«Он живой и светится...»
Однажды вечером я сидел во дворе, возле песка, и ждал маму. Она, наверно, задерживалась в институте, или в магазине, или, может быть, долго стояла на автобусной остановке. Не знаю. Только все родители нашего двора уже пришли, и все ребята пошли с ними по домам и уже, наверно, пили чай с бубликами и брынзой, а моей мамы все еще не было…
И вот уже стали зажигаться в окнах огоньки, и радио заиграло музыку, и в небе задвигались темные облака – они были похожи на бородатых стариков…
И мне захотелось есть, а мамы все не было, и я подумал, что, если бы я знал, что моя мама хочет есть и ждет меня где-то на краю света, я бы моментально к ней побежал, а не опаздывал бы и не заставлял ее сидеть на песке и скучать.
И в это время во двор вышел Мишка. Он сказал:
– Здорово!
И я сказал:
– Здорово!
Мишка сел со мной и взял в руки самосвал.
– Ого! – сказал Мишка. – Где достал? А он сам набирает песок? Не сам? А сам сваливает? Да? А ручка? Для чего она? Ее можно вертеть? Да? А? Ого! Дашь мне его домой?
Я сказал:
– Нет, не дам. Подарок. Папа подарил перед отъездом.
Мишка надулся и отодвинулся от меня. На дворе стало еще темнее.
Я смотрел на ворота, чтоб не пропустить, когда придет мама. Но она все не шла. Видно, встретила тетю Розу, и они стоят и разговаривают и даже не думают про меня. Я лег на песок.
Тут Мишка говорит:
– Не дашь самосвал?
– Отвяжись, Мишка.
Тогда Мишка говорит:
– Я тебе за него могу дать одну Гватемалу и два Барбадоса!
Я говорю:
– Сравнил Барбадос с самосвалом…
– Ну, хочешь, я дам тебе плавательный круг?
Я говорю:
– Он у тебя лопнутый.
– Ты его заклеишь!
Я даже рассердился:
– А плавать где? В ванной? По вторникам?
И Мишка опять надулся. А потом говорит:
– Ну, была не была! Знай мою доброту! На!
И он протянул мне коробочку от спичек. Я взял ее в руки.
– Ты открой ее, – сказал Мишка, – тогда увидишь!
Я открыл коробочку и сперва ничего не увидел, а потом увидел маленький светло-зеленый огонек, как будто где-то далеко-далеко от меня горела крошечная звездочка, и в то же время я сам держал ее сейчас в руках.
– Что это, Мишка, – сказал я шепотом, – что это такое?
– Это светлячок, – сказал Мишка. – Что, хорош? Он живой, не думай.
– Мишка, – сказал я, – бери мой самосвал, хочешь? Навсегда бери, насовсем! А мне отдай эту звездочку, я ее домой возьму…
И Мишка схватил мой самосвал и побежал домой. А я остался со своим светлячком, глядел на него, глядел и никак не мог наглядеться: какой он зеленый, словно в сказке, и как он хоть и близко, на ладони, а светит, словно издалека… И я не мог ровно дышать, и я слышал, как стучит мое сердце, и чуть-чуть кололо в носу, как будто хотелось плакать.
И я долго так сидел, очень долго. И никого не было вокруг. И я забыл про всех на белом свете.
Но тут пришла мама, и я очень обрадовался, и мы пошли домой. А когда стали пить чай с бубликами и брынзой, мама спросила:
– Ну, как твой самосвал?
А я сказал:
– Я, мама, променял его.
Мама сказала:
– Интересно! А на что?
Я ответил:
– На светлячка! Вот он, в коробочке живет. Погаси-ка свет!
И мама погасила свет, и в комнате стало темно, и мы стали вдвоем смотреть на бледно-зеленую звездочку.
Потом мама зажгла свет.
– Да, – сказала она, – это волшебство! Но все-таки как ты решился отдать такую ценную вещь, как самосвал, за этого червячка?
– Я так долго ждал тебя, – сказал я, – и мне было так скучно, а этот светлячок, он оказался лучше любого самосвала на свете.
Мама пристально посмотрела на меня и спросила:
– А чем же, чем же именно он лучше?
Я сказал:
– Да как же ты не понимаешь?! Ведь он живой! И светится!..
Надо иметь чувство юмора
Один раз мы с Мишкой делали уроки. Мы положили перед собой тетрадки и списывали. И в это время я рассказывал Мишке про лемуров, что у них большие глаза, как стеклянные блюдечки, и что я видел фотографию лемура, как он держится за авторучку, сам маленький-маленький и ужасно симпатичный.
