и был любимым, радовался и плакал, встречал рождение своих детей и переживал за супругу. У него были родители и братья, увлечения, ссоры, обиды и радости. Он был пророком Божиим и религиозно одаренным человеком.

Как он пережил годы проповеди, строительство ковчега, непонимание близких и родных, насмешки соседей, считавших его всего лишь выжившим из ума чудаком, которому не на что тратить свое время? Кого из сыновей он любил больше, был ли он внимательным или строгим с невестками и внуками? У этого человека была большая и насыщенная жизнь, и вот однажды его сын, его младшенький, одним словом свел всю эту сложную и необычную жизнь к жизни скрытых от глаз органов.

Как-то у одного кавказского старца спросили: как следует относиться к человеку? Батюшка ответил одной фразой: с благоговением! Сквернословие тем и ужасно, что кощунственно сводит жизнь каждого человека к работе определенных частей тела. Это сейчас модная теория среди ряда психологов, и может быть язык, который называют и домом бытия, и исповедью народа, наш язык как раз и выражает то кощунственное и богохульное поветрие, что овладело душами людей. Так быть не должно. Это недостойно человека. Человек открывается только взгляду благоговейного.

Поговорим о мате.

А и где вы там, сетевые словорубы, раздолбаи и оторвяжники, чиста канкретные пацаны-нонконформисты без комплексов и пружинки в голове?

Слушай внимательно! Брось курить! Начинается отделка щенка под капитана!..

Итак: употребление мата в художественном произведении. Я об этом «много думал» и всё такое.

Сам я мат в книгах не люблю, глаза его как-то не воспринимают, да и мама, старый филолог, постоянно меня воспитывает эпистолярно на предмет чистоты языка, называя сей стиль «смесь фени с университетом». Хотя с другой стороны, если содержание подразумевает именно матерную форму - почему бы и нет?.. Вот Алешковский - написал тотальным матом прекрасную, трогательную повесть о любви («Николай Николаевич»)

То есть в литературе возможно - всё. Но не всё можно считать литературой…

В благословенном же Интернете мат стал практически нормой общения.

И в этом разрезе употребление ненормативной лексики и вообще вульгаризмов - во многом показательно. По этому признаку можно «срисовать» человека практически с фотографическим качеством.

У меня есть и свой текст-тезис, но он шибко уж перегружен «словьями»-терминами, а посему приведу цитату из Сергея Довлатова.

Скрытый текст

"… Прибыл к нам в охрану сержант из Москвы. Культурный человек, и даже сын писателя. И было ему в нашей хамской среде довольно неуютно. А ему как раз хотелось выглядеть «своим». И вот он постоянно матерился, чтобы заслужить доверие. И как-то раз прикрикнул на ефрейтора Гаенко:

Ты что, е6нУлся?!

Именно так и поставил ударение - «е6нУлся».

Гаенко сказал в ответ:

Товарищ сержант, вы не правы. По-русски можно сказать - ё6нулся, е6анУлся или нае6нУлся. А «е6нУлся» - такого слова в русском литературном языке, уж извините, нет!..."

Ну так вот.

Люди в Интернете все разные. Есть такие, что не матерятся вообще и даже как-то обходятся без различных «эквивалентов».

Таким людям я искренне завидую и глубоко уважаю.

Другие таки иногда вставляют русское слово для придания остроты дискусии или создания специального художественного эффекта. И вообще выражаются конкретно и решительно.

Но опять же, как-то так это получается стилистически к месту и психологически естественно. То есть этих «словьев» они в словарях не ищут.

Этих людей я обсуждать не буду, потому как сам к ним отношусь.

И, наконец, есть отдельные некоторые у которых любой «наезд» выглядит как перевод с транслита.

Выглядит это просто жалко.

Вернёмся, однако, к нашим баранам (ничего личного!)…

Вернёмся и зайдём с другого боку.

Поговорим о слове и его цене.

Сидя перед монитором, желательно всегда сравнивать своё виртуальное слово с его реальным эквивалентом. Более по-русски говоря: если вы употребляете конкретное оскорбление, то должны ясно представлять себе последствия его употребления, скажем, на улице.

На улице за это - дают по репе. В сети дать не могут, увы…

А поэтому употребляющий такие слова в виртуале - суть пользующийся своей безнаказанностью трусливый негодяй и мелкий пакостник.

Кроме этого (позволю себе повториться), есть вещи иронизировать и глумиться над которыми просто безнравственно. Сюда относятся вопросы веры, патриотизма и персональной грамотности собеседников.

Христианин, нагадивший в синагоге на алтарь чуждого, а потому неправильного Бога - есть обыкновенный уголовный мерзавец.

Демократ, паталогически обсасывающий юродство посконно-квасного патриотизма в вонючих кирзачах и разодранной до пупа косоворотки - безнадёжно больной человек, нуждающийся в немедленной госпитализации.

