За два долгих года я так и не выбрал времени съездить в ту не очень и далекую от города сельскую школу. Сколько раз думал об этом, но все откладывал: зимой - пока ослабнут морозы или утихнет метель, весной - пока подсохнет да потеплеет; летом же, когда было и сухо и тепло, все мысли занимал отпуск и связанные с ним хлопоты ради какого-то месяца на тесном, жарком, перенаселенном юге. Кроме того, думал: подъеду, когда станет свободней с работой, с разными домашними заботами. И, как это бывает в жизни, дооткладывался до того, что стало поздно собираться в гости - пришло время ехать на похороны.
Узнал об этом также не вовремя: возвращаясь из командировки, встретил на улице знакомого, давнишнего товарища по работе. Немного поговорив о том о сем и обменявшись несколькими шутливыми фразами, уже распрощались, как вдруг, будто вспомнив что-то, товарищ остановился.
Слыхал, Миклашевич умер? Тот, что в Сельце учителем был.
Как умер?
Так, обыкновенно. Позавчера умер. Кажется, сегодня хоронить будут.
Товарищ сказал и пошел, смерть Миклашевича для него, наверно, мало что значила, а я стоял и растерянно смотрел через улицу. На мгновение я перестал ощущать себя, забыл обо всех своих неотложных делах - какая-то еще не осознанная виноватость внезапным ударом оглушила меня и приковала к этому кусочку асфальта. Конечно, я понимал, что в безвременной смерти молодого сельского учителя никакой моей вины не было, да и сам учитель не был мне ни родней, ни даже близким знакомым, но сердце мое остро защемило от жалости к нему и сознания своей непоправимой вины - ведь я не сделал того, что теперь уже никогда не смогу сделать. Наверно, цепляясь за последнюю возможность оправдаться перед собой, ощутил быстро созревшую решимость поехать туда сейчас же, немедленно.
Время с той минуты, как я принял это решение, помчалось для меня по какому-то особому отсчету, вернее - исчезло ощущение времени. Изо всех сил я стал торопиться, хотя удавалось это мне плохо. Дома никого из своих не застал, но даже не написал записки, чтобы предупредить их о моем отъезде, - побежал на автобусную станцию. Вспомнив о делах на службе, пытался дозвониться туда из автомата, который, будто назло мне, исправно глотал медяки и молчал, как заклятый. Бросился искать другой и нашел его только у нового здания гастронома, но там в терпеливом ожидании стояла очередь. Ждал несколько минут, выслушивая длинные и мелочные разговоры в синей, с разбитым стеклом будке, поссорился с каким-то парнем, которого принял сначала за девушку, - штаны клеш и льняные локоны до воротника вельветовой курточки. Пока наконец дозвонился да объяснил, в чем дело, упустил последний автобус на Сельцо, другого же транспорта в ту сторону сегодня не предвиделось. С полчаса потратил на тщетные попытки захватить такси на стоянке, но к каждой подходившей машине бросалась толпа более проворных, а главное, более нахальных, чем я. В конце концов пришлось выбираться на шоссе за городом и прибегнуть к старому, испытанному в таких случаях способу - голосовать. Действительно, седьмая или десятая машина из города, доверху нагруженная рулонами толя, остановилась на обочине и взяла нас - меня и парнишку в кедах, с сумкой, набитой буханками городского хлеба.
В пути стало немного спокойнее, только порой казалось, что машина идет слишком медленно, и я ловил себя на том, что мысленно ругаю шофера, хотя на более трезвый взгляд ехали мы обычно, как и все тут ездят. Шоссе было гладким, асфальтированным и почти прямым, плавно покачивало на пологих взгорках - то вверх, то вниз. День клонился к вечеру, стояла середина бабьего лета со спокойной прозрачностью далей, поредевшими, тронутыми первой желтизной перелесками, вольным простором уже опустевших полей. Поодаль, у леса, паслось колхозное стадо - несколько сот подтелков, все одного возраста, роста, одинаковой буро-красной масти. На огромном поле по другую сторону дороги тарахтел неутомимый колхозный трактор - пахал под зябь. Навстречу нам шли машины, громоздко нагруженные льнотрестой. В придорожной деревне Будиловичи ярко пламенели в палисадниках поздние георгины, на огородах в распаханных бороздах с сухой, полегшей ботвой копались деревенские тетки - выбирали картофель. Природа полнилась мирным покоем погожей осени; тихая человеческая удовлетворенность просвечивала в размеренном ритме извечных крестьянских хлопот; когда урожай уже выращен, собран, большинство связанных с ним забот позади, оставалось его обработать, подготовить к зиме и до следующей весны - прощай, многотрудное и многозаботное поле.
Но меня эта умиротворяющая благость природы, однако, никак не успокаивала, а только угнетала и злила. Я опаздывал, чувствовал это, переживал и клял себя за мою застаревшую лень, душевную черствость. Никакие мои прежние причины не казались теперь уважительными, да и вообще были ли какие-нибудь причины? С такой медвежьей неповоротливостью недолго было до конца прожить отпущенные тебе годы, ничего не сделав из того, что, может, только и могло составить смысл твоего существования на этой грешной земле. Так пропади она пропадом, тщетная муравьиная суета ради призрачного ненасытного благополучия, если из-за него остается в стороне нечто куда более важное. Ведь тем самым опустошается и выхолащивается вся твоя жизнь, которая только кажется тебе автономной, обособленной от других человеческих жизней, направленной по твоему, сугубо индивидуальному житейскому руслу. На самом же деле, как это не сегодня замечено, если она и наполняется чем-то значительным, так это прежде всего разумной человеческой добротой и заботою о других - близких или даже далеких тебе людях, которые нуждаются в этой твоей заботе.
