Домой Связки Погружение во тьму олега волкова. Олег волков - погружение во тьму

Погружение во тьму олега волкова. Олег волков - погружение во тьму

08
окт
2012

Погружение во тьму (Олег Волков)

Формат: аудиокнига, MP3, 96kbps
Олег Волков
Год выпуска: 2011
Жанр: Биографии и Мемуары
Издательство: Нигде не купишь
Исполнитель: Ерисанова Ирина
Продолжительность: 20:04:55
Описание: Эта главная книга старейшего русского писателя Олега Васильевича Волкова - его рассказ о двадцати восьми годах, проведенных в советских тюрьмах, лагерях и ссылках. Подлинность описываемых событий делает книгу документом новейшей истории в одном ряду с "Архипелагом ГУЛАГ" А. И. Солженицына. В то же время это роман такой художественной силы, такой языковой родниковой чистоты, какого давно не знала отечественная литература.
Прежде всего «Погружение во тьму» - книга о сохранении человеческого достоинства в нечеловеческих условиях, о победе человеческого духа над силами зла. Эта книга о подлинных новомучениках за веру, о которых здесь говорится с огромной любовью. Книга издана Спасо-Преображенским Соловецким монастырем. Ее написал Волков Олег Васильевич, 1900 года рождения. Дворянин, воспитанник дореволюционной Царской России, известный русский писатель необыкновенного духа. Человек, чудом уцелевший в большевистской мясорубке. Ему пришлось пройти через круги ада, чтобы прозреть и обрести внутреннюю свободу. 27 лет тюрем, лагерей и ссылок. В прекрасной ясности ума дожил до 97 лет. Стал легендой 21 века. После смерти о нем так и написали – «Смерть его, несмотря на преклонный возраст, потрясает. Пала крепость, которая защищала нас. Теперь придется самим»…

Прочитано по изданию: М. Советский писатель 1989
Оцифровано: alkoshmarik
Очищено: макыс


Олег Васильевич Волков (1900-1996) - русский прозаик, публицист, мемуарист. Публиковался под псевдонимом Осугин, который в ряде источников (в том числе у Вольфганга Казака) назван в качестве настоящей фамилии.
Отец был директором правления Русско-Балтийских заводов, мать - из рода Лазаревых(внучка адмирала Лазарева). Рос в Петербурге и в имении отца в Тверской губернии. Посещал Тенишевское училище, где совмещалось обучение наукам и ремеслу (был одноклассником Владимира Набокова). В 1917 году поступил в Петроградский университет, но студентом не стал. В 1917–1919 годах жил в имении семьи (Никольская волость Новоторжского уезда Тверской губернии). В 1922-28 годах работал переводчиком в миссии Нансена, у корреспондента Ассошиэйтед Пресс, у концессионеров, в греческом посольстве.
В феврале 1928 г. был арестован, отказался стать осведомителем, был приговорен к 3 годам лагеря по обвинению в контрреволюционной агитации и направлен в СЛОН. В апреле 1929 г. лагерный срок заменили высылкой в Тульскую область, где он работал переводчиком технической литературы. В марте 1931 г. был снова арестован и приговорен к 5 годам лагеря по обвинению в контрреволюционной агитации. Снова был направлен в СЛОН. В 1936 г. оставшийся срок был заменен ссылкой в Архангельск, где Волков работал в филиале НИИ электрификации лесной промышленности. 8 июня 1936 г. вновь был арестован, приговорен к 5 годам заключения как "социально-опасный элемент" и направлен в УхтПечЛаг. В 1941 г. был освобожден и стал работать геологом в Коми АССР.
В марте 1942 г. вновь был арестован и приговорен к 4 годам лагеря по обвинению в контрреволюционной агитации. В апреле 1944 г. был освобожден по инвалидности и переехал в Кировабад, где работал преподавателем иностранных языков, в 1946 - 50 годах жил в Малоярославце и Калуге, работал переводчиком в московских издательствах. В 1950 г. был арестован в пятый раз и был сослан в село Ярцево (Красноярский край), где работал плотником, а затем траппером. В 1955 г. был освобожден из ссылки и приехал в Москву.
Волков стал писателем и в 1957 по рекомендации С. Михалкова - членом СП СССР. Опубликовал свыше дюжины книг (повести, рассказы и очерки), а кроме того переводил произведения Бальзака, Золя и других французских писателей, «Греческую цивилизацию» А. Боннара. Особое значение придавал борьбе за сохранение природы и памятников старины; его считают одним из основоположников советского экологического движения.
Его автобиографический главный труд «Погружение во тьму», написанный в начале 60-х и не напечатанный А. Твардовским в журнале «Новый мир», был впервые опубликован в Париже в 1987.


01
мая
2015

Звездная месть 3. Погружение во мрак (Петухов Юрий)

Формат: аудиокнига, MP3, 192kbps
Автор: Петухов Юрий
Год выпуска: 2015
Жанр: Фантастика

Исполнитель: BIGBAG
Продолжительность: 16:21:52
Описание: Вернувшись из Пристанища, Иван понимает, что Землей правят не законно избранные правители, а несколько мегаконцернов (Синдикат, Восьмое Небо), и тысячи сект «Черного Блага» уже опутали земной шар. Иван пытается заручиться поддержкой своих старых друзей и найти Гуга Хлодрика Буйного. Но сделать это непросто, так как он уже несколько лет коротает свои дни на подводной каторге гиблой планеты Гиргея. В этот кромешны...


29
авг
2010

Полное погружение (Татьяна Корсакова)

Год выпуска: 2010
Жанр: любовный роман
Издательство: Нигде не купишь
Автор: Татьяна Корсакова
Исполнитель: Татьяна Телегина
Продолжительность: 11:53:00
Формат: Mp3, 128 kbps
Описание: У героини книги непростая судьба. От отца, сбежавшего кубинского студента, ей досталась яркая экзотическая внешность и имя Симона, которых она одинаково стесняется и пытается скрыть. Тропическую красоту маскирует унылой и бесформенной одеждой, а имя сокращает до простого Сима. Из-за сильного сходства с отцом, которого она никогда не видела, ее недолюбливает мать. Для нее Сима – ошибка молодости, которую следует с...


16
авг
2018

Погружение в Солнце (Брин Дэвид)


Автор: Брин Дэвид
Год выпуска: 2018
Жанр: Научная фантастика
Издательство: аудиокнига своими руками
Исполнитель: Оробчук Сергей
Корректорская помощь: : Elensule
Продолжительность: 11:26:02
Описание: Каждый вид во Вселенной обрел сознание, пройдя Возвышение, получив разум от своих инопланетных наставников, своей расы патронов. Каждый, кроме людей. Люди устремились к звездам самостоятельно, пройдя собственную эволюцию. Или же некая таинственная цивилизация все же начала процесс Возвышения на Земле многие тысячелетия назад? И если так, то почему покинула человечес...


25
фев
2010

Погружение. Третий проект (Максим Калашников, Сергей Кугушев)

Год выпуска: 2007

Жанр: политический бестселлер
Издательство: Аудиокнига
Исполнитель: Родион Приходько
Продолжительность: 26:05:15
Описание: Почему пала Россия - СССР, а не США, хотя шансы на гибель были почти одинаковы? Почему мы единственные из всех цивилизаций Земли вчистую проиграли XX век? Почему наша верхушка сделала развал державы смыслом своей деятельности? По каким причинам история пошла по губительной для русских траектории? И кто, собственно, нас погубил? Запад? США? Или есть ещё какя - то сила, помимо этих известных игроков? И, главное, что...


27
сен
2009

Максим Калашников, Сергей Кугушев Третий проект: Погружение


Год выпуска: 2007
Автор: Максим Калашников, Сергей Кугушев
Исполнитель: Родион Приходько
Жанр: политический бестселлер
Издательство: Аудиокнига
Продолжительность: 28:00:00
Описание: В начале третьего тысячелетия главной силой в мире почитается великий и могучий Советский Союз - «USSR Incorporated». Москва держит весь мир в зависимости от своей нефти. В строй вступают все новые и новые роботизированные, экологически чистые предприятия. Господство русских в воздухе и ближнем космосе неоспоримо. Западные ученые с охотой едут работать в советские институты. Только у...


