Небольшой донской хутор, в годы Великой Отечественной войны ставший могилой для тысяч советских и немецких солдат, а позже исчезнувший со всех карт, на днях обнаружили поисковики «Миус-Фронта». Маленькое поселение горняков с названием Голубячий, которое уже десятки лет не посещал ни один человек, сохранило следы ожесточенных боев.
«Остатки фундаментов домов, немецких укреплений, пулеметных гнезд, минометных позиций. Всюду среди листвы виднеются осколки мин, стреляные гильзы, куски колючей проволоки. В нескольких местах лежат проржавевшие каски советских солдат, простреленные пулями навылет», – описывает картину, развернувшуюся сегодня в хуторе Голубячем, руководитель поискового отряда «Миус-Фронт» Андрей Кудряков . Члены этого отряда первыми за последние 30 лет побывали в Голубячем и, по сути, заново его открыли.
В хуторе Голубячем в начале сороковых годов прошлого века жили шахтеры. Так было до начала войны, когда в поселение пришли и оккупировали его фашистские войска. Хутор стал частью Миус-фронта – рубежа, который с декабря 1941 года по август 1943 года удерживали фашисты. Уже в те годы местные жители покинули хутор, а их место заняли боевые машины и солдаты.
История поисков небольшого заброшенного хутора началась еще в 2008 году с яркого рассказа ветерана Григория Кирилловича Пужаева, который он поведал молодым поисковикам, в числе которых был и Андрей Кудряков. Это была история о пятерых братьях Гуровых – уроженцах Ставропольского края, навсегда связавших свои судьбы с исчезнувшим донским хутором.
Алексей, Павел, Николай, Михаил и Дмитрий Гуровы служили в одном подразделении 867-го стрелкового полка 271-й стрелковой дивизии, которая в феврале 43-го штурмовала неприступный Миус-фронт.
«17 июля части 271-й дивизии начали очередной штурм немецких укреплений и переправились через реку Миус. Полк, в котором служили братья Гуровы, захватил небольшой плацдарм на противоположном берегу реки, в том месте, где находился шахтерский поселок Голубячий. С 17 по 19 июля на позиции дивизии, оборонявшей этот небольшой населенный пункт, враг бросил все имеющиеся резервы, но атаки ценой огромных потерь были отбиты. За доблесть и героизм все братья Гуровы были удостоены ордена Красной Звезды, всех единогласно приняли в партию прямо на поле боя», – рассказывает Андрей Кудряков.
А уже 20 июля бои разгорелись с новой силой. Минометный расчет братьев Гуровых в тот день уничтожил три станковых пулемета фашистов, подавил огонь двух минометных батарей. А когда у бойцов закончились мины, Гуровы, заняв удобную позицию в окопе, из автоматов уничтожили более сотни солдат Вермахта. 20 июля не пережил старший из братьев – Николай, ему было 40 лет, и Михаил Гуров. Большая часть дивизии, насчитывавшей около восьми тысяч бойцов, погибла во время обороны хутора и была была вынуждена вернуться на исходные позиции, покинув хутор. Но трое братьев Гуровых выжили. Они попали в госпиталь. Там героям вручили ордена Отечественной войны.
В июле 43-го Миус-фронт прорвать так и не удалось. Только через месяц, в августе, нашим войскам удастся захватить неприступные немецкие укрепления и освободить Ростовскую область. В течение 18, 19 и 20 августа за хутор вновь разгорелись кровопролитные бои, в ходе которых Голубячий, а спустя восемь дней и весь Миус-фронт, были очищены от фашистов.
Сегодня на месте хутора можно увидеть лишь фундаменты нескольких домов, окопы и останки солдат, лежащих практически под ногами. По данным Подольского архива Министерства обороны, на территории хутора находится несколько крупных братских захоронений бойцов Красной армии, еще сотни солдат числятся пропавшими без вести в боях за этот населенный пункт. Уже в ближайшие дни в хутор приедут поисковики «Миус-фронта», чтобы раскопать останки бойцов и перезахоронить их.