Интеллектуал, язвительно указующий на отсутствие мягкого знака после шипящих или на неосведомлённость собеседника в некоторых аспектах редуцирования гласных, такой Бодуэн дэ Куртэнэ - просто дурак и демагог, не желающий (вследствие отсутствия аргументов) дискутировать по существу.

Все вышеприведённые примеры имеют и свои зеркальные дубли.

Теперь поговорим о свободе.

Виртуал как интеллектуальная свобода: мгновенный обмен любой информацией, теоретически неограниченный доступ к информационным базам, возможность изменения личности и пола, отсутствие полицейского редуцирования и цензуры.

Согласны?

Цифровая лепота и технологическое благорастворение воздухов…

А теперь - примерим всё это великолепие на реал. Ну, вдруг как-то так устроится, что всё это станет возможно на самом деле

Я вам сейчас переведу на язык суровой прозы: обвал преступности, всеобщее падение морали, разврат в самых изощрённых его формах, стремительная инфляция человеческой личности (интеллектуально и просто физически). Именно так, а вы как думали: первая обезьяна взяла в руки первую палку не для копания кореньев вшивых, их и руками вполне можно, но - только и исключительно с целью снести башню вредному сородичу.

К чему это я?

Да к тому, что всё это давно уже творится в Интернете нашем любимом. Творится, творится, чего уж там…

И, как ни странно, является прямым следствием свободы.

Всё идёт от человека и только от него. Человек выбирает, для чего ему изменит внешность: чтобы трахнуть жену соседа - или чтобы написать гениальную книгу «изнутри» главного героя. Человек использует анонимность как способ ненавязчивого общения - или как возможность безнаказанно срать в душу. А раз всё о человека, значит не в реальности дело.

В человеческой природе, которая за последнюю тысячу лет не изменилась ничуть.

Вот так примерно.

Личность - одна.

Если её две, значит это раздвоение и болезнь.

Хамить можно, но только тогда, когда существует реальная возможность получить в рыло. Нельзя обижать детей и убогих, красть милостыню у нищего, хотя это так просто! так незаметно можно сделать!.. Слово должно иметь одинаковые вес и цену в любой ситуации. Совершенно недопустимо глумиться над предметом ВЕРЫ людей, будь то религия, любовь к Родине или даже просто какой-то дутый идол - это безнравственно!

Нужно всегда просчитывать последствия своих слов. Даже если ты человек не публичный. Даже тогда.

Вот Христос И.И.

Если б он только ходил и проповедовал - грош цена б была его словам.

Но Он подтвердил их Поступком.

Аааатличная формула была на Руси ране: Слово и Дело.

То есть если кому-то сильно зачесалось покритиковать власти предержащие, то он шёл в ближайший приказ и тама говорил ентот пароль типа. И любой чиновник обязан был его принять и выслушать с тщанием. Потому как в противном случае тому чиновнику бы сделали больно физически.

Если критика была конструктивной - человек поощрялся и отпускался с миром. Если же нет - его начинали учить правильным словам.

(А вот интересно: где б тогда оказались все наши нонешние журналюги?..)

Перевоспитать же можно любого человека и в любом возрасте.

Тому есть конкретные примеры и в педагогике, и даже в художественной литературе. При всём моём глобальном несогласии с майором Звягиным вообще и Веллером в частности, педагогические модели там выписаны достаточно грамотно и вполне реально.

Дистанционное воспитание абсолютно равноправно с воспитанием классическим, потому как и то и другое имеют в своей основе прежде всего Слово.

Наша жизнь - здесь и сейчас.

… Нам не дано предугадать чем наше слово отзовётся…

Здесь, как говорится, ум имеет мудрость. Здесь ключ ко всему.

А вторая строка знаете какая?..

Слово обязательно должно подразумевать дело. Иначе это просто сотрясение воздуха.

Иначе слово - вырождается как семантическая единица, и вместе с ним - вырождается само понятие, означенное этим словом.

То есть если белое назвать чёрным и подводить под это дело теоретические базы, и записать этот бред в конституцию, и массово пропагандировать по TV и… - то чёрное таки станет белым.

А что самое хреновое - вырождается человек.

Пустые слова высасывают душу…

"… В оный день, когда над миром новым

Бог склонял лицо своё, тогда

Солнце останавливали словом,

Словом разрушали города.

И орёл не взмахивал крылами,

Звёзды жались в ужасе к луне,

Если, точно розовое пламя,

Слово проплывало в вышине.

Мы ему поставили пределом

Скудные пределы естества,

И, как пчёлы в улье опустелом,

Дурно пахнут мёртвые слова..."

Празднословие – это милые сплетни и приятные посиделки. Это такая себе легкая праздность. Почти что праздничность. Весело и без “напряга”. Что тут плохого такого? Почему же один из главных четырех пороков, от которых мы просим Господа Великим постом нас избавить – это дух празднословия?