Потом Мишка говорит:
– Написал?
Я говорю:
– Ты мою тетрадку проверь, – говорит Мишка, – а я – твою.
И мы поменялись тетрадками.
И я как увидел, что Мишка написал, так сразу стал хохотать.
Гляжу, а Мишка тоже покатывается, прямо синий стал.
Я говорю:
– Ты чего, Мишка, покатываешься?
– Я покатываюсь, что ты неправильно списал! А ты чего?
Я говорю:
– А я то же самое, только про тебя. Гляди, ты написал: «Наступили мозы». Это кто такие – «мозы»?
Мишка покраснел:
– Мозы – это, наверно, морозы. А ты вот написал: «Натала зима». Это что такое?
– Да, – сказал я, – не «натала», а «настала». Ничего не попишешь, надо переписывать. Это все лемуры виноваты.
И мы стали переписывать. А когда переписали, я сказал:
– Давай задачи задавать!
– Давай, – сказал Мишка.
В это время пришел папа. Он сказал:
– Здравствуйте, товарищи студенты…
И сел к столу.
Я сказал:
– Вот, папа, послушай, какую я Мишке задам задачу: вот у меня есть два яблока, а нас трое, как разделить их среди нас поровну?
Мишка сейчас же надулся и стал думать. Папа не надулся, но тоже задумался. Они думали долго.
Я тогда сказал:
– Сдаешься, Мишка?
Мишка сказал:
– Сдаюсь!
Я сказал:
– Чтобы мы все получили поровну, надо из этих яблок сварить компот. – И стал хохотать: – Это меня тетя Мила научила!..
Мишка надулся еще больше. Тогда папа сощурил глаза и сказал:
– А раз ты такой хитрый, Денис, дай-ка я задам тебе задачу.
Рассказы о Дениске переведены на многие языки мира и даже на японский. Виктор Драгунский написал к японскому сборнику искреннее и веселое предисловие: «Я родился довольно давно и довольно далеко, можно сказать даже, в другой части света. В детстве я любил драться и никогда не давал себя в обиду. Как вы понимаете, моим героем был Том Сойер, и никогда, ни в коем случае, не Сид. Я уверен, что вы разделяете мою точку зрения. В школе я учился, прямо скажем, неважно… С самого раннего детства я крепко полюбил цирк и люблю его до сих пор. Я был клоуном. О цирке я написал повесть «Сегодня и ежедневно». Кроме цирка я очень люблю маленьких детей. Я пишу о детях и для детей. В этом вся моя жизнь, ее смысл».
«Денискины рассказы» - это весёлые истории
с чутким видением важных мелочей, они поучительны, но без нравоучений. Если вы
их ещё не читали, начните с самых трогательных историй и лучше всего на эту
роль подойдет рассказ «Друг детства».
Денискины рассказы: Друг детства
Когда мне было лет шесть или шесть с половиной, я совершенно не знал, кем же я в конце концов буду на этом свете. Мне все люди вокруг очень нравились и все работы тоже. У меня тогда в голове была ужасная путаница, я был какой-то растерянный и никак не мог толком решить, за что же мне приниматься.
То я хотел быть астрономом, чтоб не спать по ночам и наблюдать в телескоп далекие звезды, а то я мечтал стать капитаном дальнего плавания, чтобы стоять, расставив ноги, на капитанском мостике, и посетить далекий Сингапур, и купить там забавную обезьянку. А то мне до смерти хотелось превратиться в машиниста метро или начальника станции и ходить в красной фуражке и кричать толстым голосом:– Го-о-тов!
Или у меня разгорался аппетит выучиться на такого художника, который рисует на уличном асфальте белые полоски для мчащихся машин. А то мне казалось, что неплохо бы стать отважным путешественником вроде Алена Бомбара и переплыть все океаны на утлом челноке, питаясь одной только сырой рыбой. Правда, этот Бомбар после своего путешествия похудел на двадцать пять килограммов, а я всего-то весил двадцать шесть, так что выходило, что если я тоже поплыву, как он, то мне худеть будет совершенно некуда, я буду весить в конце путешествия только одно кило. А вдруг я где-нибудь не поймаю одну-другую рыбину и похудею чуть побольше? Тогда я, наверно, просто растаю в воздухе как дым, вот и все дела.Когда я все это подсчитал, то решил отказаться от этой затеи, а на другой день мне уже приспичило стать боксером, потому что я увидел в телевизоре розыгрыш первенства Европы по боксу. Как они молотили друг друга – просто ужас какой-то! А потом показали их тренировку, и тут они колотили уже тяжелую кожаную «грушу» – такой продолговатый тяжелый мяч, по нему надо бить изо всех сил, лупить что есть мочи, чтобы развивать в себе силу удара. И я так нагляделся на все на это, что тоже решил стать самым сильным человеком во дворе, чтобы всех побивать, в случае чего.
