Хрустальный глобус
Пьер Безухов из романа «Война и мир» Льва Толстого видит во сне хрустальный глобус:
«Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали её, иногда уничтожали, иногда сливались с нею… В середине Бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растёт, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает».
Пьер Безухов
Стремление капель к всемирному слиянию, их готовность вместить весь мир - это любовь, сострадание друг к другу. Любовь как полное понимание всего живого перешла от Платона Каратаева к Пьеру, а от Пьера должна распространиться на всех людей. Он стал одним из бесчисленных центров мира, то есть стал миром.
Вот почему смеётся Пьер над солдатом, охраняющим его с винтовкой у двери сарая: «Он хочет запереть меня, мою бесконечную душу…» Вот что последовало за видением хрустального глобуса.
Совсем не так банален эпиграф романа о необходимости единения всех хороших людей. Слово «сопрягать», услышанное Пьером во втором «вещем» сне, не случайно сочетается со словом «запрягать». Запрягать надо - сопрягать надо. Всё, что сопрягает, есть мир; центры - капли, не стремящиеся к сопряжению, - это состояние войны, вражды. Вражда и отчуждённость среди людей. Достаточно вспомнить, с каким сарказмом смотрел на звезды Печорин, чтобы понять, что представляет собою чувство, противоположное «сопряжению».
Пьер Безухов. Музей им. К.А.Федина, г. Саратов
Вероятно, не без влияния космологии Толстого строил позднее Владимир Соловьев свою метафизику, где ньютоновская сила притяжения получила наименование «любовь», а сила отталкивания стала именоваться «враждой».
Война и мир, сопряжение и распад, притяжение и отталкивание - вот две силы, вернее, два состояния одной космической силы, периодически захлестывающие души героев Толстого . От состояния всеобщей любви (влюблённость в Наташу и во всю вселенную, всепрощающая и всё вмещающая космическая любовь в час смерти Болконского) до той же всеобщей вражды и отчуждённости (его разрыв с Наташей, ненависть и призыв расстреливать пленных перед Бородинским боем). Пьеру такие переходы не свойственны, он, как и Наташа, по природе всемирен. Ярость против Анатоля или Элен, воображаемое убийство Наполеона носят поверхностный характер, не затрагивая глубины духа. Доброта Пьера - естественное состояние его души.
Пьер, князь Андрей и Наташа Ростова на балу
Пьер «увидел» хрустальный глобус со стороны, то есть вышел за пределы видимого, зримого космоса ещё при жизни. С ним произошёл коперниковский переворот. До Коперника люди пребывали в центре мира, а тут мироздание вывернулось наизнанку, центр стал периферией - множеством миров вокруг «центра солнца». Именно о таком коперниковском перевороте говорит Толстой в финале романа:
«С тех пор, как найден и доказан закон Коперника, одно признание того, что движется не солнце, а земля, уничтожило всю космографию древних…
Как для астрономии трудность признания движений земли состояла в том, чтобы отказаться от непосредственного чувства неподвижности земли и такого же чувства неподвижности планет, так и для истории трудность признания подчинения личности законам пространства, времени и причин состоит в том, чтобы отказаться от непосредственного чувства независимости своей личности».
Пьер на дуэли с Долоховым
Отношение единицы к бесконечности - это отношение Болконского к миру в момент смерти. Он видел всех и не мог любить одного. Отношение единицы к единому - это нечто другое. Это Пьер Безухов. Для Болконского мир распадался на бесконечное множество людей, каждый из которых в конечном итоге был Андрею неинтересен. Пьер в Наташе, в Андрее, в Платоне Каратаеве и даже в собаке, застреленной солдатом, видел весь мир. Всё происходящее с миром происходило с ним. Андрей видит бесчисленное множество солдат - «мясо для пушек». Он полон сочувствия, сострадания к ним, но это не его. Пьер видит одного Платона, но в нём весь мир, и это его.
Ощущение схождения двух сторон расходящегося угла в единой точке очень хорошо передано в «Исповеди» Толстого , где он очень точно передаёт дискомфорт невесомости в своем сонном полёте, чувствуя себя как-то очень неудобно в бесконечном пространстве мироздания, подвешенным на каких-то помочах, пока не появилось чувство центра, откуда эти помочи исходят. Этот центр, пронизывающий всё, увидел Пьер в хрустальном глобусе, чтобы, очнувшись от сна, ощутить его в глубине своей души, как бы вернувшись из заоблачной выси.