15
мар
2013

Двери во тьме (Андрей Круз, Мария Круз)

Формат: аудиокнига, MP3, 128kbps
Автор: Андрей Круз, Мария Круз
Год выпуска: 2013
Жанр: Фантастика
Издательство: Аудиопортал Андрея Кравеца
Исполнитель: Андрей Кравец
Продолжительность: 15:52:38
Описание: На что идут люди ради того, чтобы добиться своей цели? На что готов пойти ты, чтобы вырваться из мрачного и опасного мира, в котором оказался? Что сделаешь для того, чтобы остаться с любимой женщиной? Чем ради нее пожертвуешь? Почему, несмотря ни на что, самым страшным врагом человека остается человек? И как все же оставаться человеком там, где оставаться им сложно? Цикл « На пороге тьмы » ...


29
июл
2016

Во времена Нефертити (М.Э. Матье)

Формат: РDF, Отсканированные страницы
Автор: М.Э. Матье
Год выпуска: 1965
Жанр: Научно-популярная литература
Издательство: Искусство
Язык: Русский
Количество страниц: 180
Описание: Книга классика египтологии М. Матье посвящена египетскому искусству времен правления фараонов Эхнатона и Тутанхамона. В ней рассказывается о раскопках древнеегипетских городов, знаменитой гробнице Тутанхамона, об архитектуре, скульптуре и живописи египтян. Предназначена для всех, кто интересуется культурой и искусством Древнего Египта. Скриншоты


20
ноя
2015

Поединок во мраке (Татьяна Шубина)

ISBN: 5-94538-081-4-1
Формат: FB2, eBook (изначально компьютерное)
Автор: Татьяна Шубина
Год выпуска: 2002
Жанр: Городское фэнтези
Издательство: Вече
Язык: русский
Количество страниц: 256
Описание: Непослушным жить интересно, но порой очень хлопотно. Галя не послушалась и угодила в бешеное пространство. А там… Злющие ведьмы, оборотни, гоблины и даже серийный убийца. Ну а из-за чего досталось Димке? Он-то ни сном, ни духом не подозревал о своих могущественных врагах да и покровителях тоже… И начался поединок между Тьмою и Светом. Кто победил? Об этом узнает только тот, кто прочтет эту книгу. ...


11
окт
2010

Во имя Рейтинга (Сергей Мусаниф)

Формат: 128kb/s MP3
Год выпуска: 2010
Жанр: Фантастика
Издательство: Аудиокнига своими руками
Автор: Сергей Мусаниф
Исполнитель: Геннадий Коршунов
Продолжительность: 12:10:58
Описание: Гомер, Софокл, Эврипид, Вергилий… Они написали много слов о Троянской войне, но в конце двадцать первого века технологии человечества шагнули так далеко вперед, что телезрители могут увидеть события давно минувших дней своими глазами. Могучий Гектор, неуязвимый Ахиллес, хитроумный Одиссей, властолюбивый Агамемнон, неудачливый Менелай, прекрасная Елена, любвеобильный Парис, Большой и Малый Аяксы, Эней Основатель...


26
фев
2013

Месяц во Франции (Виктор Некрасов)

Формат: аудиокнига, MP3, 96kbps
Автор: Виктор Некрасов
Год выпуска: 2013
Жанр: Современная проза
Издательство: Нигде не купишь
Исполнитель: Петров Кирилл
Продолжительность: 04:40:56
Описание: В. Некрасов пришёл в литературу отнюдь не как литератор, – он пришел как солдат, видавший будни войны и стремившийся только к тому, чтобы рассказать правду о них...», - писали о нём критики. И это было правдой, причём весьма нелицеприятной... В 1954 г. в журнале «Знамя» выходит его повесть «В родном городе», за публикацию которой Некрасов был подвергнут «суровой партийной критике», а редактор журнала Вс. ...


11
апр
2013

Во власти женщины (Эрленд Лу)

Формат: аудиокнига, MP3, 96kbps
Автор: Эрленд Лу
Год выпуска: 2013
Жанр: Роман
Издательство: Нигде не купишь
Исполнитель: Вячеслав Герасимов
Продолжительность: 05:50:46
Описание: Дебютный роман автора "Лучшей страны в мире" и "Наивно. Супер"; именно в этой книге наиболее отчетливо видно влияние писателя, которого Лу называл своим учителем, - Ричарда Бротигана. Главный герой попадает под власть решительной молодой женщины и повествует в характерной для героев Лу самоироничной манере о своих радостях и мытарствах, потерях и приобретениях, внутренней эволюции и попытках остаться собой. Доп. инф...

Доп. информация: Прочитано по изданию: М., Олма-Пресс, 1997
Оцифровано: knigofil
Очищено: sky4all


03
мая
2011

Поцелуй во времени (Алекс Флинн)

ISBN: 978-5-699-48116-3
Формат: RTF, OCR без ошибок
Автор: Алекс Флинн
Год выпуска: 2011
Жанр: фантастика, роман
Издательство: Эксмо, Домино
Язык: Русский
Количество страниц: 480
Описание: В новой книге Алекс Флинн, оригинальной современной интерпретации классического сказочного сюжета, Талию, проспавшую триста лет принцессу из королевства Эфразия, будит поцелуем обычный американский юноша. Свободолюбивая Талия не желает пребывать в замке, где родители держали ее взаперти, опасаясь нового проклятия злой волшебницы. Принцесса отправляется вместе со своим спасителем Джеком в новый для нее ми...


21
фев
2017

Короли во тьме (Муркок Майкл)

Формат: аудиокнига, MP3, 128kbps
Автор: Муркок Майкл
Год выпуска: 2017
Жанр: Героическое фэнтези
Издательство: Аудиокнига своими руками
Исполнитель: Оробчук Сергей
Продолжительность: 01:11:50
Описание: Спасаясь от погони, Элрик Мелнибонийский и Мунглам оказываются в страшном Троосском лесу, где встречают прекрасную Заринию из Карлаака. Желание отомстить ограм чуть не заканчивается трагически для Элрика и его друзей, они оказываются в гробнице короля из-под Холма.


09
дек
2017

Луч во тьме (Черняк С.Я.)

Формат: DjVu, Отсканированные страницы
Автор: Черняк С.Я.
Год выпуска: 1965
Жанр: документальная повесть, история
Издательство: Политиздат
Серия: Повести о делах и людях партии
Язык: русский
Количество страниц: 161
Описание: «Луч во тьме» - документальная повесть о неизвестных подвигах киевских подпольщиков в годы Великой Отечественной войны. Руководимые вырвавшимся из лагеря военнопленных бывшим секретарем парторганизации Наркомата финансов УССР Григорием Кочубеем, смельчаки создали широко разветвленную партийную организацию «Смерть немецким оккупантам!». Ее боевые группы действовали в ряде г...


Книги похожие на Олег Волков - Погружение во тьму читать онлайн бесплатно полные версии.

Олег Васильевич Волков (1900-1996) родился в Санкт-Петербурге в дворянской семье. Отец был директором правления Русско-Балтийского завода. Мать происходила из рода Лазаревых (была внучкой знаменитого адмирала Лазарева). В 1917 году закончил Тенишевское училище, где его одноклассником был будущий писатель Владимир Набоков. Октябрьский переворот не дал сбыться планам Олега Волкова: окончить отделение восточных языков Петербургского университета и стать дипломатом. Работал переводчиком в миссии Нансена, у корреспондента «Ассошиэйтед Пресс» , в греческом посольстве.

В феврале 1928 года в первый раз арестован, после отказа стать осведомителем приговорен к 3 годам лагеря по обвинению в контрреволюционной агитации и направлен в Соловецкий лагерь особого назначения. Далее последует еще четыре ареста. Лишь в 1955 году Волков будет окончательно освобожден из ссылки и приедет в Москву. Он станет острым публицистом, горячим защитником природного и культурного наследия России. Его считают одним из основоположников экологического движения в Советском Союзе. Одним из первых он начнет борьбу за спасение Байкала. По рекомендации Сергея Михалкова Олег Волков станет членом Союза писателей СССР, напишет более пятнадцати книг об истории России, ее природе.

Свою главную книгу – «Погружение во тьму» – Волков окончит в конце 70-х. За нее писатель получит Государственную премию России и Пушкинскую премию фонда А.Топфера (Германия), а также станет кавалером ордена Франции за заслуги в области литературы и искусства.

Окуджава помог по-соседски

– Маргарита Сергеевна, вы живете в знаменитом писательском доме в Протопоповском переулке, который в советское время именовался Безбожным и который стал предметом литературы благодаря песне Булата Окуджавы «Плач по Арбату», где есть такие строки: «Я выселен с Арбата, арбатский эмигрант. В Безбожном переулке хиреет мой талант».