Я сказал папе:– Папа, купи мне грушу!
– Сейчас январь, груш нет. Съешь пока морковку.
Я рассмеялся:– Нет, папа, не такую! Не съедобную грушу! Ты, пожалуйста, купи мне обыкновенную кожаную боксерскую грушу!
– А тебе зачем? – сказал папа.– Тренироваться, – сказал я. – Потому что я буду боксером и буду всех побивать. Купи, а?
– Сколько же стоит такая груша? – поинтересовался папа.– Пустяки какие-нибудь, – сказал я. – Рублей десять или пятьдесят.
– Ты спятил, братец, – сказал папа. – Перебейся как-нибудь без груши. Ничего с тобой не случится. И он оделся и пошел на работу. А я на него обиделся за то, что он мне так со смехом отказал. И мама сразу же заметила, что я обиделся, и тотчас сказала:– Стой-ка, я, кажется, что-то придумала. Ну-ка, ну-ка, погоди-ка одну минуточку.
И она наклонилась и вытащила из-под дивана большую плетеную корзинку; в ней были сложены старые игрушки, в которые я уже не играл. Потому что я уже вырос и осенью мне должны были купить школьную форму и картуз с блестящим козырьком.Мама стала копаться в этой корзинке, и, пока она копалась, я видел мой старый трамвайчик без колес и на веревочке, пластмассовую дудку, помятый волчок, одну стрелу с резиновой нашлепкой, обрывок паруса от лодки, и несколько погремушек, и много еще разного игрушечного утиля. И вдруг мама достала со дна корзинки здоровущего плюшевого Мишку.
Она бросила его мне на диван и сказала:– Вот. Это тот самый, что тебе тетя Мила подарила. Тебе тогда два года исполнилось. Хороший Мишка, отличный. Погляди, какой тугой! Живот какой толстый! Ишь как выкатил! Чем не груша? Еще лучше! И покупать не надо! Давай тренируйся сколько душе угодно! Начинай!
И тут ее позвали к телефону, и она вышла в коридор.А я очень обрадовался, что мама так здорово придумала. И я устроил Мишку поудобнее на диване, чтобы мне сподручней было об него тренироваться и развивать силу удара.
Он сидел передо мной такой шоколадный, но здорово облезлый, и у него были разные глаза: один его собственный – желтый стеклянный, а другой большой белый – из пуговицы от наволочки; я даже не помнил, когда он появился. Но это было не важно, потому что Мишка довольно весело смотрел на меня своими разными глазами, и он расставил ноги и выпятил мне навстречу живот, а обе руки поднял кверху, как будто шутил, что вот он уже заранее сдается…
И я вот так посмотрел на него и вдруг вспомнил, как давным-давно я с этим Мишкой ни на минуту не расставался, повсюду таскал его за собой, и нянькал его, и сажал его за стол рядом с собой обедать, и кормил его с ложки манной кашей, и у него такая забавная мордочка становилась, когда я его чем-нибудь перемазывал, хоть той же кашей или вареньем, такая забавная милая мордочка становилась у него тогда, прямо как живая, и я его спать с собой укладывал, и укачивал его, как маленького братишку, и шептал ему разные сказки прямо в его бархатные тверденькие ушки, и я его любил тогда, любил всей душой, я за него тогда жизнь бы отдал. И вот он сидит сейчас на диване, мой бывший самый лучший друг, настоящий друг детства. Вот он сидит, смеется разными глазами, а я хочу тренировать об него силу удара…
– Ты что, – сказала мама, она уже вернулась из коридора. – Что с тобой?А я не знал, что со мной, я долго молчал и отвернулся от мамы, чтобы она по голосу или по губам не догадалась, что со мной, и я задрал голову к потолку, чтобы слезы вкатились обратно, и потом, когда я скрепился немного, я сказал:
– Ты о чем, мама? Со мной ничего… Просто я раздумал. Просто я никогда не буду боксером.Об авторе.