Василь Быков
За два долгих года я так и не выбрал времени съездить в ту не очень и далекую от города сельскую школу. Сколько раз думал об этом, но все откладывал: зимой - пока ослабнут морозы или утихнет метель, весной - пока подсохнет да потеплеет; летом же, когда было и сухо и тепло, все мысли занимал отпуск и связанные с ним хлопоты ради какого-то месяца на тесном, жарком, перенаселенном юге. Кроме того, думал: подъеду, когда станет свободней с работой, с разными домашними заботами. И, как это бывает в жизни, дооткладывался до того, что стало поздно собираться в гости - пришло время ехать на похороны.
Узнал об этом также не вовремя: возвращаясь из командировки, встретил на улице знакомого, давнишнего товарища по работе. Немного поговорив о том о сем и обменявшись несколькими шутливыми фразами, уже распрощались, как вдруг, будто вспомнив что-то, товарищ остановился.
Слыхал, Миклашевич умер? Тот, что в Сельце учителем был.
Как умер?
Так, обыкновенно. Позавчера умер. Кажется, сегодня хоронить будут.
Товарищ сказал и пошел, смерть Миклашевича для него, наверно, мало что значила, а я стоял и растерянно смотрел через улицу. На мгновение я перестал ощущать себя, забыл обо всех своих неотложных делах - какая-то еще не осознанная виноватость внезапным ударом оглушила меня и приковала к этому кусочку асфальта. Конечно, я понимал, что в безвременной смерти молодого сельского учителя никакой моей вины не было, да и сам учитель не был мне ни родней, ни даже близким знакомым, но сердце мое остро защемило от жалости к нему и сознания своей непоправимой вины - ведь я не сделал того, что теперь уже никогда не смогу сделать. Наверно, цепляясь за последнюю возможность оправдаться перед собой, ощутил быстро созревшую решимость поехать туда сейчас же, немедленно.
Время с той минуты, как я принял это решение, помчалось для меня по какому-то особому отсчету, вернее - исчезло ощущение времени. Изо всех сил я стал торопиться, хотя удавалось это мне плохо. Дома никого из своих не застал, но даже не написал записки, чтобы предупредить их о моем отъезде, - побежал на автобусную станцию. Вспомнив о делах на службе, пытался дозвониться туда из автомата, который, будто назло мне, исправно глотал медяки и молчал, как заклятый. Бросился искать другой и нашел его только у нового здания гастронома, но там в терпеливом ожидании стояла очередь. Ждал несколько минут, выслушивая длинные и мелочные разговоры в синей, с разбитым стеклом будке, поссорился с каким-то парнем, которого принял сначала за девушку, - штаны клеш и льняные локоны до воротника вельветовой курточки. Пока наконец дозвонился да объяснил, в чем дело, упустил последний автобус на Сельцо, другого же транспорта в ту сторону сегодня не предвиделось. С полчаса потратил на тщетные попытки захватить такси на стоянке, но к каждой подходившей машине бросалась толпа более проворных, а главное, более нахальных, чем я. В конце концов пришлось выбираться на шоссе за городом и прибегнуть к старому, испытанному в таких случаях способу - голосовать. Действительно, седьмая или десятая машина из города, доверху нагруженная рулонами толя, остановилась на обочине и взяла нас - меня и парнишку в кедах, с сумкой, набитой буханками городского хлеба.
В пути стало немного спокойнее, только порой казалось, что машина идет слишком медленно, и я ловил себя на том, что мысленно ругаю шофера, хотя на более трезвый взгляд ехали мы обычно, как и все тут ездят. Шоссе было гладким, асфальтированным и почти прямым, плавно покачивало на пологих взгорках - то вверх, то вниз. День клонился к вечеру, стояла середина бабьего лета со спокойной прозрачностью далей, поредевшими, тронутыми первой желтизной перелесками, вольным простором уже опустевших полей. Поодаль, у леса, паслось колхозное стадо - несколько сот подтелков, все одного возраста, роста, одинаковой буро-красной масти. На огромном поле по другую сторону дороги тарахтел неутомимый колхозный трактор - пахал под зябь. Навстречу нам шли машины, громоздко нагруженные льнотрестой. В придорожной деревне Будиловичи ярко пламенели в палисадниках поздние георгины, на огородах в распаханных бороздах с сухой, полегшей ботвой копались деревенские тетки - выбирали картофель. Природа полнилась мирным покоем погожей осени; тихая человеческая удовлетворенность просвечивала в размеренном ритме извечных крестьянских хлопот; когда урожай уже выращен, собран, большинство связанных с ним забот позади, оставалось его обработать, подготовить к зиме и до следующей весны - прощай, многотрудное и многозаботное поле.
Но меня эта умиротворяющая благость природы, однако, никак не успокаивала, а только угнетала и злила. Я опаздывал, чувствовал это, переживал и клял себя за мою застаревшую лень, душевную черствость. Никакие мои прежние причины не казались теперь уважительными, да и вообще были ли какие-нибудь причины? С такой медвежьей неповоротливостью недолго было до конца прожить отпущенные тебе годы, ничего не сделав из того, что, может, только и могло составить смысл твоего существования на этой грешной земле. Так пропади она пропадом, тщетная муравьиная суета ради призрачного ненасытного благополучия, если из-за него остается в стороне нечто куда более важное. Ведь тем самым опустошается и выхолащивается вся твоя жизнь, которая только кажется тебе автономной, обособленной от других человеческих жизней, направленной по твоему, сугубо индивидуальному житейскому руслу. На самом же деле, как это не сегодня замечено, если она и наполняется чем-то значительным, так это прежде всего разумной человеческой добротой и заботою о других - близких или даже далеких тебе людях, которые нуждаются в этой твоей заботе.