Так Толстой объяснял в «Исповеди» свой сон тоже ведь после пробуждения и тоже переместив сей центр из межзвёздных высей в глубины сердца. Центр мироздания отражается в каждой хрустальной капле, в каждой душе. Это хрустальное отражение есть любовь.
Война - это чужое, мир - это своё. Хрустальному глобусу Пьера предшествует в романе Толстого глобус-мячик, которым на портрете играет наследник Наполеона. Мир войны с тысячами случайностей, действительно напоминающий игру в бильбоке. Глобус - мяч и глобус - хрустальный шар - два образа мира. Образ слепца и зрячего, гуттаперчевой тьмы и хрустального света. Мир, послушный капризной воле одного, и мир неслиянных, но единых воль.
Пьер едет смотреть на войну
Художественная убедительность и цельность такого космоса не требует доказательств. Хрустальный глобус живёт, действует, существует как некий живой кристалл, голограмма, вобравшая в себя структуру романа и космоса Льва Толстого.
«Светлые паутинки - вожжи Богородицы», которыми соединены люди в вещем сне Николеньки, сына Андрея Болконского, со временем соединятся в едином «центре» хрустального глобуса, где-то там, в космосе. Станут прочной опорой для Толстого в его космическом зависании над бездной (сон из «Исповеди»). Натяжение «космических вожжей» - чувство любви - это и направление движения, и само движение. Толстой любил такие простые сравнения, как опытный всадник, любитель верховой езды и как крестьянин, идущий за плугом. Всё вы написали правильно, скажет он Репину о его картине «Толстой на пашне», только вот вожжи дать в руки забыли.
Пьер на Бородинском сражении русской армии с Наполеоном
В хрустальном глобусе Пьера капли и центр соотнесены именно таким образом, по-тютчевски: «Всё во мне, и я во всём».
В поздний период личность-единица была принесена в жертву «единому» миру. Можно и должно усомниться в правоте такого опрощения мира. Глобус Пьера как бы помутнел, перестал светиться. Зачем нужны капли, если всё дело в центре? И где отражаться центру, если нет тех хрустальных капель?
Космос романа «Война и мир» - такое же уникальное и величественное строение, как космос «Божественной комедии» Данте и «Фауста» Гёте . «Без космологии хрустального глобуса нет романа», ― утверждает К. Кедров-Челищев . Это нечто вроде хрустального ларца, в который спрятана смерть Кощея. Здесь всё во всём - великий принцип синергетической двойной спирали, расходящейся от центра и одновременно сходящейся к нему.
Пьер-читатель
Если Толстой изображал сновидения как трансформацию внешних впечатлений (например, сон Пьера Безухова, который слова будящего его слуги «запрягать пора» воспринимает во сне как решение философской проблемы - «сопрягать»), то Достоевский считал, что во сне забытые переживания людей всплывают в сферы, подконтрольные сознанию, а потому через свои сновидения человек лучше познает себя. Сновидения героев раскрывают их внутреннюю сущность - ту, которую не хочет замечать их бодрствующий ум.
Лев Толстой
Вспомните об этом в нужный момент!
Если вы нашли моё сообщение полезным для себя, пожалуйста, расскажите о нём другим людям или просто дайте на него ссылку.
Узнать больше вы всегда можете в нашей Школе писательского мастерства :
Гул шагов... Гул крови, бьющей в виски... Он шел по верхнему этажу, переходя из комнаты в комнату... Он прибыл в Екатеринбург позавчера и только сегодня смог проникнуть в дом Ипатьева. Сюда была перевезена из Тобольска царская семья. На стене одной из комнат, у окна, он увидел нарисованный карандашом знак императрицы - она ставила его повсюду - на счастье. Внизу стояла дата: 17(30) апреля. Это день, когда их заключили в дом Ипатьева. В комнате, где помещался цесаревич Алексей, тот же самый знак, нарисованный на обоях. Знак находился и над кроватью цесаревича. Всюду царил страшный беспорядок. Около печей зловеще темнели кучки золы. Он присел на корточки перед одной из них и увидел наполовину обгоревшие шпильки для волос, зубные щетки, пуговицы... Что же случилось? Куда их увели? Скорее всего, это произошло ночью. Их увели в том, в чем застали, не дав собраться и захватить самое необходимое.