Виктор Драгунский прожил большую, интересную жизнь. Но не все знают, что до того, как стать писателем, в ранней молодости он сменил множество занятий и при этом преуспел в каждом: токарь, шорник, актер, режиссер, автор маленьких пьес, «рыжий» клоун на манеже Московского цирка. С одинаковым уважением он относился к любой работе, которой занимался в своей жизни. Он очень любил детей, и дети тянулись к нему, чувствуя в нем старшего доброго товарища и друга. Когда он был актером, то охотно выступал перед детьми, обычно в роли Деда Мороза во время зимних каникул. Он был добрым, веселым человеком, но непримиримым к несправедливости и лжи.
Виктор Юзефович Драгунский - человек удивительной судьбы. Он родился 30 ноября 1913 года в Нью-Йорке в семье эмигрантов из России. Однако уже в 1914 году, незадолго до начала Первой мировой войны, семья вернулась обратно и осела в Гомеле, где и прошло детство Драгунского. Вместе со своим отчимом актером Михаилом Рубиным в десять лет он начал выступать на провинциальных сценах: декламировал куплеты, бил чечетку и пародировал. В юности работал лодочником на Москве реке, токарем на заводе, шорником в спортивной мастерской. По счастливой случайности в 1930 году Виктор Драгунский поступил в литературно-театральную мастерскую к Алексею Дикому и здесь начинается интересный этап биографии – актерская деятельность. В 1935 году он начал выступать как актер. С 1940 года публикует фельетоны и юмористические рассказы, пишет песни, интермедии, клоунады, сценки для эстрады и цирка. Во время Великой Отечественной войны Драгунский был в ополчении, а потом выступал на фронтах с концертными бригадами. Немногим более года он работал в цирке клоуном, но опять вернулся в театр. В Театре киноактера организовал ансамбль литературно-театральной пародии, объединив молодых малозанятых актеров в самодеятельную труппу «Синяя птичка». Драгунский сыграл несколько ролей в кино. Ему было почти пятьдесят, когда стали выходить его книжки для детей со странными названиями: «Двадцать лет под кроватью», «Ни пиф, ни паф», «Профессор кислых щей»... Первые Денискины рассказы Драгунского мгновенно стали популярны. Книги из этой серии печатались большими тиражами.
Однако Виктор Драгунский писал прозаические произведения и для взрослых. В 1961 году вышла повесть «Он упал на траву» о самых первых днях войны. В 1964 году опубликована повесть «Сегодня и ежедневно», рассказывающая о жизни работников цирка. Главный герой этой книги – клоун.
Умер Виктор Юзефович Драгунский в Москве 6 мая 1972 года. Писательскую династию Драгунских продолжили его сын Денис, ставший вполне преуспевающим литератором, и дочь Ксения Драгунская - блистательный детский писатель и драматург.Близкий друг Драгунского, детский поэт Яков Аким однажды сказал: «Юному человеку нужны все витамины, в том числе все нравственные витамины. Витамины доброты, благородства, честности, порядочности, мужества. Все эти витамины дарил нашим детям щедро и талантливо Виктор Драгунский».
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
Шрифт:
100% +
Виктор Драгунский
Денискины рассказы
Англичанин Павля
– Завтра первое сентября, – сказала мама, – и вот наступила осень, и ты пойдёшь уже во второй класс. О, как летит время!
– И по этому случаю, – подхватил папа, – мы сейчас «зарежем арбуза»!
И он взял ножик и взрезал арбуз. Когда он резал, был слышен такой полный, приятный, зелёный треск, что у меня прямо спина похолодела от предчувствия, как я буду есть этот арбуз. И я уже раскрыл рот, чтобы вцепиться в розовый арбузный ломоть, но тут дверь распахнулась, и в комнату вошёл Павля. Мы все страшно обрадовались, потому что он давно уже не был у нас, и мы по нём соскучились.
– Ого, кто пришёл! – сказал папа. – Сам Павля. Сам Павля-Бородавля!
– Садись с нами, Павлик, арбуз есть, – сказала мама. – Дениска, подвинься.
Я сказал:
– Привет! – и дал ему место рядом с собой.
Он сказал:
– Привет! – и сел.
И мы начали есть, и долго ели, и молчали. Нам неохота было разговаривать. А о чём тут разговаривать, когда во рту такая вкуснотища!
И когда Павле давали третий кусок, он сказал:
– Ах, люблю я арбуз. Даже очень. Мне бабушка никогда не даёт его вволю поесть.
– А почему? – спросила мама.
– Она говорит, что после арбуза у меня получается не сон, а сплошная беготня.
– Правда, – сказал папа. – Вот поэтому-то мы и едим арбуз с утра пораньше. К вечеру его действие кончается и можно спокойно спать. Ешь давай, не бойся.