Уже после войны трое выживших братьев Гуровых каждый год приезжали к руинам хутора Голубячего, чтобы почтить память своих братьев и павших боевых товарищей. Последний раз они были здесь около 30 лет назад. Уже тогда Голубячий был хутором-призраком. После войны он исчез со всех карт, а за десятки лет запустения его окружил сплошной непроходимый лес и колючий кустарник. Чтобы добраться сюда, а перед этим определить местонахождение хутора, поисковикам потребовалось почти шесть месяцев.
«Мы решили найти место, где находился этот героический хутор, чтобы восстановить братские могилы и вернуть с войны без вести пропавших солдат. В определении дислокации хутора очень помогли современные методы наложения данных GPS на старые военные карты, а также рассказы жителей Куйбышевского района», – поясняет руководитель «Миус-фронта».
В этих землях Неклиновского района, где река Миус выписывает причудливые петли, пробираясь сквозь заросли камыша, местные жители до сих пор находят следы той страшной войны. Осколки снарядов, заброшенные могилы неизвестных солдат...
Старожилы вспоминают, что во время затяжных боёв с фашистами под Матвеевом-Курганом вода реки багровела от крови, а берега были сплошь покрыты телами погибших.
«Бомбили всё: и город, и близлежащие сёла, и маленькие хутора, рассыпанные на окраине района», - вспоминают местные жители.
Заброшенное здание бывшего хуторского клуба. Фото: АиФ-Ростов/ Юлия Панфиловская
Например, хутор Жатва, где жили-то тридцать семей, фашисты буквально засыпали снарядами. Обстрелы мешали копать ямы, и убитых бросали в большой колодец посреди хутора. За несколько часов он был забит до верху...
«Как люди всё это пережили, одному Богу известно, - говорит пенсионерка Нина Лазуткина. - Впрочем, когда немца прогнали, люди за год всё привели в порядок, поправили хаты, засадили поля, починили дороги. А сейчас, казалось бы, войны-то и нет, вот только живём мы в разрухе. Может, кому-то просто выгодно, чтобы эти места, за которые стояли насмерть наши отцы и деды, сгинули с лица земли?»
Жатва на закате
От села Большая Неклиновка до маленьких хуторков Жатва и Палий всего восемь километров. И эти несколько километров отрезают хуторян от цивилизации...
«Мы уже привыкли жить здесь как проклятые, - признаётся пенсионерка Валентина Грохотова. - Автобусы к нам не ходят, дорога разбита. Я, чтобы как-то выжить на пенсии, берусь то за одну подработку в селе, то за другую. И каждый день хожу восемь километров пешком туда и столько же обратно вдоль поля. Укрыться от жары, дождя или снега негде. На днях такое пекло было, что думала, уже не доберусь. Стою под палящим солнцем, голова кружится, и даже позвать на помощь некого. Рядом только Палий, где остались жить несколько семей, да и те старики. Хоть вой, всё равно не услышат, а услышат, так не прибегут: сколько у них тех сил осталось... Помрут они скоро один за другим, и зарастут их одинокие дома бурьяном, как все остальные соседские хаты. Та же участь ждёт и нашу Жатву».
Хутор Жатва в несколько раз больше хуторка Палий, в котором осталось шесть жилых домов. Когда-то здесь на тридцать домов были своя колхозная бригада, где трудились хуторяне, детский сад, школа и клуб. А в лихие
90-е всё развалилось. С тех пор хутор, утопающий в подсолнечных полях и зелёной рощице, стал угасать. Молодёжь уехала в поисках лучшей жизни. Те, кто побогаче, подкопили деньжат, продали хаты и перебрались в Большую Неклиновку или в Покровское. Остались одни пенсионеры да несколько семей, которые верили, что стоит только переждать тяжёлые времена, и всё наладится. Тем более, что ещё в советские годы вдоль хутора протянули газовую трубу. Обещали, что подключат каждый дом.