Наверно, лучше других это понимал Миклашевич.
И, кажется, не было у него особой на то причины, исключительной образованности или утонченного воспитания, которые выделяли бы его из круга других людей. Был он обыкновенным сельским учителем, наверно, не лучше и не хуже тысяч других городских и сельских учителей. Правда, я слышал, что он пережил трагедию во время войны и чудом спасся от смерти. И еще - что он очень болен. Каждому, кто впервые встречался с ним, было очевидно, как изводила его эта болезнь. Но я никогда не слыхал, чтобы он пожаловался на нее или дал бы кому-либо понять, как ему трудно. Вспомнилось, как мы с ним познакомились во время перерыва на очередной учительской конференции. С кем-то беседуя, он стоял тогда у окна в шумном вестибюле городского Дома культуры, и вся его очень худая, остроплечая фигура с выпирающими под пиджаком лопатками и худой длинной шеей показалась мне сзади удивительно хрупкой, почти мальчишечьей. Но стоило ему тут же обернуться ко мне своим увядшим, в густых морщинах лицом, как впечатление сразу менялось - думалось, что это довольно побитый жизнью, почти пожилой человек. В действительности же, и я это знал точно, в то время ему шел только тридцать четвертый год.
Василь Быков написал свою повесть "Обелиск" в 1971 году. Через три года за это и еще одно произведение, "Дожить до рассвета", писатель получил Государственную премию СССР. В данной статье мы перескажем фабулу повести, то есть опишем ее краткое содержание. Василь Быков "Обелиск" написал на белорусском языке. Затем эта повесть была переведена на русский и другие языки. Действие ее происходит в белорусской деревне.
Обелиск
Краткое содержание книги "Обелиск" автора Василь Быков начинается следующим образом. В деревне Сельцо умер Миклашевич, еще нестарый учитель. Будучи подростком, он принимал участие в делах партизан. Его школьных друзей в 1942 году расстреляли немцы. Миклашевич добился того, чтобы в Сельце в их честь соорудили небольшой памятник. На обелиске написаны пять имен его товарищей. И ниже масляной краской дописано: "Мороз А. И.".
Поминки
Краткое содержание повести "Обелиск" продолжается. На поминках вспоминают Мороза. О нем рассказывают разные люди. Это был учитель, которого очень любили ребята. Один из последних - Миклашевич. Позже он тоже стал учителем и также притягивал к себе детей. На Мороза жаловались, что он ведет себя с учениками как равный, не поддерживает дисциплину, учит без строгости. Алесь Иванович жил в школе, в боковушке при классе. Этот преподаватель на собственном примере учил детей. Так, вместе с ребятами он порубил упавшее дерево на дрова. Пани Ядя, учительница, считает, что этим можно уронить авторитет.
У Алеся Ивановича было много конфликтов. Например, он позволил школьникам держать на дворе собак, у одной из которых было три лапы. Затем появился скворец - тоже из доходяг. Жил там и слепой кот. Так Мороз учил ребят доброте.
По вечерам он сам провожает через лес девочек, еще и задерживается - помогает с коровой, которая растелилась, их матери. Со своей небольшой учительской зарплаты он купил девочкам по паре ботинок, так как мать решила не пускать их в школу в морозы. Мальчика Павлика Миклашевича он оставил жить у себя, так как отец-пьяница бил его. Этот родитель обратился с заявлением к прокурору, так как ребенок по закону должен жить в семье. Отец стал бить сына ремнем на виду у школы. Тогда Алесь Иванович чуть было в драку не полез, не дал этому человеку забрать парнишку. Комиссия решила отдать парня в детдом. Но Мороз не спешил с этим.
Книги для школьной библиотеки Мороз добывал, где можно. Он носил их из старой усадьбы по льду через реку. У самого берега провалился под лед и целый месяц пролежал больной. Но и лежа в своей каморке читал вслух детям Толстого.
Помогал Мороз и крестьянам - давал советы, хлопотал в Гродно или районе, ездя на попутках. И вот началась война. В Сельце через три дня уже были немцы. Мороз остался в школе, некоторые считали, что он заискивает перед ними. Для партизан Алесь Иванович стал самым дорогим помощником, достал приемник, записывал все, что слышал.
Два полицая
В Сельце было два полицая. Первый, Лавченя, сделал много добра людям в этом звании. А другого окрестили Каин, и он заслужил эту кличку: расстрелял раненых командиров, скрывавшихся в лесу, спалил усадьбу связного, а жену, детей, родителей его расстрелял. Издевался над евреями, устраивал облавы. Каин заподозрил что-то вокруг Морозовой школы. Произвели допрос, обыск. Бородич, ученик Алеся Ивановича, намекнул ему, что можно пристукнуть этого полицая. Но тот запретил своевольничать.
Продолжаем рассказывать о событиях повести, описывать краткое содержание. Василь Быков "Обелиск" продолжает следующими событиями.
К весне 1942 года вокруг учителя в Сельце сложилась преданная группа ребят. Это были Павел Миклашевич (14 лет), Коля Бородич (17 лет), братья Кожаны - Остап и Тимка, Николай Смурный (13 лет, самый младший) и Андрей Смурный - однофамильцы. Эти ребята решили уничтожить Каина в тайне от учителя. Ночью Мороз явился к партизанам и узнал, что их взяли. Сам он еле выбрался - полицай Лавченя предупредил его.