– Я не боюсь, – сказал Павля.
И мы все опять занялись делом, и опять долго молчали. И когда мама стала убирать корки, папа сказал:
– А ты чего, Павля, так давно не был у нас?
– Да, – сказал я. – Где ты пропадал? Что ты делал?
И тут Павля напыжился, покраснел, поглядел по сторонам и вдруг небрежно так обронил, словно нехотя:
– Что делал, что делал… Английский изучал, вот что делал.
Я прямо опешил. Я сразу понял, что всё лето зря прочепушил. С ежами возился, в лапту играл, пустяками занимался. А вот Павля, он время не терял, нет, шалишь, он работал над собой, он повышал свой уровень образования. Он изучал английский язык и теперь небось сможет переписываться с английскими пионерами и читать английские книжки! Я сразу почувствовал, что умираю от зависти, а тут ещё мама добавила:
– Вот, Дениска, учись. Это тебе не лапта!
– Молодец, – сказал папа, – уважаю!
Павля прямо засиял:
– К нам в гости приехал студент, Сева. Так вот он со мной каждый день занимается. Вот уже целых два месяца. Прямо замучил совсем.
– А что, трудный английский язык? – спросил я.
– С ума сойти, – вздохнул Павля.
– Ещё бы не трудный, – вмешался папа. – Там у них сам чёрт ногу сломит. Уж очень сложное правописание. Пишется Ливерпуль, а произносится Манчестер.
– Ну да! – сказал я. – Верно, Павля?
– Прямо беда, – сказал Павля, – я совсем измучился от этих занятий, похудел на двести грамм.
– Так что ж ты не пользуешься своими знаниями, Павлик? – сказала мама. – Ты почему, когда вошёл, не сказал нам по-английски «здрасте»?
– Я «здрасте» ещё не проходил, – сказал Павля.
– Ну вот ты арбуза поел, почему не сказал «спасибо»?
– Я сказал, – сказал Павля.
– Ну да, по-русски-то ты сказал, а по-английски?
– Мы до «спасибо» ещё не дошли, – сказал Павля. – Очень трудное пропо-ви-сание.
Тогда я сказал:
– Павля, а ты научи-ка меня, как по-английски «раз, два, три».
– Я этого ещё не изучил, – сказал Павля.
– Что же ты изучал? – закричал я. – За два месяца ты всё-таки хоть что-нибудь-то изучил?
– Я изучил, как по-английски Петя, – сказал Павля.
– Ну как?
– Верно, – сказал я. – Ну, а что ты ещё знаешь по-английски?
– Пока всё, – сказал Павля.
Арбузный переулок
Я пришёл со двора после футбола усталый и грязный, как не знаю кто. Мне было весело, потому что мы выиграли у дома номер пять со счётом 44:37. В ванной, слава богу, никого не было. Я быстро сполоснул руки, побежал в комнату и сел за стол. Я сказал:
– Я, мама, сейчас быка съесть могу.
Она улыбнулась.
– Живого быка? – сказала она.
– Ага, – сказал я, – живого, с копытами и ноздрями!
Мама сейчас же вышла и через секунду вернулась с тарелкой в руках. Тарелка так славно дымилась, и я сразу догадался, что в ней рассольник. Мама поставила тарелку передо мной.
– Ешь! – сказала мама.
Но это была лапша. Молочная. Вся в пенках. Это почти то же самое, что манная каша. В каше обязательно комки, а в лапше обязательно пенки. Я просто умираю, как только вижу пенки, не то чтобы есть. Я сказал:
– Я не буду лапшу!
Мама сказала:
– Безо всяких разговоров!
– Там пенки!
Мама сказала:
– Ты меня вгонишь в гроб! Какие пенки? Ты на кого похож? Ты вылитый Кощей!
Я сказал:
– Лучше убей меня!
Но мама вся прямо покраснела и хлопнула ладонью по столу:
– Это ты меня убиваешь!
И тут вошёл папа. Он посмотрел на нас и спросил:
– О чём тут диспут? О чём такой жаркий спор?
Мама сказала:
– Полюбуйся! Не хочет есть. Парню скоро одиннадцать лет, а он, как девочка, капризничает.
Мне скоро девять. Но мама всегда говорит, что мне скоро одиннадцать. Когда мне было восемь лет, она говорила, что мне скоро десять.
Папа сказал:
– А почему не хочет? Что, суп пригорел или пересолен?