Слишком легко сегодня словом орудуют. Любым

И в бытовой жизни, и в СМИ, и в политике, и в отношениях высоких, и на троллейбусных остановках, и даже в бизнесе. Почему в бизнесе «даже»? Потому, что слово современного торговца грозит последствиями - прибылью или убытком, и чаще всего фиксируется всякими договорами. Да что там договорами? Почти что любое взаимодействие партнеров какого-то общего дела закреплено бланком строгой отчетности. Было слово купца когда-то дороже золота, было. Только вот сегодня слово бизнесмена, даже с бумажкой мало чего стоит – «нагреть», так сказать, другого с благой целью – прибылью и дополнительным увеличением капитала - «это бизнес, детка». Так что, да - даже в бизнесе…

Праздное слово – пустое слово

Говорит преподобный Ефрем Сирин: «Обещание веры, не исполненное на деле. Человек верует и исповедует Христа, но остается праздным, не делая того, что повелел Христос».

Праздное слово – украденное время

Пустая болтовня – это непрочитанная молитва, книга или важное дело – помощь человеку, который в ней нуждается, это утраченная возможность заняться своим здоровьем наконец, дописать научный труд или убраться в квартире.

Праздное слово – это лживое слово

«Праздное слово есть слово несообразное с делом, ложное, дышащее клеветой», по святителю Василию Великому.

И сплетни, и разговоры на отвлеченные темы, и неискренне сказанное слово – это вранье, пар из уст, за которым ни дела, ни размышления не следует.

Помню, как-то призналась знакомому, что пытаюсь не врать – совсем. Он потом другим рассказывал: «Она, мол, считает, что не врет никогда. Ха-ха-ха». Задумалась, откуда такая четкая уверенность в неисполнимости задачи – быть честным. Может, я вру себе, и это таки невозможно?

Когда ты привык выдумывать, перекручивать, приукрашивать, оправдывать себя, то не врать, оказывается – очень тяжело

Вот, кажется, добавь чуть красок в эту историю, и она “заиграет”; вот скажи сейчас этому парню то, что он так яро пытается от тебя добиться, и вот оно – почтение, удовлетворение заработано; ну просит тебя человек что-то сделать – пообещай, чего стоит – а там жизнь покажет, может, сам забудет; плохо подруге – расскажи, какой у тебя прекрасный психолог есть, может, он ей и не понадобится, утешь человека, хоть и телефон этого лекаря давно потерян. И все это так невинно и во благо, никому не мешает жить, а твой рейтинг и количество друзей в фейсбуке только растет.

А потом “бац!” - и прозрение. Не то это. Как так получается, прозрение это? Что за яблоко человеку на голову падает? Кто его знает... Только когда оно случается и в очередной раз тебе уже невмоготу, и стыдно неимоверно тянуть этот ворох мелочевки жизненной на исповедь. Вот тогда все и меняется. Врать становится невыносимо тяжело. Обмануть даже кондуктора в троллейбусе – кажется преступлением, и ты покупаешь каждый раз билетик, даже если ехать одну остановку.

Тяжело врать, но еще тяжелее не врать по инерции. Когда никто не узнает, когда можно не сказать правду, а выдумать причину получше и повод повесомее. Просто ради красного словца. Ведь у тебя это всегда так мастерски получалось, и главное - все верили. Но рефлексия рефлексией, а когда есть с чем сравнивать, то бороться с собою – резон еще какой.

Выигрывать в маленьком бою с собою раз за разом оказывается приятней, чем одобрение окружающих, которым не досталось очередной порции “лапши” или лести

И пусть тех, с кем поговорить можно, станет меньше, так это ж закон такой – или количество, или качество. Добротная книга – собеседник приятней и полезней, чем человек, которому, кроме как о курсе доллара поговорить, больше ни о чем не интересно.

Врать – это часто больше, чем праздно говорить, иногда это преступление, с которого все начинается. Нет, начинается все с невинной болтовни. О том, о сем, о ближнем, о новеньком, гул пустой и раздражительный для уха праведника. Почему человек убегал в пустыню? Тишины, покоя и возможности общения с Тем искал, с Кем говорить – это вопрос жизни и смерти.

«Вначале было Слово. И Слово было у Бога. И Слово было Бог» (Ин. 1:1). Возможно ли не вспомнить этих твердых, как кремень, несколько слов, в которых и ответ – почему не стоит словом пренебрегать и использовать, как вздумается. Господь наш Иисус Христос – Бог Слово. «Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно, ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя Его напрасно» (Исх. 20:7). «От слов своих оправдаешься и от слов своих осудишься» (Мф. 12:37).

Эти ли слова праздны, что мы о них не помним? Или нам наш лепет дороже всего на свете?

Сила в правде! Да, и правда в том, что мы ее, эту правду, всячески из своей жизни выталкиваем – праздным словом, в котором нет ни силы, ни жизни, ни смысла – одна мишура. Мертвое слово – мертвого человека. Потому, что «От избытка сердца уста глаголят» (Лк.6:45).

А знакомый мой был прав, не веря в то, что кто-то может не врать никогда. «Всяк человек ложь» (Пс. 115, 2), и я тож. Только - можно врать без зазрения совести, а можно просить у Господа: «Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми. Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любви даруй ми, рабу Твоему».