Диверсия
Каин прикатил на хутор на немецкой машине вместе с солдатом, немцем-фельдфебелем, и двумя другими полицаями. Забрали свиней в Сельце, похватали по домам кур. Ребята решили подпилить мостик, по которому полицай со своими людьми должны были возвращаться назад. Машина перевернулась, но погиб лишь немец, придавленный ею. Остальные увидели убегающего мальчишку.
Краткое содержание повести Быкова "Обелиск" продолжается. Лавченя ночью постучал к Морозу, чтобы предупредить, что "хлопцев забрали" и идут за ним. Полицай и немцы верно вычислили, кто из ребят мог совершить диверсию. Алесь Иванович укрылся у партизан. Но вот прибежала Ульяна, связная, с сообщением о том, что фашисты требуют, чтобы пришел учитель, иначе грозятся расстрелять учеников. Ясно, что и учителя убьют, и детей не отпустят. Мороз идет сдаваться. Ребят тем временем заперли в амбар, бьют, таскают на допросы. В разгар пыток появляется учитель. Его арестовывают. Каин пишет рапорт начальству, говоря о том, что поймали главаря банды партизан - Мороза.
Расстрел
Печально заканчивается повесть, по которой составлено краткое содержание. Василь Быков ("Обелиск") описывает далее следующие события. Ребят ведут на смерть. Старший из близнецов, Иван, просит отпустить, ведь немцы обещали. Но его лишь бьют по зубам. Тогда мальчик не выдерживает и ударяет фашиста в живот ногой. Его сразу же расстреливают.
Как выжил Павлик
Мороз знал, что Павлик хорошо бегает, и говорит ему бежать, когда скажет учитель. Мороз криком отвлекает внимание фашистов, и Павлик пытается это сделать, но его подстреливают. Сочтя за мертвого, мальчика сбрасывают в талую воду. Бабка, у которой жил Мороз, подбирает его ночью, везет к отцу, безжалостно стегавшему сына ремнем. Тот привозит доктора из города, прячет, лечит своего сына, и в конце концов мальчик выживает.
Остальных ребят повесили на первый день Пасхи, в воскресенье. Из семи мальчиков уцелел лишь Миклашевич. Но он постоянно болел: грудь его прострелена навылет. Начался туберкулез, затем прихватило сердце, и тот чуть не умер.
После похорон разгораются споры, совершил ли Алесь Иванович подвиг или нет. Он свою жизнь добровольно "положил на плаху" за своих учеников, а это больше, чем если бы он убил сто немцев.
На этом заканчивается краткое содержание. Василь Быков ("Обелиск") изобразил события намного подробнее, с большим количеством деталей, которые мы не упомянули.
Поэтому рекомендуем обратиться к самому произведению для того, чтобы составить полное представление о нем. Очень глубоко показывает суть поступка учителя Василь Быков ("Обелиск"). Краткие содержания произведений этого автора не могут заменить первоначальные варианты.
Краткое содержание повести "Обелиск" В. Быкова для тех, кто сдает по русскому языку и литературе.
Рассказчик, газетный журналист, говорит, что за два года так и не съездил в сельскую школу к учителю Миклашевичу, все откладывал. Теперь уже поздно, он едет туда на похороны учителя, о смерти которого узнал случайно от товарища. Герой чувствует вину, он решает ехать туда сейчас же, хотя учитель не был ему близким человеком. По стечению обстоятельств, не предупредив никого дома, с трудом дозвонившись на работу, он пропускает последний автобус на Сельцо. Приходится ехать на попутной машине, вместе с парнишкой с сумкой, набитой буханками городского хлеба. Рассказчику кажется, что машина идет медленно, он ругает себя за лень, понимая, что из-за нее не попал в Сельцо раньше. Ведь за суетой не замечаешь, как важное остается в стороне, а жизнь опустошается, потому что самое разумное в ней – человеческая доброта и забота о других. Лучше всех это понимал учитель Миклашевич. Он, обыкновенный сельский учитель, пережил трагедию во время войны и чудом спасся от смерти, был очень болен. Болезнь изводила его, но он никогда не жаловался. Познакомились герой и учитель во время перерыва на учительской конференции. Рассказчика поразили его мальчишеская фигура и лицо уже побитого жизнью пожилого человека, хотя учителю шел только тридцать четвертый год. Миклашевич обратился к рассказчику в связи с неким запутанным делом. Рассказчик знал, что он интересуется историей партизанской войны на Гродненщине, сам еще подростком партизанил, а его друзья-школьники расстреляны немцами в сорок втором и хлопотами Миклашевича в их честь поставлен небольшой памятник в Сельце. Обещал учителю приехать, поговорить и разобраться, но опоздал. Он даже не знает, зачем едет в Сельцо, кому он теперь там нужен. Приехав, он видит знакомый обелиск с пятью юношескими именами на черной табличке. Не зная, где кладбище, идет на школьный двор. Там он встречает шапочного знакомого – зоотехника из областного управления сельского хозяйства, которого не видел около пяти лет. Тот говорит ему, что все в учительском доме, просит помочь донести ящик водки. Идут поминки. В небольшой комнате сидят двадцать человек, рассказчик чувствует, что его запоздалое появление хуже отсутствия, но послушно садится и поминает Павла Ивановича Миклашевича. Ксендзов, заведующий районо, говорит о том, какой Миклашевич был коммунист, передовой учитель, активный общественник, и переходит по привычке на успехи в области. Сосед рассказчика, Тимофей Титович Ткачук, перебивает: «При чем тут успехи! Мы похоронили человека! Что вы тут несете про какие-то успехи? Почему вы не вспомните про Мороза? Это Мороза надо благодарить за Миклашевича! Он из него человека сделал!» Но его слова как будто никто не слышит. Ткачук просит рассказчика сказать всем о Морозе, но выясняет, что он Мороза не знает. «Мороз – вот кто пример для всех нас. Как для Миклашевича был», – после этих слов Ткачука за столом становится тихо, и опять его осаживает заврайоно. Через некоторое время Тимофей Титович (он – бывший здешний учитель, сейчас на пенсии, живет в городе) решает ехать домой. Герой понимает, что ему тоже нет смысла оставаться, и уходит с Ткачуком. Молча они дошли до развилки, шоссе было пустынным. Рассказчик спустился к обелиску и увидел, что масляной краской на нем выведено шестое имя – Мороз А. И.