Я сказал:
– Это лапша, а в ней пенки…
Папа покачал головой:
– Ах, вот оно что! Его высокоблагородие фон-барон Кутькин-Путькин не хочет есть молочную лапшу! Ему, наверно, надо подать марципаны на серебряном подносе!
Я засмеялся, потому что я люблю, когда папа шутит.
– Это что такое – марципаны?
– Я не знаю, – сказал папа, – наверно, что-нибудь сладенькое и пахнет одеколоном. Специально для фон-барона Кутькина-Путькина!.. А ну давай ешь лапшу!
– Да ведь пенки же!
– Заелся ты, братец, вот что! – сказал папа и обернулся к маме. – Возьми у него лапшу, – сказал он, – а то мне просто противно! Кашу он не хочет, лапшу он не может!.. Капризы какие! Терпеть не могу!..
Он сел на стул и стал смотреть на меня. Лицо у него было такое, как будто я ему чужой. Он ничего не говорил, а только вот так смотрел – по-чужому. И я сразу перестал улыбаться – я понял, что шутки уже кончились. А папа долго так молчал, и мы все так молчали, а потом он сказал, и как будто не мне, и не маме, а так кому-то, кто его друг:
– Нет, я, наверно, никогда не забуду эту ужасную осень, – сказал папа, – как невесело, неуютно тогда было в Москве… Война, фашисты рвутся к городу. Холодно, голодно, взрослые все ходят нахмуренные, радио слушают ежечасно… Ну, всё понятно, не правда ли? Мне тогда лет одиннадцать-двенадцать было, и, главное, я тогда очень быстро рос, тянулся кверху, и мне всё время ужасно есть хотелось. Мне совершенно не хватало еды. Я всегда просил хлеба у родителей, но у них не было лишнего, и они мне отдавали свой, а мне и этого не хватало. И я ложился спать голодный, и во сне я видел хлеб. Да что… У всех так было. История известная. Писано-переписано, читано-перечитано…
И вот однажды иду я по маленькому переулку, недалеко от нашего дома, и вдруг вижу – стоит здоровенный грузовик, доверху заваленный арбузами. Я даже не знаю, как они в Москву попали. Какие-то заблудшие арбузы. Наверно, их привезли, чтобы по карточкам выдавать. И наверху в машине стоит дядька, худой такой, небритый и беззубый, что ли, – рот у него очень втянулся. И вот он берёт арбуз и кидает его своему товарищу, а тот – продавщице в белом, а та – ещё кому-то четвёртому… И у них это ловко так цепочкой получается: арбуз катится по конвейеру от машины до магазина. А если со стороны посмотреть – играют люди в зелёно-полосатые мячики, и это очень интересная игра. Я долго так стоял и на них смотрел, и дядька, который очень худой, тоже на меня смотрел и всё улыбался мне своим беззубым ртом, славный человек. Но потом я устал стоять и уже хотел было идти домой, как вдруг кто-то в их цепочке ошибся, загляделся, что ли, или просто промахнулся, и пожалуйте – тррах!.. Тяжеленный арбузище вдруг упал на мостовую. Прямо рядом со мной. Он треснул как-то криво, вкось, и была видна белоснежная тонкая корка, а за нею такая багровая, красная мякоть с сахарными прожилками и косо поставленными косточками, как будто лукавые глазки арбуза смотрели на меня и улыбались из серёдки. И вот тут, когда я увидел эту чудесную мякоть и брызги арбузного сока и когда я почуял этот запах, такой свежий и сильный, только тут я понял, как мне хочется есть. Но я отвернулся и пошёл домой. И не успел я отойти, вдруг слышу – зовут:
«Мальчик, мальчик!»
Я оглянулся, а ко мне бежит этот мой рабочий, который беззубый, и у него в руках разбитый арбуз. Он говорит:
«На-ка, милый, арбуз-то, тащи, дома поешь!»
И я не успел оглянуться, а он уже сунул мне арбуз и бежит на своё место, дальше разгружать. И я обнял арбуз и еле доволок его до дому, и позвал своего дружка Вальку, и мы с ним оба слопали этот громадный арбуз. Ах, что это была за вкуснота! Передать нельзя! Мы с Валькой отрезали большущие кусищи, во всю ширину арбуза, и когда кусали, то края арбузных ломтей задевали нас за уши, и уши у нас были мокрые, и с них капал розовый арбузный сок. И животы у нас с Валькой надулись и тоже стали похожи на арбузы. Если по такому животу щёлкнуть пальцем, звон пойдёт знаешь какой! Как от барабана. И об одном только мы жалели, что у нас нет хлеба, а то бы мы ещё лучше наелись. Да…
Папа отвернулся и стал смотреть в окно.