Во время заключения в Екатеринбурге единственным разрешенным местом для прогулок Николая II и его семьи была крыша дома Ипатьевых. Фото Пьера Жильяра
Он спустился в нижний этаж, в полуподвал, и от ужаса застыл на пороге. Низкое зарешеченное окно почти не пропускало дневного света. Стены и пол, словно черные раны, покрывали следы пуль и штыков. Надежды больше не оставалось. Неужели они подняли руку на государя? Но если так, то нельзя было и мысли допустить, что императрица пережила его. Значит, они оба стали жертвами. Но дети? Великие княжны? Цесаревич Алексей? Все доказывало, что жертвы были многочисленны...
Он опустился на каменный пол этой зловещей, похожей на тюремную камеру комнаты, обхватил голову руками и увидел, как ему навстречу идет государь с дочерьми. Опушенные снегом ели окружают царскосельское озеро. Великая княжна Ольга идет с отцом под руку, крепко прижавшись к его плечу. Великая княжна Татьяна с другой стороны сжимает руку государя и что-то быстро-быстро говорит. Младшие княжны то забегают вперед, то идут позади. Анастасия придумывает очередную шалость, забивая снег за отвороты своей бархатной шубки. Государь с нежностью смотрит на дочерей, он любуется сияющими румянцем лицами. Синие добрые глаза словно говорят: «Посмотрите, какие у меня славные дочери!» ...Он хотел поклониться государю, но ему никак не удавалось встать с пола. «Но почему зима?» - подумал он. И тут его сознанию открылось, что и дом Ипатьева, и царскосельский парк - всего лишь сон... Он проснулся...
В небольшой уютной квартире Пьера Жильяра стояла мирная утренняя тишина
Е. Липгарт. «Портрет императора Николая II»
И. Галкин. «Императрица Александра Федоровна»
Великая княжна Анастасия
Этот сон приснился ему, конечно, не случайно. Вчера Пьер получил письмо от великой княгини Ольги Александровны, сестры императора Николая II, живущей в Дании. Она писала, что в Берлине объявилась молодая женщина, которая называет себя младшей дочерью императора Николая II Анастасией. «Пожалуйста, немедленно поезжайте посмотреть на эту несчастную. А вдруг она окажется нашей малышкой... И, если это действительно она, пожалуйста, дайте мне знать телеграммой, и я тоже приеду в Берлин».
Пьер Жильяр вместе с женой Александрой, бывшей горничной великих княжен, на следующий же день отправился в Берлин, в госпиталь святой Марии. Женщина, объявившая себя Анастасией, уже несколько дней находилась без сознания. Исхудавшее тело походило на скелет, обтянутый кожей. Кто мог бы узнать в ней княжну Анастасию, даже если это и впрямь была она?
По настоянию Жильяра больную перевели в хорошую клинику.
«Самое важное, чтобы она осталась жива, - сказал он жене, не отходившей от постели больной. - Мы вернемся, как только ей станет лучше».
Через три месяца Пьер Жильяр и Александра навестили больную. Пьер, присев около нее, сказал:
Пожалуйста, расскажи, что ты помнишь из своего прошлого?
Та в гневе бросила:
Я не знаю, что такое «помнить»! Если бы вас хотели убить, как меня, многое ли вы запомнили бы из того, что было раньше?
Жильяру пришлось уйти.
На пороге он столкнулся с женщиной в сиреневом плаще. Жильяр узнал ее: это была княгиня Ольга, любимая тетушка великих княжен.
Подойдя к кровати Анастасии, она улыбнулась ей и протянула руку.
Княгиня Ольга обожала своих племянниц. Каждую субботу княжны, жившие в Царском Селе, с нетерпением ждали ее. Они отправлялись в дом Ольги Александровны, где веселились, играли и танцевали с другими детьми...
Ты помнишь, как наслаждались вы каждой минутой? - спрашивала она Анастасию с улыбкой. - Я до сих пор слышу, как звенит твой смех.
При этих словах самозванка, кивнув, горько расплакалась. Ольга Александровна расцеловала ее в обе щеки:
Ты обязательно поправишься.