Пенсионерка Нина Лазуткина: восемь километров до цивилизации нужно пройти пешком. Фото: АиФ-Ростов/ Юлия Панфиловская
«И вот всю жизнь мы ждём газа, хоть до него рукой подать, - сокрушается пенсионерка Лидия Фёдоровна Иващенко. - Так и топим углем, дровами да баллоны возим. А тонна угля, между прочим, стоит восемь тысяч рублей. На зиму нужно четыре тонны. С нашими пенсиями тёплая хата становится роскошью. На все наши просьбы власти отвечают: мол, нерентабельно хутор к трубе подключать, живите по старинке. Мы бы и не против жить по старинке, если бы только к нам относились, как раньше, с уважением. Я ветеран труда, в своей бригаде всю жизнь дояркой проработала, а ради чего? Ради того, чтобы на нас рукой махнули? Да что там газ! У нас тут ни магазина, ни аптеки. Многие пенсионеры собираются, составляют списки и просят кого-нибудь съездить в райцентр. К морозам приходится готовиться загодя: запасать продукты, сушить сухари, везти баллонами газ. Как снегопад, так мы несколько дней отрезаны от мира».
Думали ли люди, которые всю жизнь тут пропахали, что на финише жизни останутся забытыми? «Скорая»-то и в хорошую погоду едет полчаса, а в непогоду хоть ложись и помирай.
Богом забытые
Газовая труба и близость к райцентру стали главными причинами, по которым многодетная семья Ляшенко перебралась сюда десять лет назад. И именно они стали капканом для матери троих детей Светланы. Несколько лет назад она потеряла мужа, также ей пришлось забрать к себе больного отца. Сегодня женщина держит четверых коров и коз, чтобы как-то прокормить детей и старого человека:
«Из-за того, что у нас здесь не ходит транспорт, я даже молоко не могу возить на рынок, сдаю в полцены частным перекупщикам. Весь заработок уходит на продукты, лекарства и уголь. Вот уже много лет я продаю отцовскую хату в Палиях, желающих посмотреть её было много, но как только люди слышат, что у нас нет газа и даже возможности его подключить, сразу бросают трубку».
Пугает людей и отсутствие общественного транспорта. Раньше местных подбирал школьный автобус, но сегодня водитель никого не берёт: строго запрещено.
Хутор жатва умирает. Фото: АиФ-Ростов/ Юлия Панфиловская
«Это и понятно, у нас одно время с детьми ездил туберкулёзник, мы как об этом узнали, сами шум подняли, - объясняет Светлана. - Очень много молодых семей ищут недорогие дома на материнский капитал, и у нас здесь почти всё выставлено на продажу. Но люди приезжают, смотрят и разворачиваются обратно. У нас новосёлов много лет не было. Одни только хату купили. Видать, прижала жизнь, деваться совсем некуда... Каждое утро мы видим, как парень идёт вдоль поля на работу, а на плечах у него сидит малыш. Папа идёт в Большую Неклиновку и ведёт ребёнка в детский сад за семь километров от дома... Ходят слухи, что они скоро отсюда съедут. Хутор вымирает. Люди за любую соломинку цепляются, чтобы убежать отсюда. И дело не в том, что все обленились, не хотят жить на земле или стремятся за длинным рублём в город, а в том, что просто вынуждены покидать свои дома. Я иногда смотрю на своих детей и думаю, за что им выпала такая жизнь, в Богом забытом месте? У нас ни одной детской площадки нет, клуб, который когда-то был культурным центром, давно забит досками. Жизнь умирает. А ведь места здесь сказочные, земли богатые. И чтобы возродить хутора, требуется не так уж и много - газ да транспорт. И поедут сюда люди. И, может, снова возродится наша малая родина».
И зарастёт всё бурьяном?
Чаша терпения переполнена и из-за проблем с водой. Единственный колодец в хуторе, из которого люди брали питьевую воду, обмелел. Вода в нём мутная, приходится отстаивать, прежде чем пить или готовить на ней. Да и в частных колодцах не лучше вода, подходит только для полива огородов и скота. Многие вынуждены покупать воду в бутылках, но для этого опять же нужно сначала добраться до райцентра.