Попутчики решают идти пешком по шоссе, надеясь, что их догонит машина. Рассказчик спрашивает Ткачука о Миклашевиче и Морозе. Узнает, что Мороз открыл эту школу в октябре 1939 г., а Ткачук приехал спустя месяц, отработал в ней семь лет. «Мороз был нашей болячкой. На совести у обоих. У меня и у него. Ну да я что... Я сдался. А он нет. И вот – победил. Добился своего. Жаль, сам не выдержал». Из этих отрывочных сведений рассказчик понимает, что речь идет об истории времен войны, но не хочет показаться назойливым, поэтому не задает вопросов. Ткачук называет Миклашевича преемником Мороза. Работа этих людей после таких смертей имеет смысл и не пропадет зря, считает Ткачук. Он знает, что Миклашевич хотел поговорить о Морозе с рассказчиком, говорит, что Миклашевич добился правды. Про* пустив машину, попутчики продолжают разговор. Ткачук вспоминает, как приехал в школу заведующим. К нему пришла учительница, пани Ядя Подгайская, рассказала о конфликте с Морозом: «Не поддерживает дисциплины, как равный ведет себя с учениками, учит без необходимой строгости, не выполняет программ наркомата и самое главное – говорит ученикам, что не надо ходить в костел, пусть туда ходят бабушки». Ткачука встревожило больше панибратство с учениками, и он при первом удобном случае приехал в школу. Ученики распиливали на дрова поваленное бурей дерево, дров тогда не хватало. Среди учеников он не сразу заметил заведующего, Алеся Ивановича Мороза. Мороз хромал, с детства болела нога, но его рукопожатие свидетельствовало о силе. Ткачук помогает завершить распилку, колку, он заночевал в школе. Ужинали и знакомились с Морозом. Ткачук спрашивал коллегу о программах, успеваемости, дисциплине. Сначала был не согласен с его методикой, потом стал допускать, что в чем-то Мороз прав, сейчас же думает, что он был прав во всем. «Главное, чтобы ребята теперь поняли, что они люди, не быдло, не какие-то там вахлаки, какими паны привыкли считать их отцов, а самые полноправные граждане. Ни перед кем не надо унижаться, надо только учиться, постигать то самое главное, что приобщает людей к вершинам национальной и общечеловеческой культуры», – считал он. Мороз делал из ребят не отличников-зубрил, а людей. В Сельце завелись школьные собаки, которых попросили Мороза оставить дети, читавшие «Муму», школьный скворец, отставший от стаи, слепой школьный кот.
На шоссе появляется автобус, но, остановившись, шофер говорит, что остановки здесь нет и он их не возьмет. Ткачук рассказывает о втором визите к Морозу. Это было зимой, хозяина дома не было, он пошел провожать учениц, живших далеко от школы. А Ткачука встретил Павлик Миклашевич, он жил у Мороза, потому что отец бил его. Спустя две недели Ткачука вызвали к прокурору и приказали забрать у Мороза сына Миклашевича. Мороз выслушал и сказал Павлу, что нужно ехать домой, жить с отцом и мачехой. Павлик уходит с отцом, и по дороге на глазах у всех Миклашевич начинает бить сына. Мороз заступается за мальчика и говорит, что не отдаст его. В результате комиссия решила передать парня в детдом, но Мороз не спешил его туда отправлять.
Зимой, перевозя найденные в усадьбе книги, учитель провалился под лед и слег с воспалением легких. Заехав к Морозу, Ткачук застал такую сцену: Алесь Иванович читал детям «Войну и мир». И в ответ на слова, что он мог бы не прерывать занятия по программе, Мороз сказал, что все программы не стоят двух страничек Толстого. За весну он много прочитал ребятам.
Коля Бородич, чья фамилия стоит первой на памятнике, был заводилой. Плечистый молчаливый парень шестнадцати лет. Когда после четвертого класса было нужно переходить в другую школу, он не пошел и попросился у Мороза оставить его на второй год. Мороз занимался с ребятами самодеятельностью: ставили пьесы, пели. Один из антирелигиозных номеров задел ксендза из Скрылева, во время службы он пренебрежительно отозвался об учителе, оскорбил его за хромоту. Опять вызвали Ткачука в прокуратуру, показали жалобу на Колю Бородича, который залез в храм и осквернил алтарь. Ксендз требовал наказать школьника и его учителя. Коля признался, что хотел отомстить ксендзу, но не сказал, за что. Чтобы парня не засудили, Мороз взял вину на себя, назвал этот поступок следствием своего непродуманного воспитания. Хлопотал, Колю оставили в покое. После этого все в округе стали считать Мороза своим заступником. Потом началась война, приказали организовать истребительные отряды, чтобы вылавливать диверсантов. Граница оказалась незащищенной, от немцев пришлось бежать в лес. Один из его спутников был ранен, знакомый Ткачуку активист Василий Усолец прогнал их, а приютила простая женщина, но раненый умер. Ткачук нашел окруженцев под командованием майора Селезнева, потом туда же пришел прокурор, не дошедший до фронта. Их отправили к землякам прощупывать почву, налаживать связи. Вначале прокурор хотел идти к знакомому, но тот стал полицаем. Мороз же собрал детей и учит их. Но Ткачук не верил, что он стал немецким учителем, и решил пойти к нему. Мороз сказал ему при встрече: «Не будем учить мы – будут оболванивать они. А я не затем два года очеловечивал этих ребят, чтобы их теперь расчеловечили. Я за них еще поборюсь». Ткачук понял, что Мороз умнее их с прокурором, он осмыслил войну и видел то, чего они не замечали. Морозу принесли приемник, он слушал сводки и передавал их в отряд.