– А потом ещё хуже – завернула осень, – сказал он, – стало совсем холодно, с неба сыпал зимний, сухой и меленький снег, и его тут же сдувало сухим и острым ветром. И еды у нас стало совсем мало, и фашисты всё шли и шли к Москве, и я всё время был голодный. И теперь мне снился не только хлеб. Мне ещё снились и арбузы. И однажды утром я увидел, что у меня совсем уже нет живота, он просто как будто прилип к позвоночнику, и я прямо уже ни о чём не мог думать, кроме еды. И я позвал Вальку и сказал ему:
«Пойдём, Валька, сходим в тот арбузный переулок, может быть, там опять арбузы разгружают, и, может быть, опять один упадёт, и, может быть, нам его опять подарят».
И мы закутались с ним в какие-то бабушкины платки, потому что холодюга был страшный, и пошли в арбузный переулок. На улице был серый день, людей было мало, и в Москве тихо было, не то что сейчас. В арбузном переулке и вовсе никого не было, и мы стали против магазинных дверей и ждём, когда же придёт грузовик с арбузами. И уже стало совсем темнеть, а он всё не приезжал. Я сказал:
«Наверно, завтра приедет…»
«Да, – сказал Валька, – наверно, завтра».
И мы пошли с ним домой. А назавтра снова пошли в переулок, и снова напрасно. И мы каждый день так ходили и ждали, но грузовик не приехал…
Папа замолчал. Он смотрел в окно, и глаза у него были такие, как будто он видит что-то такое, чего ни я, ни мама не видим. Мама подошла к нему, но папа сразу встал и вышел из комнаты. Мама пошла за ним. А я остался один. Я сидел и тоже смотрел в окно, куда смотрел папа, и мне показалось, что я прямо вот вижу папу и его товарища, как они дрогнут и ждут. Ветер по ним бьёт, и снег тоже, а они дрогнут и ждут, и ждут, и ждут… И мне от этого просто жутко сделалось, и я прямо вцепился в свою тарелку и быстро, ложка за ложкой, выхлебал её всю, и наклонил потом к себе, и выпил остатки, и хлебом обтёр донышко, и ложку облизал.
Бы…
Один раз я сидел, сидел и ни с того ни с сего вдруг такое надумал, что даже сам удивился. Я надумал, что вот как хорошо было бы, если бы всё вокруг на свете было устроено наоборот. Ну вот, например, чтобы дети были во всех делах главные, а взрослые должны были бы их во всём, во всём слушаться. В общем, чтобы взрослые были как дети, а дети как взрослые. Вот это было бы замечательно, очень было бы интересно.
Во-первых, я представляю себе, как бы маме «понравилась» такая история, что я хожу и командую ею, как хочу, да и папе небось тоже бы «понравилось», а о бабушке и говорить нечего. Что и говорить, я всё бы им припомнил! Например, вот мама сидела бы за обедом, а я бы ей сказал:
«Ты почему это завела моду без хлеба есть? Вот ещё новости! Ты погляди на себя в зеркало, на кого ты похожа? Вылитый Кощей! Ешь сейчас же, тебе говорят! – И она бы стала есть, опустив голову, а я бы только подавал команду: – Быстрее! Не держи за щекой! Опять задумалась? Всё решаешь мировые проблемы? Жуй как следует! И не раскачивайся на стуле!»
И тут вошёл бы папа после работы, и не успел бы он даже раздеться, а я бы уже закричал:
«Ага, явился! Вечно тебя надо ждать! Мой руки сейчас же! Как следует, как следует мой, нечего грязь размазывать. После тебя на полотенце страшно смотреть. Щёткой три и не жалей мыла. Ну-ка, покажи ногти! Это ужас, а не ногти. Это просто когти! Где ножницы? Не дергайся! Ни с каким мясом я не режу, а стригу очень осторожно. Не хлюпай носом, ты не девчонка… Вот так. Теперь садись к столу».
Он бы сел и потихоньку сказал маме:
«Ну как поживаешь?!»
А она бы сказала тоже тихонько:
«Ничего, спасибо!»
А я бы немедленно:
«Разговорчики за столом! Когда я ем, то глух и нем! Запомните это на всю жизнь. Золотое правило! Папа! Положи сейчас же газету, наказание ты моё!»