«Вот как жить в таких условиях хоть старому, хоть молодому? - спрашивает Лидия Иващенко - Думаю, хутор доживает свои последние годы. Вымрут старики, перестанут к ним дети приезжать, и зарастёт тут всё бурьяном, как уже зарос соседский Палий. И пропадём мы с карты донского края, будто и не было нас здесь никогда? Получается, предали нас, ещё живых, забвению. Сил бороться уже не осталось. У нас в хуторе живёт одна активистка - Света, она всё время пыталась чего-то добиться, собирала народ, писала письма, обращалась в администрацию. Пока она шевелилась, у нас надежда хоть какая-то была. А недавно у Светланы тяжело заболел муж. Рак. Лекарства дорогущие, в больницу не наездишься. И угасает мужик у неё на глазах. «Гори оно всё пропадом!» - говорит теперь Света и почти не выходит из дому. Днями напролёт сидит рядом с умирающим мужем. Сколько ему ещё осталось, один Господь знает. Впрочем, как и нашему хутору...»
Для того, чтобы найти новое перспективное место для копа старины, следует изучить старинные карты Ростовской области (местности). Вопрос, где их можно взять? Во-первых, в интернет ресурсах связанных с поиском кладов. Во-вторых, в районных и областных архивах. В-третьих, в краеведческом музеи.Если вы собираетесь серьёзно заниматься раскопками старины, следует найти поддержку у работников местного музея, получив разрешение на разведку местности и коп.
Есть карты времён образования войска донского. Первого переселения и второго. Естественно, что поселения того времени, несут в себе и соответствующие находки (монеты времён Петра первого и Екатерины Великой). Чаще всего ранние казачьи поселения были основаны на руинах или на территории древних стоянок и городищ (Ростов-на-Дону, Большая Мартыновка, Аксай, Азов, Семикаракорск, Цемлянск и т. д.)
Карты начала и середины двадцатого века, совмещая с современными, показывают исчезнувшие хутора во времена послевоенного переселения в города и районные центры. Данные объекты хранят в своей земле вещи дореволюционных и послевоенных 1945-70 годов. В картах можно найти поселения о которых давным-давно забыли. А значит и находки окажутся интересными, в больших количествах не тронутые.
Иметь карту местности и уметь ею пользоваться (правильно читать) очень важно в копе. Конечно есть вариант найти старожилу местности, но не каждый человек захочет сотрудничать с незнакомцем, даже если у вас есть разрешающие на поиск документы. Быть кладоискателем, значит уметь общаться с людьми, и этого не избежать. Сколько не прячься и не маскируйся, всё равно найдутся любопытные.
I) Издание картографического отдела корпуса военных топографов. Масштаб 10 вёрст в 1 дюйме (1:420000). Состоит из восьми изображений. Возможно отксерокопить и соединить в единое целое.
III)
2. Современный Атлас Ростовской области , необходим для сверок со старыми картами. Качественное изображение, досканальный рельеф местности.
Интересные материалы сайта
Поросшие бурьяном дворы, косые заборы, дома с заколоченными окнами - хуторов и сёл с такими грустными пейзажами на Дону, увы, немало. По данным сельхозпереписи, в 2006 году в Ростовской области насчитывалось 36 тысяч брошенных усадеб.
- И с каждым годом их всё больше. В 407 населённых пунктах Ростовской области (18% от общего количества) живут меньше 50 человек. В основном это пенсионеры. Молодёжи там нет. Село деградирует, народ буквально бежит в города. Если не изменится политика областных властей, процесс вымирания деревни будет только набирать обороты, - убеждён президент Ассоциации крестьянских (фермерских) хозяйств, кооперативов и других малых производителей (АККОР) Ростовской области Александр РОДИН.
Где мой хутор?
- Александр Максимович, почему пустеет донская глубинка?