Снова и снова она внимательно вглядывалась в лицо женщины, почти ничем не напоминавшее лицо ее маленькой Анастасии. Только глаза были такие же огромные, яркие, голубые.
«Но ведь она столько пережила! Сердце подсказывает мне, что это она! Как я хочу, чтобы это была она!»
В октябре 1928 года скончалась вдовствующая императрица Мария Федоровна. На следующий день вышел в свет документ, названный потом «романовской декларацией». Ее подписали двенадцать представителей Русской императорской фамилии, которые единодушно подтверждали, что фрау Унбеканнт не является дочерью царя Николая II. Этот документ, в котором цитировались высказывания великой княгини Ольги, Пьера Жильяра и баронессы Буксгевден, фрейлины Александры Федоровны, убедил публику, что представители дома Романовых отвергли самозванку.
Но самозванка продолжала выдавать себя за княжну Анастасию, и всегда находились люди, желавшие поселить у себя «царскую дочь». Она жила то в Америке, то в Англии, то в Германии.
В1968 году Анастасия вновь переехала в Америку, где вышла замуж за доктора Менахана. Они прожили вместе пятнадцать лет. В последние годы самозванка часто попадала в психиатрическую клинику. 12 февраля 1984 года Анастасия Менахан скончалась от пневмонии.
Царственные мученики. Икона
1. «Война и мир» как произведение 60-х годов XIX века
60-е годы XIX века в России стали периодом наивысшей активности крестьянских масс, подъема общественного движения. Центральной темой литературы 60-х годов стала тема народа. Эта тема, а также современные Толстому проблемы рассматриваются писателем сквозь призму истории. Исследователи творчества Толстого расходятся в вопросе, что, собственно, Толстой подразумевал под словом «народ» - крестьян, нацию в целом, купечество, мещанство, патриотически настроенное патриархальное дворянство. Безусловно, все эти слои входят в толстовское понимание слова «народ», но лишь тогда, когда они являются носителями нравственности. Все, что безнравственно, исключается Толстым из понятия «народ».
2. Философия истории, образы Кутузова и Наполеона
Толстой своим произведением утверждает решающую роль народных масс в истории. По его мнению, действия так называемых «великих людей» не оказывают решающего влияния на ход исторических событий. Вопрос о роли личности в истории поднимается в начале третьего тома (Первая часть, первая глава):
- Применительно к истории личность в большей степени действует бессознательно, чем сознательно;
- Человек в большей степени свободен в личной жизни, чем в общественной;
- Чем выше стоит человек на ступенях общественной лестницы, тем очевиднее предопределенность и неизбежность в его судьбе;
Толстой приходит к выводу, что «Царь есть раб истории». Современник Толстого историк Богданович прежде всего указывал на определяющую роль Александра Первого в победе над Наполеоном, а роль народа и Кутузова вообще сбрасывал со счета. Толстой же ставил своей задачей развенчать роль царей и показать роль народных масс н народного полководца Кутузова. Писателем отражены в романе моменты бездействия Кутузова. Это объясняется тем, что и Кутузов не может по своей воле распоряжаться историческими событиями. Зато ему дано осознать действительный ход событий, в осуществлении которых он участвует. Кутузов не может понять всемирно-исторического смысла войны 1812 года, но он осознает значение этого события для своего народа, то есть он может быть сознательным проводником хода истории. Кутузов сам близок народу, он чувствует дух войска и может управлять этой великой силой (главная задача Кутузова во время Бородинского сражения - поднять дух армии). Наполеон лишен понимания происходящих событий, он - пешка в руках истории. Образ Наполеона олицетворяет собой крайний индивидуализм и эгоизм. Себялюбец-Наполеон действует, как слепец. Он не великий человек, он не может определить нравственный смысл события вследствие собственной ограниченности. Новаторство Толстого состояло в том, что он внес в историю нравственный критерий (полемика с Гегелем).