– Да, Окуджава был нашим соседом. Мы вселились сюда чуть ли не первыми, и нам поспешили установить телефон. Но – с номером, который до того принадлежал вендиспансеру! Нам еще долго звонили его взволнованные пациенты…

По тем временам – а это были 70-е годы – дом наш считался «элитным»: многоэтажный, кирпичный. Вокруг народ еще ютился в крошечных деревянных домиках. Помню, как возле нашего подъезда бродил один дяденька, пинал ногой стоящие возле дома машины и злобно говорил, что нас всех скоро возьмут под ноготь.

– В этой квартире Олег Васильевич, видимо, и писал «Погружение во тьму»?

– Да, в том числе и здесь. Написал ее быстро. У него чудом сохранились еще с лагерных времен маленькие записные книжки – дневники, написанные по-французски. Их при новых арестах изымали, а потом частично возвращали. Он этим дневником пользовался, когда писал «Погружение». Хотя и так всё прекрасно помнил.

– Почему вел дневник на французском, чтобы меньше чужих глаз смогло это прочитать?

Ольга: Французский был первый папин язык, потом уже он выучил русский, так было принято в дворянских семьях. С матерью папа разговаривал исключительно по-французски, с сестрами и братьями – тоже. Может быть, какие-то личные вещи ему было легче и привычнее записывать по-французски. Кстати, «Погружение во тьму» сначала было издано во Франции (сперва – на русском, потом по-французски) в 1987 году, а через два года – уже и в Советском Союзе.

– Получается, это был тамиздат?

Ольга: Ну, конечно. Папа не надеялся, что это напечатают у нас. Да, он всегда говорил: «Карфаген должен быть разрушен», то есть надеялся, что этот строй однажды рухнет, но был уверен, что не при его жизни. Ему важно было написать этот текст как документ, свидетельство, в надежде, что когда-нибудь его всё же опубликуют. И вот так получилось, что Булат Окуджава предложил тайно перевезти рукопись «Погружения» во Францию. Папа был в добрососедских отношениях с Окуджавой, и Булат Шалвович был единственным из наших знакомых, кто тогда регулярно ездил за границу. Окуджаву, думаю, таможенники не посмели обыскивать. Но для надежности он, когда ехал в поезде, спрятал рукопись за спинку дивана.

А потом, когда книгу издали у нас, папа стал первым в стране лауреатом Государственной премии уже Российской Федерации. Это был 1991 год. В момент, когда Ельцин вручал ему эту премию, папа сказал: «Борис Николаевич, вы же Ипатьевский дом в Екатеринбурге разрушили, вам его и восстанавливать». Ельцин ничего папе не ответил, только по плечу похлопал.

Как важно мыть руки

– Шесть судебных приговоров. Двадцать восемь лет лагерей. Что помогло Олегу Васильевичу выжить?

Это, может быть, странно, но в лагерях обычно выживала «белая кость». И дело в воспитании, которое формировало крепкий внутренний стержень. Олега очень сурово воспитывали. Он родился левшой, и его, совсем еще маленького, переучивали на правшу: надевали варежку на левую руку, чтобы он не мог ею пользоваться. Перечить родителям – это было для детей чем-то невообразимым! Единственное, что ему удалось отстоять в детстве, – это право не есть манную кашу. Он ее ненавидел и, наконец, взбунтовался, ушел на чердак, где несколько дней ничего не ел и ни с кем не разговаривал. Ему было тогда лет пять. Если он провинился, ему давали тетрадь, и он должен был всю ее исписать фразой: я такой-то ошибся в том-то.

К тому же Олег был очень терпеливым и сильным человеком. Как-то отдыхали в Комарове, и, играя в бильярд, он сильно пропорол руку и даже не вскрикнул, а молча продолжил играть. Надо сказать, что он вообще не признавал никакую анестезию, обезболивающие.

Муж был старорежимным – то есть сугубо соблюдающим правила – охотником, у нас всегда в доме жили охотничьи собаки, в основном – пойнтеры. И вот однажды, когда Олегу было под девяносто, в охотничьем заказнике нашего пойнтера Рекса Четвертого сильно искусали пчелы. Пес обессилел и не мог идти, и Олег больше семи километров нес его на руках, да еще тащил ружье и ягдташ.

И потом, муж всё умел делать и, казалось, мог в любых условиях выжить. В дворянских семьях детей приучали к труду с малолетства, и лагерь тоже в этом смысле был хорошим учителем. И для Олега не существовало разделения на высокий и низкий труд. Он мог и мусор вынести, и приготовить поесть. Лучше всех умел варить макароны. А как-то с подругой пришли к нам домой, проходим на кухню чай попить, и видим: над раковиной висит записка, на которой подбоченившийся бородач предупреждает: «Осторожно! Не ослепните!» Это Олег надраил раковину…

Ольга: Папа много месяцев просидел в одиночной камере. Что там делать? Ни погулять, ни почитать, поговорить тоже не с кем… Так он – по памяти! – переводил Гомера с греческого на французский, потом – на английский, ну и в конце концов – на немецкий. Гомера ему хватило надолго…

– А как он вас воспитывал – баловал или строго? Всё-таки вы поздний ребенок.

– Когда я была маленькая, он меня сильно баловал. Вот мама была строгим воспитателем, всё чему-то меня учила, какие-то задачи мы с ней постоянно решали, наказывала меня тоже она. А папа – наоборот, всё за меня заступался. Помню, мне было лет шесть, мы отдыхали в Коктебеле. Мама меня за что-то наказала и заперла в номере. Я сижу, страдаю. А тут к окну подходит папа и в форточку закидывает мне булочки, черешню, конфетки, яблочки. И записку: «Передача з/к Ольге Волковой от бывшего з/к Олега Волкова».

А вот когда я стала барышней, лет с четырнадцати, папина методика воспитания резко поменялась – он стал строгим. Гонял всех моих кавалеров, они боялись к нам домой прийти. Да я их и не приводила, знала, что их здесь ждет. Конечно, никаких грубостей – папа просто был холоден и насмешлив, и непривычные к такому юноши краснели, бледнели, заикались и вообще становились довольно жалкими. А когда я шла к кому-нибудь из одноклассников на день рождения, папа каждый раз спрашивал у мамы: «Она пошла к Пете. А ты знаешь его родителей? Хорошая семья?» Его дореволюционные представления о том, как ведут себя барышни и вообще как должна быть устроена жизнь, остались незыблемы.

– Вашему папе было 63 года, когда вы родились. Вы чувствовали разницу в возрасте?

– Мне 6-7 лет, идем, гуляем. Прохожие мне говорят: «Девочка, тебя дедушка зовет». Я так страдала из-за этого: «Это не дедушка, это папа!» Тем более что он всегда был моложе многих молодых. Так, в метро он никогда не стоял не эскалаторе, всегда ходил и вверх, и вниз. Я, вся такая томная барышня, по лестницам скакать не желала, достоинство, видимо, берегла, всё вопила: «Ну па-а-а! Ну стой!» А он: «Нет, побежали!»

Он и на лошадь меня посадил, мы вместе с ним на Кавказе по горам скакали. Мне – 14, ему – 77. Он меня обскакал, конечно.

Папа очень трогательно дарил мне подарки. За границу поедет, привезет, допустим, джинсы, а они малы на сто размеров – он как-то не очень видел меня реальную. Или купит мне ботинки – в самый раз, но для мальчика, потому что девочки-подростки в его время носили именно такие вот ботиночки.

– Он как-то повлиял на ваш выбор профессии?

– К сожалению, не смог. Я была очень упряма. Он мне сразу сказал, что не надо быть журналистом: профессия ненадежная, очень зависимая, как актерская, только еще хуже. Говорил: учи языки. Хорошо знаешь язык – всегда прокормишься. Но я всё-таки выбрала журналистику.

Встреча со святителем

– Маргарита Сергеевна, а как вы познакомились с Олегом Васильевичем?

– Это было начало шестидесятых, я тогда работала в редакции журнала «Дружба народов». Как-то бегу я по темному редакционному коридору, спешу – меня ждали на кофе. Наклонилась, чтобы на ходу стряхнуть с юбки какую-то бумажную труху – и вдруг головой с разбегу врезалась под дых идущему мне навстречу. Поднимаю голову и вижу: усы, борода – соль с перцем, – разбойные синие глаза. Незнакомец придержал меня за плечи и спросил: «Ну?» Я извинилась, вынырнула из-под его руки и побежала дальше. Признаюсь, с некоторой грустью… Так бывает, когда мимо проходит что-то манящее, недосягаемое. Возможность любви – вот что я тогда почувствовала. А когда я вечером выходила с работы, ушибленный мною незнакомец ждал меня на улице – ему непременно надо было узнать, цела ли моя голова…

– Олег Васильевич пишет в «Погружении» о том, что он вырос в среде петербургских маловеров, которых было большинство среди питерской интеллигенции начала XX века. И сам он был в начале своего жизненного пути таким же маловером. Позже у него был страшный период в Архангельской тюрьме, когда обстоятельства жизни были так чудовищны, что верить в Бога было невозможно. Какая вера у него была в конце жизни?