Ткачука и рассказчика подобрала повозка, следующая до Будиловичей. Возчик рассказывает, как напали трое парней на девушку с молодым человеком, а за них заступился его земляк Витька. Ткачук радуется, когда выясняется, что Витька учился у Миклашевича. Возчик оказался дядей Коли Бородича и сам партизанил, был санитаром. Ткачук продолжает рассказ: до войны Мороз отправил тех двух девочек, которых через лес провожал домой, в лагерь, началась война, и они пропали, учитель сильно переживал. Один из полицаев по кличке Каин много сделал зла в селе: расстрелял четырех раненых командиров, сжег усадьбу связного и расстрелял всех его родных, устраивал облавы на евреев. Потом обыскал школу, устроили учителю допрос на два часа. Ребята – Миклашевич, Бородич, братья Тимка и Остап Кожаны, однофамильцы Смурный Николай и Смурный Андрей, все те, чьи имена на обелиске, – решили отомстить Каину. Мороз про это не знал, а когда на ребят донесли и их забрали полицаи, Мороз пришел к Ткачуку в лес. Оказалось, ребята подстерегли Каина и подпилили мост, по которому он должен был ехать на машине. Но Бородич и Николай Смурый остались посмотреть, как будет лететь вверх колесами немецкая машина. Однако машина припозднилась, не разгонялась, и задавило только одного немца, ребята убежали, но их успели заметить. Павлик рассказал обо всем взволнованному известием учителю, а потом к нему пришел полицай, тот самый прокурорский знакомый, и предупредил, что ребят забрали, идут за учителем. Потом пришла связная, Ульяна, и сказала, что немцы требуют учителя и грозят повесить ребят. Мороз услышал это и сказал, что пойдет в Сельцо. Пока партизаны хоронят первого в лагере умершего от ран, учитель исчезает.
Повозка приезжает в Будиловичи, в ожидании автобуса попутчики заходят в чайную. Среди буянивших подвыпивших мужчин Ткачук узнает бывшего взводного, получившего три ордена. «Догордился. Трояк уже отсидел, а все не унимается. А некоторые другие потихоньку, помаленьку, орденов не хватали – брали хитростью. И обошли. Обскакали». Ткачук рассуждает о том, что газеты любят писать об одних и тех же героях, а не о тех, кто погиб и от кого не осталось «ни биографии, ни фотографии». Возмущается, что поиском погибших занимаются пионеры, а не взрослые. Продолжает рассказ. Ребят истязали и ждали Мороза, распуская слухи, что Советы воюют руками детей, обрекая их на смерть. Мать Николая Смурного забрали за то, что на немца плюнула. Бородин не стерпел побоев, признался первым, взял на себя вину. Но от остальных не отвязались и все выпытывали про Мороза. Тут он и пришел. И потом возникла путаница. Каин составил рапорт, в котором назвал Мороза главарем банды. А партизаны не внесли его в список потерь, так как он был у них всего два дня, написали, что попал в плен. Получилось, что партизаны неумышленно подтвердили ложь Каина. Но Миклашевич все-таки позднее восстановил истину.
Ребята не знали, что учитель сдался сам, думали, что его поймали. Он подбадривал учеников, говорил, что жизнь человеческая несоразмерна с вечностью, их будут помнить, и уже это – высшая награда. Но их больше утешало присутствие учителя. Когда их вывели на улицу, сбежалась вся деревня. Старший брат Кожановых спросил: «Как же так? Вы же говорили, что когда явится Мороз, то отпустите хлопцев. Так отпустите теперь». Немец ударил его парабеллумом в зубы, а Иван ему – ногой в живот. Немец выстрелил в него. Всех повели через тот мост, подошли к леску, Мороз велел Павлику Миклашевичу бежать, если может, в лес. Учитель криком отвлек внимание полицаев, Павлик бросился бежать, но после трех суток в сарае был без сил, и полицаи подстрелили его. Миклашевича сочли мертвым и оставили в грязи, Мороза избили. Павлика подобрала ночью бабка, которая решила его похоронить, но услышала, что сердце стучит. Позвали отца Павлика, тот приехал и спрятал парня, вылечил, спас от гибели. Всех остальных повесили на первый день Пасхи. Уже в 1946 г. их перезахоронили ближе к Сельцу. У Павла Миклашевича был туберкулез после того, как он пролежал на талой земле, потом сдало сердце. Ткачук называет эту историю героической. Рассказчик думает, что они пропустили автобус, но сам как бы находится в довоенном Сельце. Ткачук расстроен. Их обгоняет машина, в которой едет заведующий районо Ксендзов, он предлагает их подвезти. Заврайоно говорит Ткачуку, что зря он за столом сказал про Мороза, были герои побольше, чем он, сдавшийся в плен и не убивший ни одного немца: «Особого подвига за этим Морозом не вижу». Ткачук называет заведующего районо духовно близоруким, не хочет ехать с ним дальше, но рассказчик его успокаивает. «Он сделал больше, чем если бы убил сто. Он жизнь положил на плаху», – Ткачук, словно боясь не успеть, говорит, выкладывая все наболевшее. «Мороза нет. Не стало и Миклашевича – он понимал прекрасно. Но я-то еще есть! Так что же вы думаете, я смолчу? Черта с два. Пока живой, я не перестану доказывать, что такое Мороз! Вдолблю и в самые глухие уши». Ксендзов уже не возражает, Ткачук скоро умолк, рассказчик тоже молчит. Машина подъезжает к городу.