- По сути этот механизм запустили не один десяток лет назад. Административным образованием России область стала в 1776 году, а не в 1937-м, как мы празднуем. В 1913 году по последней дореволюционной переписи сёл и хуторов в области было в два раза больше, чем сейчас. В 30-е годы начались коллективизация в сельском хозяйстве и индустриализация страны, забирающая из села лучших крестьян. Потом народ отправился на великие стройки коммунизма. До определённого момента отток населения компенсировался рождаемостью, ведь издавна на селе жили многодетные семьи. А в 70-е ситуация изменилась в корне: рождаемость стала меньше, чем убыль населения. Такая ситуация была по всей стране. В связи с этим в 82-м году приняли программу индустриализации сельского хозяйства: создавали крупные комплексы, но они не давали прироста поголовья скота, т.к. в малых хуторах поголовье сокращалось и сельское население всё уходило. Примерно то же самое происходит сейчас. Тогда, в 90-х годах, чтобы возродить российскую деревню, землю и основные средства передали людям, и это принесло хорошие плоды: планировалось за 5 лет создать 90 тысяч хозяйств, а за 3 года их появилось 270 тысяч, т. е. в три раза больше. Но потом аграрное лобби крупных хозяйств постепенно переломило ситуацию. И в 2000 году снова начался курс к поддержке крупных агрохолдингов, комплексов. К чему это привело, мы видим сегодня.
Статистика неумолима: если в период с 1989-го по 2002-й число селян сократилось на 30 тысяч человек, то к 2010-му ещё на 75 тысяч. А связано это прежде всего с тем, что все ресурсы сосредоточены на создании больших комплексов.
В развитых странах они тоже есть, но иначе устроены. Допустим, птицефабрика занимается инкубированием и переработкой. Т.е. цыплят отдают мелким фермерам, которые их выращивают и сдают обратно. Это и в санитарном плане безопаснее, и в то же время фермеры при деле. И не встаёт вопрос о стоимости кормов и т. д. Почему бы нам не делать то же самое? Ведь собственник получит доход не меньше, а средства поддержки будут использоваться более эффективно. У нас сейчас крупные комплексы просят большие льготные кредиты, получают субсидии. А фермеры этих денег не видят.
- Но ведь сегодня в развитие сёл государство вкладывает огромные суммы: проводят газ, строят дороги...
- Сегодня в основном развиваются сёла близ крупных городов - Ростова, Аксая, Таганрога, Азова, Волгодонска. А до умирающих хуторов эти деньги не доходят. Позиция федеральных властей звучала неоднократно и совершенно точно: необходимо сохранить все существующие в России населённые пункты. На деле же ситуация просто абсурдная: Президент говорит одно, а на местах творится совершенно другое. Взять хотя бы региональную программу социального развития села на 2014 - 2020 гг.: в ней про фермерство не сказано практически ни слова! Хотя опора страны в возрождении села - это именно фермерство. А те начинающие семейные хозяйства, которые сейчас создаются и вроде как поддерживаются, не решают проблемы, так как они не ориентированы на возрождение села. Почему? Мы говорили об этом не раз: нужно развивать фермерство в исчезающих или уже исчезнувших населённых пунктах, восстанавливать там инфраструктуру. А потому на местах должны поддерживать каждую семью. И делать так, чтобы народ возвращался в село.
Барахтайся как хочешь…
- Кого же сегодня заманишь из города в деревню?
- На самом деле не всем городская жизнь нравится. Мы ведь страна аграрная. И все городские в третьем поколении были крестьянами. Потому и тянет народ к земле зов крови, что называется. Я знаю много людей, которые с удовольствием переехали бы в село, были бы условия. Тем более, что примеры есть. У нас в Чертковском районе в 63-м году исчез хутор. А потом туда приехала одна семья. Сегодня хутор снова живёт: там уже второе поколение фермеров. У одного хозяина двое детей, у другого трое. Молодёжь занята в хозяйстве, в город ехать не хотят! И таких энтузиастов тоже немало.
Я был на ферме у одного ирландца, профессора Дублинского университета, известного в мире математика. Хозяйство ему не приносит дохода, но это его семейное дело. Представьте: человек приезжает домой, снимает пиджак, надевает сапоги и начинает убирать навоз. И государство этот интерес всячески поддерживает, чтобы люди оставались на земле.
- А почему бы, например, государству не выкупать брошенные дома и не продавать желающим по льготной цене? Скажем: мы тебе дешёвую землю, а ты, будь добр, занимайся хозяйством, поднимай село...