Маргарита Сергеевна: Олега сама судьба вела к истинной вере. И Господь его хранил. То, что муж выжил в страшной лагерной мясорубке, разве это не чудо, не милость Божья? Ведь сколько раз смерть была совсем близко… Из одного из лагерей его даже отпустили – умирать от туберкулеза и дистрофии, сделавшей его едва шевелившимся доходягой. Но каверны в его легких исчезли, болезнь отступила – это ли не чудо?

Олег вспоминал, как однажды на лесоповале на одного из заключенных стал медленно падать неумело подпиленный лесной исполин. Гибель недотепы была неизбежна. Все застыли в ужасе. И вдруг дерево ушло в сторону, лишь поцарапав лицо бедолаги. Видевший это охранник восхищенно выматерился. «Вот такая сила у молитвы!» – заключил свой рассказ Олег, не уточняя, кто именно молился.

Олег два срока отбыл на Соловках, где в то время сидели и те, кого сейчас мы признали мучениками и исповедниками – многие папины соседи по нарам теперь стали святыми. Так, в ссылке Олег познакомился со святителем Лукой (Войно-Ясенецким), и владыка сказал ему: «Не считайте себя ссыльным, считайте себя свидетелем». Кстати, святитель Лука не оставил Олега и после своей кончины: уверена, это его молитвами «Погружение во тьму» было сначала написано, а затем издано, в том числе – и в Греции.

Настоятель одного из греческих монастырей архимандрит Нектарий (Антонопулос) поехал в Крым поклониться мощам святителя Луки, которого греки особенно почитают. И вдруг к нему подошла некая женщина и подарила ему «Погружение во тьму» на русском языке. Он отдал книгу переводчице. И та, прочитав, в полном восторге воскликнула: «Это надо печатать!» Книга вышла в Греции уже двумя изданиями. Получается, что отец Нектарий узнал о «Погружении» благодаря святителю Луке.

Кстати, именно отец Нектарий разыскал в архиве греческого посольства уникальные документы, связанные с арестом Олега – мужа репрессировали, когда он работал переводчиком в греческом посольстве в Москве. И благодаря этим документам выяснилось, что после ареста Олега греческий посол подавал своему правительству прошение, чтобы заступились за одаренного молодого человека. Но помочь уже, видимо, было нельзя.

– А вы с Олегом Васильевичем разговаривали о вере?

– Говорили, но мало. Но именно он подарил мне первое Евангелие, потом принес Библию. Он открыл мне, что в Бога можно верить не умозрительно, а сердцем. Мы венчались у отца Димитрия Дудко в Гребневе. Потом он же крестил нашу Олю. В то время к Дудко были приставлены стукачи, и чтобы спокойно поговорить, Олег и отец Димитрий уходили в лес. И у меня сохранилась фотография, как они беседуют в лесу: маленький, полный Дудко и высокий худой Олег стоят в одной позе, склонившись друг к другу. Кстати, это фото мне подарил один из стукачей.

Приют для стукача

– Жизнь Олега Васильевича, видимо, тоже не обходилась без их присутствия?

Маргарита Сергеевна: Один осведомитель какое-то время жил на нашей лоджии. Это было начало 80-х. Мы отдыхали в Доме творчества «Комарово», и как-то маленький суетливый человечек бросился к Олегу с криком: «З/к з/к видит издалека!» – подскочил к мужу и долго тряс его руку. Отдыхавший тут же писатель и одновременно чекист поспешил предупредить нас, что наш новый знакомец – известный стукач, отсидевший за гомосексуализм. Фиктивно женат на американке, и ему нужно заработать очки, чтобы получить разрешение на выезд в Америку. Вот он и зарабатывал – не отходил от нас ни на шаг, и когда мы вернулись в Москву, он появился у нас дома.

N, конечно, догадывался, что мы про него всё знаем, и тем не менее просил, чтобы мы разрешили ему у нас пожить – мол, пожалейте, меня же без этого не выпустят! Абсурдная ситуация: просить приюта у людей, на которых ты будешь стучать, и они про это прекрасно знают! «Кем бы он ни был, – сказал Олег, – а уж натерпелся он в заключении побольше многих». И мы решили не осложнять ему судьбу, выдали раскладушку и место на лоджии… Среди цветов…

Ольга: Он довольно быстро у нас освоился. Попивал чай на кухне и еще советы раздавал. Тогда были в моде штаны-бананы. Так вот он мне говорил, что это не женственно, не сексуально, и что такое не надо девочкам носить. Когда он уезжал от нас, то еще и «немного денюжек» попросил. Папа дал ему 500 рублей, а тогда это была приличная сумма. Он клялся, что отдаст. Прислал письмо из Америки, но денег так и не вернул.

Маргарита Сергеевна: Была еще замечательная история. Канун Олимпиады 1980 года, всех социально неблагонадежных высылают из Москвы. Олег числился в милиции как отсидевший. А у него – охотник же – дома было оружие. И местный участковый по фамилии не то Корытко, не то Косорылко решил конфисковать эти ружья у бывшего уголовника и потенциального преступника. Ну и что с того, что он полностью реабилитирован? Милиция пришла с понятыми и торжественно удалилась, унося обнаруженное…

Это было явное нарушение закона, и за Олега вступился Союз писателей. Вскоре раздался звонок из милиции: «Можете забрать ваши ружья». – «Нет, – сказал им в ответ муж. – Вы взяли, вы извольте и принести». Принесли, да еще расшаркивались. Олег их абсолютно не боялся, говорил, что еще раз им его не заполучить. Но был сильно возмущен, говорил, что КГБ-шная удавка за ним всё тянется.

Незадолго до кончины Олега к нему обратился редактор журнала «Витрина. Читающая Россия» с предложением поучаствовать в Тургеневской анкете, которая когда-то была очень популярна в салоне Полины Виардо. На вопрос «Каково ваше душевное состояние?» Олег ответил: в 18 лет было «ожидание грядущих великих дел», в 96 лет – «благодарность».

Беседовала Елена Алексеева

Фото Анны Гальпериной

…Я поздно встал, и на дороге Застигнут ночью Рима был.

Ф. И. Тютчев. Цицерон.

И я взглянул, и вот, конь бледный и на нем всадник, которому имя смерть, и ад следовал за ним…

Откровение св. Иоанна (гл. 6, стих, 8)

Ольге, дочери моей, посвящаю

Несколько вводных штрихов

(вместо предисловия)

…Голые выбеленные, стены. Голый квадрат окна. Глухая дверь, с глазком. С высокого потолка свисает яркая, никогда не гаснущая лампочка, В ее слепящем свете камера особенно пуста и стерильна; все жестко и четко. Даже складки одеяла на плоской постели словно одеревенели.

Этот свет - наваждение. Источник неосознанного беспокойства. От него нельзя отгородиться, отвлечься. Ходишь ли маятником с поворотами через пять шагов или, закружившись, сядешь на табурет, - глаза, уставшие от знакомых потеков краски на параше, трещинок штукатурки, щелей между половицами, от пересчитанных сто раз головок болтов в двери, помимо воли обращаются кверху, чтобы тут же, ослепленными, метнуться по углам. И даже после вечерней поверки, когда разрешается лежать и погружаешься в томительное ночное забытье, сквозь проносящиеся полувоспоминания-полугрезы ощущаешь себя в камере, не освобождаешься от гнетущей невозможности уйти, избавиться от этого бьющего в глаза света. Бездушного, неотвязного, проникающего всюду. Наполняющего бесконечной усталостью…

Эта оголенность предметов под постоянным сильным освещением рождает обостренные представления. Рассудок отбрасывает прочь затеняющие, смягчающие покровы, и на короткие мгновения прозреваешь все вокруг и свою судьбу безнадежно трезвыми очами. Это - же луч прожектора, каким пограничники вдруг вырвут из мрака темные береговые камни или вдавшуюся в море песчаную косу с обсевшими ее серокрылыми, захваченными врасплох морскими птицами.