Однажды осенью журналист из районного издания узнал о смерти учителя Миклашевича, который жил в селе Сельцо. Тому было всего тридцать шесть лет. Ужасное чувство вины обрушилось на газетчика и он принял решение ехать туда. Водитель проезжавшего мимо грузовика взял нашего попутчика.
На одной из учительских конференций Миклашевич обратился к журналисту за помощью. В военное время он был связан с партизанами, а пять его одноклассников убили немцы. Благодаря стараниям мужчины в их честь установили памятник. И ему нужна была какая-то помощь в одном сложном деле. Газетчик пообещал, что поможет - не успел.
За поворотом стал виден обелиск. Журналист вышел и побрел к зданию школы. Тут приехал зоотехник с ящиком водки и показал, где поминают. Газетчик присел с пожилым человеком с орденской планкой. Тем временем принесли пару бутылок и наступило заметное оживление. Слово предоставили заведующему районо Ксендзову.
Начальник стал поднимать стакан и рассказывать, какой покойный был активный общественный деятель и верный коммунист. Далее он начал говорить о великолепных успехах советского народа в экономических, научных, культурных областях…
Но Ксендзова резко прервал ветеран. - К чему говоришь про успехи?! Человек умер! Пьем тут, а Мороза никто и не вспоминает, хотя его имя должен бы знать каждый, - возмущался старик.
Окружающие понимали, о чем речь, а вот для журналиста все оставалось загадкой. Он узнал, что ветеран - это бывший учитель Ткачук Тимофей Титович.
Старик стал уходить. Журналист пошел следом. Ткачук присел на листву, а газетчик направился к обелиску. Сделан он был из бетона и огражден штакетником. Выглядело сооружение скромно, но было ухожено. На табличке из металла было дописано белой краской еще одно имя - Мороз А. И.
К дороге приблизился ветеран и предложил добираться вместе. Журналист стал интересоваться, давно ли тот знал Миклашевича. Оказалось, с детства. Он считал его хорошим человеком и отличным преподавателем, - ребята очень любили. Когда покойный был маленьким, то и сам бегал за Морозом. Газетчик не знал о Морозе и ветеран поведал ему одну историю.
Осенью в 1939 году была воссоединена Западная Белоруссия и Белорусская ССР. Ткачука отправили на запад для организации школ и колхозов. Молодой Тимофей заведовал районо и преподавал в школах. В усадьбе Сельцо Мороз для ребят открыл школу. С ним работала полька Подгайская, которая не говорила по-русски, немного знала белорусский. Женщина жаловалась на методы морозовского воспитания, Ткачук ездил с проверкой.
Во дворе школы было полно детей. Они трудились - упало большое дерево, теперь его распиливали. С дровами было сложно, другие школы жаловались Ткачуку на нехватку топлива, а тут инициативу взяли в свои руки. Молодой парень направился к руководителю. Он хромал, что-то было с ногой. Алесь Иванович Мороз, - представился незнакомец.
Преподаватель родился в Могилевщине. После учебы пять лет преподавал. Проблемы с ногой - с рождения. Мужчина сказал, что дети раньше посещали польскую школу и освоить белорусскую программу пока не просто. Учитель мечтал, чтобы ребята выросли достойными людьми и пытался служить примером.
В январе 1941 года Тимофей Титович заехал в школу погреться. Дверь отворилась и он увидел мальчика лет 10-ти. Юноша сообщил, что учитель ушел проводить сестер. Вскоре прибыл замерзший Мороз. Он пояснил, что раньше их провожал Коля Бородич, но сегодня он не появился и пришлось ему. Мать девочек в школу не пускала - не было обуви, тогда Алесь Иванович купил каждой ботинки. Юношу, что открыл дверь, Мороз оставил в школе, потому что дома его избивал отец. Это и был Миклашевич Павлик.
Вскоре местный прокурор Сивак сказал отдать Миклашевича отцу. Мороз отправил парня с родителем. Тот повел Павла и стал бить ремнем по дороге. Алесь Иванович выскочил и выхватил у Миклашевича-старшего ремень, мужчины чуть не затеяли драку. Вскоре пошли судебные разбирательства и преподаватель смог добиться, чтобы Павлика отдали в детдом. Но Мороз это решение выполнять не собирался..
Война изменила все. Шло немецкое наступление, советских же войск не видели.
К концу третьего дня фашисты были уже в селе. Ткачук и другие думали, что немцев скоро выгонят. Четырехлетней войны не ожидали… Было много предателей из местных.
Учителя примкнули к отряду казака Селезнева, позже добавился Сивак. Начали рыть окопы и готовиться к холодам. Было решено налаживать связи с местными селами и своими людьми. Селезнев отправил бойцов за информацией.