- Идея хорошая, но здесь тоже нужно делать по уму. Например, в Орловской области в 80-х годах приняли программу «100 вымирающих хуторов». Там даже за бюджетные деньги настроили новые дома. Народ сперва поехал туда, а потом вдруг разбежался. Представьте: дают дом вроде бы готовый, но до ума не доведённый. Та же история с сельхозпостройками. И всё это в кредит на 40 лет. Любой подумает: на кой чёрт этот хомут? Фактически программа провалилась.
Фермерский труд неблагодарный: то неурожай, то с ценами катавасия. В развитых странах государство оплачивает работу консультантов, которые помогают крестьянам. Кроме того, всё фермерство организовано в ассоциации и кооперативы. Для создания общей собственности - постройки элеватора, покупки накопителя молока или оборудования для сортировки овощей дают субсидии. У нас подобные кооперативы на бумаге числятся, но на деле их нет. И без господдержки, которой у нас тоже фактически нет, они неэффективны…
Кому на земле жить хорошо
От Азова до крошечного села на берегу Таганрогского залива всего порядка 50 км. Но, как сюда попасть, знают только местные фермеры.
На повороте в село нет ни указателей, ни фонарей, ни единой души. А живут в хуторе Ровном ровным счётом две семьи - СИМЕНЬ и ЮРЧЕНКО
.
- Мы приехали в село в девяностые. Тогда здесь действительно не было ни души: дома стояли пустые, - вспоминают супруги Симень. - Но говорят, раньше в Ровном всё было по-другому. Молодёжь работала в совхозе Приморском, ребятишек в школу возили в Семибалки, стоял клуб, были магазины. А потом селяне разъехались кто куда, хаты разобрали по кирпичикам. От шумного посёлка осталось всего два дома, да и те, когда мы въехали, стояли без окон, без дверей.
Вода из колодца, баллоны с газом и связки дров по углам - из коммуникаций у нас в хатах только электричество. Мы здесь всё обустроили сами: сложили печь, раскопали колодец, подвели к нему насос. Газа в месяц по баллону уходит, света на 2 тысячи нагорает. На пенсию сильно не разгуляешься. Благо, дети из Ростова и Семибалок приезжают, помогают.
Жаловаться грех: всё здесь для жизни есть. А в городе как? Чуть какая авария, сразу жизнь останавливается. А мы здесь сами себе хозяева. Всё своё - и вода, и тепло, и еда. Хлеб печём, а мясо - вон по двору бегает. Так и курочка-то без химии.
А посмотрите, природа какая: ну просто сказка! Охотники фазанов и зайцев стреляют. Лисы наших кур тягают. Как-то раз даже из соседнего лесхоза приблудился олень. Разве в городе такое увидишь? Здесь же природа летом ну просто сказка: все родственники приезжают на Павло-Очаковскую косу купаться - до неё рукой подать. Водичка чистая, луга в цвету, воздух свежий, соловьи поют... одним словом, благодать!
«Я покину родимую хату...»
Чертковский район - один из самых проблемных на северо-западе области. За последние десять лет население здесь сократилось более чем на 3000 человек.
Почему это происходит, рассказал местный житель, бывший фермер Андрей ВЕЛОНЕНКО
.
- Переехать в город? Да с удовольствием! Было бы только куда. Квартиру нигде не купишь, снимать дорого, да и не таскаться же всю жизнь с места на место. У меня ведь семья. Детей постараюсь в городе устроить. А здесь делать абсолютно нечего. Работы нет, молодёжь вся уехала.
Когда-то было у меня своё хозяйство: 80 га, комбайн, трактор. Выращивал подсолнечник, ячмень, овёс. Да в прошлом году пришлось закрыться: севооборот слишком маленький. Теперь работаю трактористом, землю сдаю в аренду. Мелкому фермеру выжить просто невозможно. Налоги и цены на солярку, технику всё выше. А закупочные цены всё ниже. Работают селяне себе в убыток: сколько даст закупщик денег, столько даст.
Говорят, нас поддерживает государство. Да только реальной помощи нет. Та же льготная солярка на самом деле не намного дешевле: разница 2-3 рубля за литр. А чтобы попасть в программу, бумажек в жизни не соберёшь. Вот и перебиваются люди как умеют, а потом бросают всё к чёрту...