Я помню, что именно в этой одиночке Архангельской тюрьмы, где меня продержали около года, в один из бесконечных часов бдения при неотступно сторожившей лампочке, стершей грани между днем и ночью, мне особенно беспощадно и обнаженно открылось, как велика и грозна окружающая нас «пылающая бездна…» Как неодолимы силы затопившего мир зла! И все попытки отгородиться от него заслонами веры и мифов о божественном начале жизни показались жалкими, несостоятельными.

Мысль, подобная беспощадному лучу, пробежала по картинам прожитых лет, наполненных воспоминаниями о жестоких гонениях и расправах. Нет, нет! Невозможен был бы такой их невозбранный разгул, такое выставление на позор и осмеяние нравственных основ жизни, руководи миром верховная благая сила. Каленым железом выжигаются из обихода понятия любви, сострадания, милосердия - а небеса не разверзлись…

В середине тридцатых годов, во время генеральных репетиций кровавых мистерий тридцать седьмого, я успел пройти через круги двух следствий и последующих отсидок в Соловецком лагере. Теперь, находясь на пороге третьего срока, я всем существом, кожей ощущал полную безнаказанность насилия. И если до этого внезапного озарения - или помрачения? - обрубившего крылья надежде, я со страстью, усиленной гонениями, прибегал к тайной утешной молитве, упрямо держался за веру отцов и бывал жертвенно настроен, то после него мне сделалось невозможным даже заставить себя перекреститься… И уже отторженными от меня вспоминались тайные службы, совершавшиеся в Соловецком лагере погибшим позже священником.

То был период, когда духовных лиц обряжали в лагерные бушлаты, насильно стригли и брили. За отправление любых треб их расстреливали. Для мирян, прибегнувших к помощи религии, введено было удлинение срока - пятилетний «довесок». И все же отец Иоанн, уже не прежний благообразный священник в рясе и с бородкой, а сутулый, немощный и униженный арестант в грязном, залатанном обмундировании, с безобразно укороченными волосами - его стригли и брили связанным, - изредка ухитрялся выбраться за зону: кто-то добывал ему пропуск через ворота монастырской ограды. И уходил в лес.

Там, на небольшой полянке, укрытой молодыми соснами, собиралась кучка верующих. Приносились хранившиеся с великой опаской у надежных и бесстрашных людей антиминс и потребная для службы утварь. Отец Иоанн надевал епитрахиль и фелонь, мятую и вытертую, и начинал вполголоса. Возгласил и тихое пение нашего робкого хора уносились к пустому северному небу; их поглощала обступившая мшарину чаща…

Страшно было попасть в засаду, мерещились выскакивающие из-за деревьев вохровцы - и мы стремились уйти всеми помыслами к горним заступникам. И, бывало, удавалось отрешиться от гнетущих забот. Тогда сердце полнилось благостным миром и в каждом человеке прозревался «брат во Христе». Отрадные, просветленные минуты! В любви и вере виделось оружие против раздирающей людей ненависти. И воскресали знакомые с детства легенды о первых веках христианства.

Чудилась некая связь между этой вот горсткой затравленных, с верой и надеждой внимающих каждому слову отца Иоанна зэков и святыми и мучениками, порожденными гонениями. Может, и две тысячи лет назад апостолы, таким же слабым и простуженным голосом вселяли мужество и надежду в обреченных, напуганных ропотом толпы на скамьях цирка и ревом хищников в вивариях, каким сейчас так просто и душевно напутствует нас, подходящих к кресту, этот гонимый русский попик. Скромный, безвестный и великий…

Мы расходились по одному, чтобы не привлечь внимания.

Трехъярусные нары под гулкими сводами разоренного собора, забитые разношерстным людом, меченным страхом, готовым на все, чтобы выжить, со своими распрями, лютостью, руганью и убожеством, очень скоро поглощали видение обращенной в храм болотистой поляны, чистое, как сказание о православных святителях. Но о них не забывалось…

Ведь не обнищавшая церковь одолевала зло, а простые слова любви и прощения, евангельские заветы, отвечавшие, казалось, извечной тяге людей к добру и справедливости. Если и оспаривалось в разные времена право церкви на власть в мире и преследование инакомыслия, то никакие государственные установления, социальные реформы и теории никогда не посягали на изначальные христианские добродетели. Религия и духовенство отменялись и распинались евангельские истины оставались неколебимыми. Вот почему так ошеломляли и пугали открыто провозглашенные принципы пролетарской «морали», отвергавшие безотносительные понятия любви и добра.

Над просторами России с ее церквами и колокольнями, из века в век напоминавшими сиянием крестов и голосами колоколов о высоких духовных истинах, звавшими «воздеть очи горе» и думать о душе, о добрых делах, будившими в самых заскорузлых сердцах голос совести, свирепо и беспощадно разыгрывались ветры, разносившие семена жестокости, отвращавшие от духовных исканий и требовавшие отречения от христианской морали, от отцов своих и традиций.

Проповедовались классовая ненависть и непреклонность. Поощрялись донос и предательство. Высмеивались «добренькие». Были поставлены вне закона терпимость к чужим мнениям, человеческое сочувствие и мягкосердечие. Началось погружение в пучину бездуховности, подтачивание и разрушение нравственных устоев общества. Их должны были заменить нормы и законы классовой борьбы, открывшие путь человеконенавистническим теориям, породившим фашизм, плевелы зоологического национализма, расистские лозунги, залившие кровью страницы истории XX века.

Как немного понадобилось лет, чтобы искоренить в людях привычку или потребность взглядывать на небо, истребить или убрать с дороги правдоискателей, чтобы обратить Россию в духовную пустыню! Крепчайший новый порядок основался прочно - на страхе и демагогических лозунгах, на реальных привилегиях и благах для восторжествовавших и янычар. Поэты и писатели, музыканты, художники, академики требовали смертной казни для людей, названных властью «врагами народа». Им вторили послушные хоры общих собраний. И неслось по стране: «Распни его, распни!» Потому что каждый должен был стать соучастником расправы или ее жертвой.

«…вспоминались тайные службы, совершавшиеся в Соловецком лагере погибшим позже священником…

То был период, когда духовных лиц обряжали в лагерные бушлаты, насильно стригли и брили. За отправление любых треб их расстреливали. Для мирян, прибегнувших к помощи религии, введено было удлинение срока - пятилетний “довесок”. И все же отец Иоанн, уже не прежний благообразный священник в рясе и с бородкой, а сутулый, немощный и униженный арестант в грязном, залатанном обмундировании, с безобразно укороченными волосами - его стригли и брили связанным, - изредка ухитрялся выбраться за зону: кто-то добывал ему пропуск через ворота монастырской ограды. И уходил в лес.

Там, на небольшой полянке, укрытой молодыми соснами, собиралась кучка верующих. Приносились хранившиеся с великой опаской у надежных и бесстрашных людей антиминс и потребная для службы утварь. Отец Иоанн надевал епитрахиль и фелонь, мятую и вытертую, и начинал вполголоса. Возгласия и тихое пение нашего робкого хора уносились к пустому северному небу; их поглощала обступившая мшарину чаща…

Страшно было попасть в засаду, мерещились выскакивающие из-за деревьев вохровцы, - и мы стремились уйти всеми помыслами к горним заступникам. И, бывало, удавалось отрешиться от гнетущих забот. Тогда сердце полнилось благостным миром, и в каждом человеке прозревался брат во Христе. Отрадные, просветленные минуты! В любви и вере виделось оружие против раздирающей людей ненависти. И воскресали знакомые с детства рассказы о первых веках христианства.

Чудилась некая связь между этой вот горсткой затравленных, с верой и надеждой внимающих каждому слову отца Иоанна зэков - и святыми и мучениками, порожденными гонениями. Может, и две тысячи лет назад апостолы таким же слабым и простуженным голосом вселяли мужество и надежду в обреченных, напуганных ропотом толпы на скамьях цирка и ревом хищников в вивариях, каким сейчас так просто и душевно напутствует нас, подходящих к кресту, этот гонимый русский священник. Скромный, безвестный и великий…

Мы расходились по одному, чтобы не привлечь внимания…»

Книга, из которой приведена цитата, - в том же ряду, что и «Солнце мертвых» Ивана Шмелева, «Россия в концлагере» Ивана Солоневича, «Неугасимая лампада» Бориса Ширяева, «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына. «Погружение во тьму» - мемуарное свидетельство о самых страшных десятилетиях в истории нашей страны.

Предлагаем вашему вниманию очерк жизни писателя и беседу с его вдовой.