Сивак вместе с Ткачуком зашли в Сельцо. Друг прокурора стал полицаем, а Мороз преподавал и дальше. Руководитель районо от Алеся такого не ожидал! Сивак все нудел, что зря его не репрессировали тогда..
Ночь. Ткачук встретился с Алесем, а Сивак ждал на улице. Мороз объяснил, что маскируется и не для того в ребят душу вкладывал, чтобы оккупанты их захватили. Вместе друзья приняли решение, что преподаватель будет докладывать партизанам о происходящем в селе.
Мороз активно помогал. Он тайно слушал приемник и записывал военные сводки, распространяя их по селу и передавая партизанам. Зимой наши сидели в укрытиях: холод, еды мало - лишь почта поднимала настроение.
Поначалу все было нормально. Фашисты и полицаи Алеся не трогали. Но однажды его заподозрили..
Полицай Лавченя, которого прозвали Каином прислуживал немцам. Раньше был обычным юношей, но на войне сразу переметнулся на вражью сторону. И вел себя также - убивал, грабил, насиловал. Как-то полиция ворвалась в здание школы. Обыскали книги, портфели и стали допрашивать Мороза.
Бородич задумал Каина убить, но Алесь Иванович запретил.
Миклашевичу Павлу было 15 лет. Николай Бородич был старше всех, ему шел девятнадцатый год. В этой группе были еще Остап и Тимур Кожаны, однофамильцы Андрюша Смурный и Коля Смурный - всего шесть. Младшему Коле было 13 лет. И вот друзья придумали как обезвредить Каина.
Каин часто бывал у отца, где развлекался и пил с немцами или коллегами. Все произошло неожиданно. Пришла весна, стал сходить снег. Тимофей Титович был назначен комиссаром. Однажды часовой привел неизвестного храмого. Это был Алесь. Учитель присел и сказал, что ребят схватили.
Выяснилось, что Бородич подговорил других. Ночью хлопцы подпилили столбы у мостика, рассчитывая, что машина Каина угодит в овраг. Смурный и старший товарищ наблюдали в кустах, другие ушли. Автомобиль Каина, в котором помимо него были пассажиры и скот на мосту упал под мост. Но все, кроме немца уцелели и быстро выбрались наружу.
Парни побежали в село, но их заметили. Вскоре все Сельцо знало об этом. Мороз искал Бородича, но парень исчез. Тогда Павел Миклашевич все рассказал преподавателю. Ночью полицай пришел к Алесю и сказал, что ребят поймали, а он - следующий.
Мороз остался в отряде. На нем словно лица не было. Вскоре прибыла Ульяна - связная, которая приходила лишь в крайних случаях. Фашисты потребовали выдачи Мороза, грозились повесить детей. Ночью их матери прибежали к связной и молили о помощи.
Алесь случайно подслушал и вызвался идти. Казак и Ткачук начали кричать, что фашисты не отпустят ребят, поубивают и его и их. Селезнев предложил продолжить разговор позже, но Мороз пропал! Что было потом узнавали от Гусака, а спустя время - от Миклашевича.
Хлопцы сидели в амбаре, их допрашивали, пока ждали Мороза. Вначале дети не признавались, но во время пыток Бородич все рассказал и взял вину на себя. Думал, что других выпустят. Пришел Алесь Иванович, его скрутили и затащили в хату.
Всех собрали. Ребятня, услышав голос учителя пала духом. Никто не думал, что Мороз сам пришел. Вечером всех семерых отвели на улицу. Кожанов Ваня выбежал к немцу и спросил, почему не отпускают их, говорили же, что им нужен только преподаватель. Фашист ударил парня по зубам, Иван стукнул его ногой. Мальчишку убили.
Пленники шли по той тропе, где был мост. Алесь и Паша впереди, сзади остальные. Их сопровождали семеро полицаев и четверо немцев. Говорить было нельзя, руки крепко связаны за спинами.
У моста Мороз прошептал Павлу, чтобы когда он крикнет - тот бежал к кустам. Виднелся лес. Вдруг Алесь Иванович громко вскрикнул и смотрел налево, как будто там кто-то был. Все оглянулись, даже Миклашевич, но потом парень побежал. В Павла стреляли, затем притащили и кинули в воду. Мороза побили так, что он не вставал уже.
Ночью мальчишку нашли. Остальных увезли и издевались пять дней. В первый пасхальный день всех повесили. Первыми были учитель и Бородич, других вешали рядом. Так тела провисели пару дней. Зарыли у кирпичного завода, а потом перезахоронили ближе к селу.
В 1944 году нашли гестаповские и полицейские бумаги. Среди них - рапорт Каина о Алесе Морозе. Там сообщалось, что он схватил главаря партизанской банды Мороза. Это вранье было выгодно и немцам и Каину. С Селезнева требовали отчет о потерях. Он написал, что Мороз попал в плен, при том, что "партизаном" был два дня. И вот собралось два документа на учителя, которые опровергнуть было нереально. Но Миклашевичу это удалось.
Павел очень болел, лечился ежегодно. Простреленная насквозь грудь, начавшийся туберкулез из-за долгого пребывания в канаве напоминали о себе. Вроде удалось вылечить легкие, но остановилось сердце.
Мимо ехал автомобиль Ксендзова, он согласился взять попутчиков. Далее начался спор, начальник районо говорил, что Мороз не герой, так как немцев не убивал, детей не спас. А Миклашевич в живых остался случайно. Ветеран разозлился и стал доказывать водителю обратное, ведь Алесь жизнь отдал, чтобы такие как он, Ксендзов, знали о войне лишь по фильмам. И пока он жив все узнают о подвиге учителя.
Наступила тишина. Машина подъезжала к городу..