Семь миллиардов для села
Заместитель губернатора, министр сельского хозяйства и продовольствия Ростовской области Вячеслав ВАСИЛЕНКО:
- На Дону реализуются мероприятия по улучшению жилищных условий граждан, проживающих в сельской местности, в том числе молодых семей и молодых специалистов, по развитию газификации, водоснабжения и сети автомобильных дорог в сельской местности. За пять лет финансирование составило семь миллиардов рублей. Повысились уровень газификации села (с 48,4% до 54,6%), уровень обеспеченности питьевой водой (с 50% до 55,3%).
Подключено к центральному отоплению и газифицировано около 25 тысяч домов. Получили господдержку на жильё более 2,7 тысячи семей, в том числе 1,8 тысячи молодых семей, молодых специалистов. В каждой семье растут дети. Таким образом, мы создаём комфортные условия проживания в сельской местности, и в первую очередь специалистам, занятым в агропромышленном комплексе.
Результатом действия программы стал рост рождаемости на селе. В 2008 году он составил 2,6%, в 2012 г. - 6,8%.
Не числом, а умением
На самом деле процесс сокращения количества людей, занятых в сельском хозяйстве, идёт во всех странах, но подходы к решению проблемы разные. Например, в Дании фермер может купить 3 фермы, где есть жилые дома и сельхозпостройки. Но при этом он или члены его семьи обязаны там жить и вести хозяйство. Политика такая: ты здесь хозяин, но не имеешь права уничтожать национальное достояние страны - ферму. И второе: в Европе эти земли продают только своим гражданам.
Другой яркий пример - США, где 8% фермерских хозяйств (это 180 тысяч) производят 80% сельхозпродукции. В 90-х годах у них началось сокращение ферм. Тогда были приняты меры поддержки молодых фермеров и женщин- фермеров. И к 2010 году хозяйств было уже 2 млн 200 тысяч! У нас же, согласно переписи 2010 года, их всего порядка 140 тысяч - и крупных, и малых. В развитых странах понимают: если люди уходят с территории, разрушается инфраструктура, идёт деколонизация земли. У нас этот процесс со стороны власти абсолютно не контролируется. Хотя на бумаге в той же концепции всё очень грамотно расписано...
Старые церкви Ростовской области kerrangjke wrote in September 23rd, 2012
Небольшой обзор заброшенных старых церквей Ростовской области. В данном блоге будит описано сразу три церкви, таких как церковь Иоанна Богослова, церковь Сурб Карапета (Иоанна Предтечи) и церковь Сурб Геворг (Святого Георгия). О всех трёх церквях подробнее внутри.
Первая церковь Иоанна Богослова.
Церковь Святого апостола Иоанна Богослова была заброшена после революции. Ориентировочный год постройки - 1900-й. В её здании находилась машинно-тракторная станция. Ныне бездействует.
Храм имеет крестообразную в плане форму, однако боковыми крыльями (север - юг) являются не приделы, а предбанники молебленного зала, так как храм имеет всего один алтарь и освящён лишь в честь Святого апостола Иоанна Богослова, автора «Откровения от Иоанна».
Входные ворота увенчаны полукруглыми, а окна треугольными карнизами. Крыша над молебенным залом имеет форму квадратной надстройки с пирамидальной кровлей. В каждую из 4-х сторон направлено по три окна, украшенных по бокам кирпичными полуколоннами.
Колокольня двухъярусная, в прошлом, видимо, трехъярусная. Крыша и купол колокольни не сохранились, как и кресты на них, остались лишь деревянные фрагменты перекрытий. В отличном виде по сравнению с общим состоянием сохранился фундамент, выполненный из крупных блоков плотного ракушечника. Частично сохранились также ступени центрального и западного входов, деревянные двери, обитые железом с кованными ручками. На некоторых окнах сохранились решётки, выполненные, по всей видимости, гораздо позже первоначальной постройки храма, так как не имеют никаких художественных элементов.
Окна со старинными кованным решетками
Место действительно интересное, да и посетителей здесь видимо бывает мало, это можно понять даже по отсутствию мусора и надписей. Так как ехали мы с музычкой и на относительно нормальной машине - местные жители были удивлены эдаким туристам приехавшим фотографировать данное местечко.