Олег Васильевич Волков - ровесник ХХ века. Он родился в 1900 году в знатной дворянской семье и получил всё, что в СССР за такое происхождение полагалось. До революции успел окончить Тенишевское училище. В 1917 году поступил в Тверское кавалерийское юнкерское училище, но после октябрьского переворота юнкеров распустили по домам из-за угрозы поголовного расстрела. Зимой 1918-го в Торжке был сформирован добровольческий конный отряд; в его составе юнкер Волков ушел на Гражданскую войну. Летом, вырвавшись из окружения, отряд устремился к Екатеринбургу, в надежде спасти царскую семью. Но Ипатьевский дом добровольцы застали уже опустевшим, с пятнами крови на стенах «расстрельной» комнаты. В дальнейшем Волков пытался пробраться к Врангелю, но в Крым попал, когда эвакуация вооруженных сил юга России уже завершилась.

Путь в университет юноше был закрыт из-за происхождения. Прекрасно владея несколькими иностранными языками, Волков работал переводчиком в миссии Нансена, а после ее отъезда - в греческом посольстве.

Его арестовали в начале 1928-го. О белогвардейском прошлом Волкова «органы» ничего не знали ни тогда, ни после, что видно из его следственных дел, ныне опубликованных. (Из них же видно, как неизменно стойко и благородно держался он на допросах, стараясь не повредить другим). И никаких обвинений ему первоначально не предъявлялось: просто молодого человека хотели завербовать в осведомители, от чего он категорически отказался. Следователь пообещал, что Волкова сгноят в лагерях.

«…Случалось потом, в особо тяжкие дни, вспоминать эту пытку духа на Лубянке в феврале уже далекого двадцать восьмого года. Перебирая на все лады ее обстоятельства, в минуты малодушия я жалел, что в тот роковой час не представилось другого выхода. <…> Впрочем, я всегда безобманно чувствовал: повторись всё - и я снова упрусь, уже ясно представляя, на что себя обрекаю…» (С. 18).

Когда в годы перестройки книга Волкова была издана в СССР, один из рецензентов заметил: «”снова упрусь” - вот итог, превращающий “Погружение во тьму” в “Восхождение к свету”».

Начало первого срока будущий писатель отбывал на Соловках. Этот лагерный год был довольно легким по сравнению с тем, что ему предстояло пережить в дальнейшем: на Соловках еще царили относительно «патриархальные» нравы. В чем состояла «патриархальность», можно понять лишь в контексте всей книги, да и лагерных мемуаров в целом…

Внезапно лагерный срок Волкову заменили высылкой в Тульскую область: сказалось заступничество «всероссийского старосты» Калинина, которому близкие Волкова когда-то оказали важную услугу. Эта замена спасла будущему писателю жизнь: через несколько месяцев на Соловках начались массовые расстрелы. В одну ночь было убито свыше шестисот человек. После второго ареста, вновь попав на Соловки в 1931 году, Волков не встретил здесь никого из прежних друзей.

Потом была ссылка в Архангельск, где Волков общался со святителем Лукой (Войно-Ясенецким); уже в ссылке - новый арест и лагерь в Коми АССР. Освободившись незадолго до начала войны, Волков поступил в геологическую экспедицию, что дало ему почти год передышки от жизни за колючей проволокой: затерянную в тайге экспедицию органы нашли только летом 1942-го, чтобы объявить Волкову об аресте и новом сроке. Пообещала ведь ему когда-то советская власть: не хочешь быть стукачом - сгноим в лагерях, и обещание выполняла с большевистским дубинноголовым энтузиазмом. И своего почти добилась: через два года он умирал от тяжелейшей дистрофии, пеллагры, цинги. Лечить никто не собирался - много их тут было таких. Но случайно (случайно ли?) о нем узнал начальник санчасти, бывший зэк, с которым Волков когда-то вместе сидел. Этот человек сделал всё, что мог в тех условиях: Волкова взяли в лазарет, подлечили ровно настолько, чтобы он передвигал ноги (при лучшем состоянии комиссия не подписала бы акт об инвалидности), и отправили умирать в ссылку.

Он не умер. И хотя родственники, которых он повидал проездом в Москве, даже годы спустя с ужасом вспоминали, как он выглядел после лагеря («живой скелет!»), дистрофия постепенно отступила. В Кировабаде, куда он был сослан, вновь выручили иностранные языки - в местном вузе преподавать их было почти некому, и скоро Волков стал незаменимым специалистом. В 1951 году - пятый, последний арест. В обвинительном заключении написали попросту «СОЭ» («социально опасный элемент») - и сослали на 10 лет в глухое село Ярцево Красноярского края. Но весной 1953-го умер Сталин, началась реабилитация невинно осужденных. До Волкова очередь дошла в 1955 году. Его реабилитировали по всем пяти делам, и он смог, наконец, вернуться в Москву. Позади было почти тридцать лет лагерей, тюрем, ссылок.

Оставаться человеком помогала вера. Волков вспоминал, что по-настоящему ощутил это при отъезде с Соловков после первого срока. Его напутствовал священноисповедник епископ Глазовский Виктор (Островидов). Владыка наказал молодому человеку помнить о тех, кто на Соловках претерпевает мучения за Христа, и, если доведется, когда-нибудь рассказать о них. Сам Волков, покидая остров, чувствовал «обновляющее, очищающее душу воздействие соловецкой святыни <…>. Именно тогда я полнее всего ощутил и уразумел значение веры. За нее и пострадать можно!» (С. 119).

Потом, в особенно тяжкие дни, пришло ощущение «полной безнаказанности зла», был период сомнений, отчаяния, завершившийся возвращением к Богу. Писатель вспоминал, что, отправляясь в последнюю, красноярскую ссылку - уже на шестом десятке, с язвой желудка и туберкулезом гортани, - он не испытывал тревоги: «…во мне тогда стали снова оживать надежды на одолимость зла. И было ощущение, что вопреки всему обо мне печется Благая Сила» (С. 504). Кстати, туберкулез гортани, который не смогли вылечить в специализированной столичной больнице (куда Волкова поместили «по блату» - ссыльным запрещалось находиться в Москве), в северной ссылке удивительным образом прошел сам собой…

После реабилитации Волков вернулся в Москву. Он много переводил, публиковал рассказы, преимущественно на охотничьи темы и о природе, публицистические статьи. В 1957 году был принят в Союз писателей. Олег Васильевич стоял у истоков экологического движения в СССР, первым начал бороться за сохранение Байкала, северных рек. Он был зачинателем «Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры», «Энциклопедии российских деревень», писал книги об архитектуре Москвы, Петербурга. В период «оттепели» предложил «Новому миру» повесть «Под конем», тематически перекликающуюся с «Погружением во тьму». Твардовский, уже опубликовавший несколько рассказов Солженицына, обещал напечатать и повесть Волкова: «Только не сразу, а то обвинят в “направлении”». Но «оттепель» кончилась раньше, чем редактор «Нового мира» успел осуществить свои намерения.

Завершенное в конце 1970-х главное произведение Волкова - «Погружение во тьму» - впервые было опубликовано во Франции в 1987 году (рукопись тайно вывез Булат Окуджава, сосед по дому). Писатель дожил и до отечественных публикаций. Впоследствии книга была издана полностью, но первое издание, вышедшее в 1990-м, изрядно пострадало от цензуры: тогдашние рамки «гласности» еще не вмещали мыслей о преемственности злодеяний Ленина-Сталина, правдивых и резких слов о том, во что обошлась России революция и всё за ней последовавшее… Разорение деревни, уничтожение крестьянства Волков считал одним из главных преступлений советского режима. Самые пронзительные страницы книги - о раскулаченных мужиках, умирающих на улицах Архангельска, о крестьянах, изгнанных из родных мест и брошенных зимой «обживать» зырянскую тайгу… Другое чудовищное преступление - растление человеческих душ. Завершая книгу, в 1979 году Волков писал: «Подорванное хозяйство еще может быть восстановлено разумными мерами. Неизмеримо страшнее выглядит разрушенное моральное здоровье нации, обесцененные нравственные критерии. Длившаяся десятилетиями пропаганда, направленная на искоренение принципов и норм, основанных на совести, христианских устоях, не могла не разрушить в народе самое понятие добра и зла. Проповедь примата материальных ценностей привела к отрицанию духовных и пренебрежению ими. Отсюда - неизбежное одичание, бездуховность, утверждение вседозволенности. <…> Побуждаемые - и в какой-то мере оправдываемые - низкой оплатой труда, рабочие воруют и тащат из цехов что попало (привратник за мзду отведет глаза!), торговцы обвешивают и обманывают напропалую, хозяйственники и бухгалтеры монтируют головоломные мошеннические комбинации, начальники берут взятки, безнаказанно грабят казну; ржа коррупции разъедает вузы и больницы, все ступени служебной зависимости, любые общественные организации» (С. 537–538).