3. «Мысль народная» и формы ее воплощения
Путь идейного и нравственного роста ведет положительных героев к сближению с народом (не разрыв са своим классом, а нравственное единение с народом). Герои испытываются отечественной войной. Независимость частной жизни от политической игры верхов подчеркивает нерасторжимую связь героев с жизнью народа. Жизнеспособность каждого из героев проверяется «мыслью народной». Она помогает Пьеру Безухову обнаружить и проявить свои лучшие качества; Андрея Болконского называют «наш князь»; Наташа Ростова достает подводы для раненых; Марья Болконская отвергает предложение мадемуазель Бурьен остаться во власти Наполеона. Наряду с истинной народностью Толстой показывает и псевдонародность, подделку под нее. Это отражено в образах Ростопчина и Сперанского (конкретных исторических лиц), которые хотя и пытаются взять на себя право говорить от имени народа, ничего общего с ним не имеют. Толстому не понадобилось большого числа образов из простонародья (не следует путать народность и простонародность). Патриотизм - Свойство души любого русского человека, и в этом отношении нет разницы между Андреем Болконским и любым солдатом его полка. Близок к народу и капитан Тушин, в образе которого сочетаются «малое и великое», «скромное и героическое». Часто участники похода вообще не названы по именам (напр., «барабанщик-запевала»). Тема народной войны находит свое яркое выражение в образе Тихона Щербатого. Образ неоднозначен (убийство «языка», «разинское» начало). Неоднозначен и образ Платона Каратаева, в условиях плена вновь обратившегося к своим истокам (с него спадает все «наносное, солдатское», остается крестьянское). Наблюдая за ним, Пьер Безухов понимает, что живая жизнь мира выше всяких умствований и что счастье в нем самом. Однако, в отличие от Тихона Щербатого, Каратаев вряд ли способен к решительным действиям, его благообразие приводит к пассивности.
В сценах с Наполеоном Толстой пользуется приемом сатирического гротеска: Наполеон переполнен самообожанием, его помыслы преступны, его патриотизм фальшив (эпизоды с Лаврушкой, награждение солдата Лазарева орденом Почетного легиона, сцена с портретом сына, утренний туалет перед Бородиным, ожидание депутации «московских бояр»). Нескрываемой иронией проникнуто и изображение жизни других людей, также далеких от народа - независимо от их национальной принадлежности (Александр Первый, Анна Павловна Шерер, семья Кураги-ных, Берги, Друбецкие и проч.).
Путь героев, принадлежащих к аристократии, к духовному единению с народом изображен Толстым в его противоречивости и неоднозначности. Писатель с иронией описывает заблуждения и самообман героев (поездка Пьера в южные имения, идеалистические бесплодные попытки нововведений; бунт крестьян в Богучарове, попытка княжны Марьи раздать господский хлеб и проч.).
4. Историко-философские отступления
В произведении собственно художественное повествование временами прерывается историко-философскими отступлениями, по стилю близкими публицистике. Пафос философских отступлений Толстого направлен против либерально-буржуазных военных историков и писателей. По Толстому, «мир отрицает войну» (напр., описание плотины, которую видят русские солдаты во время отступления после Аустерлица - разоренную и безобразную, и сравнение ее в мирное время - утопающей в зелени, аккуратной и отстроенной). Толстой поднимает вопрос сооткошения лич ности и общества, руководителя и массы (сон Пьера после Бородина: ему снится умерший Баздеев (масон, который ввел его в ложу), который говорит: «Война - есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам Бога... Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти, а кто не боится ее, тому принадлежит все... Самое трудное состоит в том, чтоб уметь соединять в душе своей значение всего». Пьеру также снятся простые солдаты, которых он видел на батарее и которые молились на икону. Пьеру представляется, что нет лучшей доли, чем быть простым солдатом и делать дело, а не рассуждать, как его прежние знакомые, которых он также видит во сне. Другой сон - накануне освобождения из плена, после смерти Каратаева. Старый учитель географии показывает Пьеру глобус, который представляет собой огромный, колеблющийся шар. «Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли все эти двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась... захватить наибольшее пространство... «Вот жизнь, - сказал старичок учитель... - В середине Бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его...*). Толстой - не историк-фаталист. В его произведении особенно остро стоит вопрос о нравственной ответственности человека - исторического деятеля и всякого человека - перед историей. По мысли Толстого, человек тем менее свободен, чем ближе он поставлен к власти, но и частный человек несвободен. Толстой подчеркивает, что надо уметь разоряться ради защиты Отечества, как поступают Ростовы, быть готовым отдать все, пожертвовать всем, как это умеет Пьер Безухов, но не умеют пришедшие в здание дворянского собрания именитое купечество и благородное дворянство.