Колокольня
Церковь Сурб-Карапета (Иоанна Предтечи)
Церковь Сурб-Карапета (Иоанна Предтечи) в селе X. Стоит прямо на позициях, где оборонялись советские войска в начале ноября 1941 года. Отсюда они начали контрнаступление на Ростов в конце ноября 1941-го. К слову будит сказано, церковь находится прямо возле границ противотанкового рва, одного из самых больших в нашей области. Только длина его составляет около 50 км, а вся граница вместе с границей обороны города насчитывает более 80 км!!!
У здания много утрат - исчезли завершения куполов, сохранились лишь отдельные базы колонн. По фрагментам живописи можно догадываться о существовавших художественных росписях интерьера. По остаткам решеток кузнечной работы - о металлических кружевах окон. Но, несмотря на утраты, здание по-прежнему производит впечатление ценнейшего памятника старины.
На южном входе остаток петли ворот
Сверху над входом остатки былой роскоши
Если поднять голову вверх или пройти на запад, то можно воочию рассмотреть купол
Некоторые фрески до сих в неплохом состоянии
Церковь Сурб Геворг (Святого Георгия)
Последняя на сегодня церковь. Если после первой наши эмоции начинали набирать оборот, то после посещения второй наше настроение немного упало. А всё из-за того, что адрес этой церкви знает каждый второй, сложно не найти у какого-либо фотографа фотографии с свадьбы\лавстори\фотосета, который бы он сделал здесь. Можно сказать вторые "Парамоны". Только ещё мусорить в церкви, или возле неё, мало того тупо богохульство, так это просто чистая наглость и дибилизм людей. Поэтому настроение было уже не таким хорошим, но последняя церковь вернула его.
Это одна из 10 Армяно-григорианских церквей Ростовской области, построенных в 1860-1867. При этой церкви в 1867 открылась мужская школа для армян. Точной даты постройки не знают, но местные жители говорят, что церковь построена около 300 лет, что конечно же преувеличение. По плачевным остаткам былого величия можно увидеть элементы византийской архитектуры (звездчатое соединение между колоннами под сводом. В ВОВ в церковь попал снаряд и стены между алтарем и колокольней с восточной стороны почти нет. Давайте разберём немного подробнее.
В 1779г. указом Екатерины II было организовано переселение из Крымского царства 12 тыс. армян и 18 тыс. греков в южнороссийские степи низовья р. Дон. Так в Ростовской области образовались г. Нахичевань (ныне Пролетарский р-н г. Ростова-на-Дону) и сёла XXX
Так в Ростовской области были построены 10 Армяно-григорианских церквей. Теперь наши современники имеют возможность познакомиться с храмовыми сооружениями разнообразных конфессий в Ростове-на-Дону и области. В частности, Армянская церковь — одна из древнейших христианских церквей, имеющая ряд существенных особенностей в догматике и обряде, отличающих её как от византийского православия, так и римского католицизма. Начиная с XI века, в вопросах иконопочитания Армянская церковь сходится с византийской традицией. Эта традиция нашла отпечаток и в храмовой архитектуре.
В официальных источниках нет точной даты ее возведения, ориентировочно, это середина 19 века. Теперь Церковь Сурб-Геворка (святого Георгия), некогда красивейшее сооружение, отличающее архитектурным стилем от христианский православных церквей, находится в разрушенном состоянии.
Местные жители помнят,что их церковь была построена почти 300лет назад. Гордятся этим, и говорят,что они сейчас ее посещают, т.к. другой в ХХХ селе нет. Ходят к каменному овальному кресту, который находиться в одной из ниш церкви разрушенной во время 2 - мировой войны.
Наш осмотр мы начали как обычно с внешней стороны церкви, замечая интересные архитектурные особенности, но больше всего удивили остатки следов великой войны... В ВОВ в церковь попал снаряд и стены между алтарем и колокольней с восточной стороны почти нет. На стенах видны дырки от пуль и осколков снарядов.
Для ленивых есть видео обзор блога от моих партнёров\коллег канала РостовНаТВ.