В 1993 году в одной из газет появилась заметка: «Чего не смог ГУЛАГ, сделал Мострест». Работнички оного треста, проявив вполне обычное преступное советское разгильдяйство, оставили без ограждения яму двухметровой глубины; в нее и провалился Олег Васильевич, выйдя вечером погулять с собакой. Открытый перелом ноги в таком возрасте стал непоправимой бедой. Последние два с половиной года писатель уже не мог выходить из дома. 10 февраля 1996 года, в канун праздника новомучеников и исповедников Российских, Олег Васильевич Волков скончался. В некрологе «Журнала Московской Патриархии» отмечалось, что «он до конца своих дней сохранял аристократическую стать, безупречную русскую речь, изысканно простой писательский слог и православную веру».

Помню конец 1980-х - 1990-й год, когда журналы печатали фрагменты «Погружения во тьму» и Олег Васильевич стал появляться в передачах центрального телевидения. Он вызывал восхищение, другого слова не подобрать. Олицетворение России, которую мы потеряли. В каждом слове, в каждом жесте чувствовалось достоинство без снобизма, внутренняя культура, из следующих поколений, увы, в большей или меньшей степени успешно вытравленная. Человек, общавшийся со святыми, прошедший запредельные испытания и сохранивший веру…

Мы беседуем с вдовой писателя Маргаритой Сергеевной Волковой.

Маргарита Сергеевна, насколько можно судить по воспоминаниям самого Олега Васильевича, его семья была не очень воцерковленной: оба родителя увлекались теософией, отец еще и толстовством…

Это же Петербург, а петербуржцы в основном были маловеры. Внешнее всё соблюдалось, но всё-таки они маловеры по сравнению с Москвой. А Олега сама судьба вела к настоящей вере. Он через всё прошел - голод, холод, всевозможные издевательства… Но вера, наоборот, укрепилась. Здесь сыграло роль и пребывание на Соловках, когда там было столько священников, мучеников и исповедников. И общение со святителем Лукой Крымским дало ему силы выдержать тридцать лет этого ада.

Господь ведь посылал ему помощь в самых безвыходных ситуациях, когда он бывал на волосок от смерти. И Олег знал, что в живых остался только потому, что Господу угодно было для чего-то продлить его дни. Преосвященный Лука однажды сказал Олегу: «Да вы не считайте себя ссыльным - считайте себя свидетелем». И сам Олег говорил: «Я живу, чтобы свидетельствовать».

За несколько дней до кончины он по просьбе журнала «Витрина. Читающая Россия» отвечал на вопросы так называемой тургеневской анкеты. В ней предлагались различные вопросы, и нужно было дать два варианта ответов: как бы ты ответил в 18 лет и сегодня. Отвечая на вопрос: «Кто ваши любимые герои в истории и в действительности?», Олег Васильевич написал: «18 лет - Муций Сцевола и адмирал Лазарев» (Олег Васильевич был правнуком Михаила Петровича Лазарева, знаменитого исследователя Антарктиды). А в графе «Сегодня» он ответил так: «Тот безымянный батюшка, что, презрев угрозу расстрела, служил в ночном соловецком лесу».

Мы познакомились в 1962 году в редакции «Дружбы народов», где я работала, и через какое-то время он подарил мне первое в моей жизни Евангелие. Я прочла. Конечно, это было потрясение. Потом прочитала всю Библию, тоже им подаренную. Потом и вера пришла, и воцерковление. Интерес к Священному Писанию, к духовной литературе - всё это он привил.

- А до встречи с Олегом Васильевичем Вы не были верующей?

Какая-то вера была и раньше. Крещена я была еще в детстве. Помню, в школе перед экзаменами приятельница давала мне свою ладанку, я ее надевала и смело шла отвечать. А в храмы заходила редко, только перед какими-то важными событиями. Олег Васильевич считал, что вера - это нечто очень личное. Не помню, чтобы мы когда-либо говорили о вере. Но его бессловесный пример, его умение направить мысли мои и душу к Богу (найти Евангелие и Библию в то время было ох как трудно!) привели к тому, что вера моя из врожденной - от случая к случаю - стала радостной и осознанной.

Он знал: горячая, искренняя молитва до Бога дойдет. Однажды в лагере, на лесоповале, на зазевавшегося бедолагу, парализованного страхом, падало дерево. Все замерли… И вдруг дерево повело в сторону. Охранник выразил свое непомерное удивление длинным восхищенным матом. Земля вздрогнула от падения исполина, но все остались живы. «Вот сила молитвы!» - так сказал Олег, не уточняя, кто молился.

Венчал нас священник Димитрий Дудко. Мы часто к нему ездили в Гребнево - как, впрочем, и вся московская интеллигенция. Но наше общение с отцом Димитрием прервалось в 1980 году после его известного покаянного выступления по телевидению. Ранее его арестовали и условием освобождения поставили это выступление. Он, когда выступал, не только каялся в своей «антисоветской деятельности», но и называл фамилии других людей. Он был очень растерянный, несчастный… Я жалела его. Но Олег некоторых вещей не прощал. И когда отец Димитрий позвонил, через какое-то время после своего выступления, Олег сказал ему: «Отец Димитрий? Я такого не знаю», - и повесил трубку. У меня прямо сердце перевернулось. Но что поделать - Олег имел на это право.

Про него самого тоже не забывали. Помню, было это в том же 1980 году, перед московской олимпиадой: из Москвы выселяли бомжей, уголовников, чтобы к приезду иностранцев всё было чистенько, чтобы ничто не порочило нашу социалистическую действительность. А Олег же охотник, у него было два ружья. Пришли конфисковать эти ружья, раз он бывший зэк. Конфисковали, притом с понятыми! Понятые - из нашего дома. Держались милиционеры очень гордо, а фамилия их начальника была… то ли Косорылко… то ли Корытко… не вспомню сейчас. Олег тотчас пошел в Союз писателей и написал заявление: «Раз меня причисляют к такой публике - вот мое заявление на выезд, хочу эмигрировать. Я сыт по горло, вернусь, когда эта власть кончится». Вмешался Сергей Михалков, вмешался Ильин - главный кагэбэшник от литературы, но человек неплохой . На следующий же день Олегу позвонил этот Косорылко: «Вы можете забрать ружья». Олег сказал: «Ну, нет! Вы сами и принесёте». И Косорылко всё принес с извинениями. Конечно, им не нужен был скандал перед олимпиадой. Но вот такие случаи давали нам понять, что органы его своим вниманием не оставляют. «Держат на крючке», - говорил Олег.

Удивительно, что, когда в 1957 году Олега Васильевича принимали в Союз писателей, одним из тех, кто давал ему рекомендации, был Михалков. Казалось бы: такой советский, осторожный, и вдруг - рекомендация бывшему зэку с пятью судимостями. Проявление дворянской солидарности?

И это тоже, но не только. Да, он советский, осторожный, но он Олега любил, всегда очень доверительно с ним беседовал. Знал - что бы он ни сказал «крамольное», Олег никогда его не выдаст.

Но, разумеется, всякое между ними бывало. Случилось это в одном из сибирских городов, не вспомню в каком. Перед этим Брежнев с дозором объезжал страну. А потом - писательская поездка, связанная с защитой природы. Олег постоянно этим занимался, как же было его в такую поездку не взять. И вот в этом городе выступает местное партийное начальство, несет обычный для того времени вздор. Один оратор похваляется, что памятник Ленину поставили в заповеднике, другой еще что-то в том же духе… А Олег вышел и сказал всё как есть, как в действительности обстояло положение дел с охраной природы, в частности в этой области, и спросил: «У вас тут был Брежнев, что ж вы ему ничего не говорили? А теперь оказалось - в этом нужда, в том, здесь браконьерство, там лес вырубают, всё гибнет…». И еще что-то добавил в том смысле, что вместо памятников Ленину вы бы лучше делом занимались.

Когда после выступления он вышел, вокруг него образовался вакуум. Только в гардеробе кое-кто украдкой к нему подходил и шепотом говорил: «Я разделяю Ваши взгляды». И Олег улетел в Москву.

Михалков от всего этого «заболел». Как же: он секретарь правления Союза писателей - и не доглядел? (Кстати, он был хорошим секретарем, очень много сделал добра, не ленился людям помогать). Ну а тут как вернулся, сразу позвонил Олегу. Я сама слышала, как Михалков кричал на том конце провода: «Ты сидел - хочешь, чтоб и я сел?». И - матом. Олег положил трубку, он мата не терпел. После этого по указанию Михалкова статью Олега рассыпали, книгу, которая должна была выйти, велено было не издавать. На что жить? Но к Олегу многие хорошо относились, любили его. Потихоньку давали ему на рецензию разные рукописи. Такая работа оплачивалась совсем не хуже, чем писательский труд; он это делал без особого удовольствия, но добросовестно. Но его самого не печатали. И длилось это довольно долго. И когда в очередной раз рассыпали что-то для Олега очень важное, болезненное - о каком-то заповеднике, который надо было спасать, - я пошла в церковь и долго-долго молилась… У нас тут храм в честь иконы «Знамение Божией Матери» в Переяславской слободе, и там чудотворная икона мученика Трифона. А Олег в это время был в ЦДЛ (Центральный дом литераторов. - Ред.). Возвращается и говорит: «Что-то случилось с Михалковым. Меня увидел, раскрыл объятия и говорит: “Дорогой ты наш Олег Васильевич!”».

А бывало и наоборот: Олег сам от издания готов был отказаться. Он написал книгу «Ту граду быть», об истории московских улиц. Мы были в Коктебеле. Получаем «чистые листы» - это последняя корректура, в которую уже нельзя вносить никакую правку. И вдруг Олег читает: «Я счастлив ходить по тем камням, на которые ступала нога Ленина». Он тотчас поехал в аэропорт. Были там билеты, нет ли - но он добился, чтобы его посадили на ближайший рейс. Пришел в издательство и сказал: «Рассыпайте набор. Вы что, не знаете моей судьбы?». Ну, сняли они эту фразу.

Маргарита Сергеевна, ныне покойный литературный критик Вадим Кожинов утверждал, что якобы незадолго до смерти Олег Васильевич сказал ему следующее: «Я по-прежнему не принимаю и ненавижу коммунизм, но я с ужасом думаю, что теперь будет с Россией. Она слишком уязвимая и хрупкая страна, ей нужна была эта броня в виде СССР».

Если и была именно так - в чем я сомневаюсь - произнесена эта фраза, то в нее, конечно, был вложен иной смысл. Не тот, который грезится национал-социалистам. Сильная Россия - да! Он с болью воспринимал развал страны, но Олег Васильевич очень четко различал понятия «Родина» и «Советский Союз». Развал-то стал как раз результатом семидесяти лет советчины, при царях страна не разваливалась, а прирастала… Да, Сталин держал границы государства, но какой ценой? Это и слепому ясно. Конечно, легко, когда человек уже ушел, посмертно зачислять его в ряды «своих». Понятно, что национал-большевики хотели бы считать Олега Васильевича своим единомышленником. Но не получится. Олег всю жизнь был монархистом. В таком возрасте не меняют убеждений. И в той же тургеневской анкете, которую он заполнил незадолго до смерти, на вопрос: «Кого вы больше всего ненавидите из исторических деятелей?» - ответил: «Ленина - Сталина - Гитлера».

- Как Олег Васильевич познакомился со святителем Лукой?

После второго соловецкого сидения Олега сослали в Архангельск. Ему там удалось хоть кое-как, но устроиться: нашел работу, снимал угол. А на улицах Архангельска, на тротуарах, трамвайных путях сидели и лежали умирающие мужики, сосланные туда целыми деревнями - с детьми, стариками. Они умирали от голода, холода и полной безнадежности. К утру не успевали убрать трупы… Олег третью часть любой своей еды откладывал. И когда собирался полновесный кулек, ходил кого-нибудь из них подкормить. Он говорил, что было невероятно тяжело идти среди них и выбирать самых несчастных, где дети. Эти глаза, смотревшие с немой мольбой: «Мне!», «Дай мне!»… И там он познакомился с пожилой симпатичной архангелогородкой, которая тоже приходила туда с кулечками еды - как выяснилось, от преосвященного Луки. Она рассказала владыке о молодом интеллигентном ссыльном, и владыка пригласил Олега на чаепитие. Так началось их знакомство. Церкви в Архангельске все были закрыты, или разрушены, или переданы обновленцам. И ходить на службу приходилось далеко за город, в ветхую кладбищенскую церковку. Когда владыка туда шел, он звал с собой Олега.

Служить владыке было запрещено. Он даже в алтарь никогда не заходил, стоял на богослужении со всеми прихожанами. Он не нарушал этот запрет, чтобы не подвести священника. Так и говорил: «Мне-то ничего не будет, а с настоятелем расправятся». А священник был такой маленький, сухонький, в одеянии настолько потрепанном, что владыка ему однажды принес свое облачение и по дороге говорил Олегу: «Ну, из большого-то малое можно сделать».

Преосвященный Лука был окружен агентами. И в том, что Олег с ним открыто ходил по улицам и приходил к нему в больницу, тоже был вызов. И доносы писались, конечно. Хотя Олега и без этого посадили бы снова.

Беседы с таким человеком, святым, очень много давали Олегу. Но святитель Лука не только тогда, в Архангельске, заботился о нем. Он и отойдя ко Господу Олега не оставил. Во всяком случае, «Погружение во тьму» в Греции издано не без его участия.

- Как это?

Греки очень любят святителя Луку, очень почитают. И вот, архимандрит Нектарий (Антонопулос), настоятель монастыря святого Климентия в Фивах, поехал в Крым поклониться мощам святителя Луки. И там какая-то женщина, прихожанка, подарила ему «Погружение во тьму» на русском языке. Фамилия «Волков» отцу Нектарию ничего не говорила, но чем-то книга его всё же заинтересовала. И он дал почитать переводчице. Та сказала: «Это надо печатать!». Книга двумя изданиями выходила в Греции. Было немало изданий за рубежом, но греческое издание - лучшее. Настолько профессионально, строго всё выверено, даже карта вычерчена передвижений Олега. И получается, отец Нектарий узнал о книге Олега благодаря святителю Луке - он ведь ради святителя приехал.

Но это было позднее. А в ту же поездку, когда ему книгу подарили, отец Нектарий встретился с замечательным иконописцем Александром Соколовым. И спросил его: «Не можете ли Вы познакомить меня с настоящим русским человеком?». Саша сказал: «Могу. Этот человек - Олег Васильевич Волков. Но он сейчас болен. Я позвоню, и если он согласится, вы встретитесь». Отец Нектарий получил приглашение, мы его ждали. Он тогда еще не связывал Олега Васильевича с автором той книги, потому что книгу переводчице он позже дал. Он уехал в Оптину пустынь и надолго там задержался, а когда приехал - Олег уже был без сознания. Он ждал отца Нектария, а потом невмоготу стало, в кому впал. Отец Нектарий позвонил, и я сказала: «Не могу Вас сейчас принять, простите». И на следующий день Олег умер. Отец Нектарий до сих пор себя корит, что не повидался с ним.

В начале ноября 2011 года в Греции открылась конференция, посвященная священноисповеднику Луке Крымскому. Деловая ее часть проходила в Афинах и Салониках. Всё было организовано замечательно, выступали богословы, врачи, художники. Были делегации из России, с Украины… Меня пригласили выступить, я рассказывала о знакомстве Олега Васильевича со святителем Лукой. Конференцию подготовил отец Нектарий. Зная отца Нектария, я не удивляюсь, что именно на греческой земле пожелал расцвести наш российский святой преосвященный Лука. Кстати, отец Нектарий нашел в архиве греческого посольства документы, относящиеся к Олегу, о которых раньше ничего не было известно. Оказывается, посол после ареста Олега просил за него, писал своему правительству: заступитесь, талантливый молодой человек, пропадет ни за что. Ну, куда уж там греческому правительству… Никто, конечно, вмешиваться не стал. А Олег, по милости Божией, не пропал, претерпел до конца и свидетельство свое людям оставил.

Волков О. Погружение во тьму. М., 2009. С. 8–10. Далее номера страниц указаны в тексте.

Ильин Виктор Николаевич - в 1950–1970-е гг. секретарь по организационным вопросам Московского отделения Союза писателей. Генерал-лейтенант КГБ в отставке.

Новое на сайте

>

Самое популярное

Насморк. Сахарный диабет. Щитовка. Портал здоровья.

© 2024. .

ПОПУЛЯРНЫЕ РАЗДЕЛЫ