И они сидели бы у меня как шёлковые, а уж когда бы пришла бабушка, я бы прищурился, всплеснул руками и заголосил:
«Папа! Мама! Полюбуйтесь на нашу бабуленьку! Каков вид! Грудь распахнута, шапка на затылке! Щёки красные, вся шея мокрая! Хороша, нечего сказать. Признавайся, опять в хоккей гоняла? А это что за грязная палка? Ты зачем её в дом приволокла? Что? Это клюшка? Убери её сейчас же с моих глаз – на чёрный ход!»
Тут я бы прошёлся по комнате и сказал бы им всем троим:
«После обеда все садитесь за уроки, а я в кино пойду!» Конечно, они бы сейчас же заныли и захныкали:
«И мы с тобой! И мы тоже хотим в кино!»
А я бы им:
«Нечего, нечего! Вчера ходили на день рождения, в воскресенье я вас в цирк водил! Ишь! Понравилось развлекаться каждый день. Дома сидите! Нате вам тридцать копеек на мороженое, и всё!»
Тогда бы бабушка взмолилась:
«Возьми хоть меня-то! Ведь каждый ребёнок может провести с собой одного взрослого бесплатно!»
Но я бы увильнул, я сказал бы:
«А на эту картину людям после семидесяти лет вход воспрещён. Сиди дома, гулёна!»
И я бы прошёлся мимо них, нарочно громко постукивая каблуками, как будто я не замечаю, что у них у всех глаза мокрые, и я бы стал одеваться, и долго вертелся бы перед зеркалом, и напевал бы, и они от этого ещё хуже бы мучились, а я бы приоткрыл дверь на лестницу и сказал бы…
Но я не успел придумать, что бы я сказал, потому что в это время вошла мама, самая настоящая, живая, и сказала:
– Ты ещё сидишь? Ешь сейчас же, посмотри, на кого ты похож? Вылитый Кощей!
«Где это видано, где это слыхано…»
На переменке подбежала ко мне наша октябрятская вожатая Люся и говорит:
– Дениска, а ты сможешь выступить в концерте? Мы решили организовать двух малышей, чтобы они были сатирики. Хочешь?
Я говорю:
– Я всё хочу! Только ты объясни: что такое сатирики?
Люся говорит:
– Видишь ли, у нас есть разные неполадки… Ну, например, двоечники или лентяи, их надо прохватить. Понял? Надо про них выступить, чтобы все смеялись, это на них подействует отрезвляюще.
Я говорю:
– Они не пьяные, они просто лентяи.
– Это так говорится: «отрезвляюще», – засмеялась Люся. – А на самом деле просто эти ребята призадумаются, им станет неловко, и они исправятся. Понял? Ну, в общем, не тяни: хочешь – соглашайся, не хочешь – отказывайся!
Я сказал:
– Ладно уж, давай!
Тогда Люся спросила:
– А у тебя есть партнёр?
Люся удивилась.
– Как же ты без товарища живёшь?
– Товарищ у меня есть, Мишка. А партнёра нету.
Люся снова улыбнулась:
– Это почти одно и то же. А он музыкальный, Мишка твой?
– Нет, обыкновенный.
– Петь умеет?
– Очень тихо… Но я научу его петь громче, не беспокойся.
Тут Люся обрадовалась:
– После уроков притащи его в малый зал, там будет репетиция!
И я со всех ног пустился искать Мишку. Он стоял в буфете и ел сардельку.
– Мишка, хочешь быть сатириком?
А он сказал:
– Погоди, дай поесть.
Я стоял и смотрел, как он ест. Сам маленький, а сарделька толще его шеи. Он держал эту сардельку руками и ел прямо целой, не разрезая, и шкурка трещала и лопалась, когда он её кусал, и оттуда брызгал горячий пахучий сок.
И я не выдержал и сказал тёте Кате:
– Дайте мне, пожалуйста, тоже сардельку, поскорее!
И тётя Катя сразу протянула мне мисочку. И я очень торопился, чтобы Мишка без меня не успел съесть свою сардельку: мне одному не было бы так вкусно. И вот я тоже взял свою сардельку руками и тоже, не чистя, стал грызть её, и из неё брызгал горячий пахучий сок. И мы с Мишкой так грызли на пару, и обжигались, и смотрели друг на дружку, и улыбались.
А потом я ему рассказал, что мы будем сатирики, и он согласился, и мы еле досидели до конца уроков, а потом побежали в малый зал на репетицию. Там уже сидела наша вожатая Люся, и с ней был один парнишка, приблизительно из четвёртого, очень некрасивый, с маленькими ушами и большущими глазами.
Люся сказала:
– Вот и они! Познакомьтесь, это наш школьный поэт Андрей Шестаков.
Мы сказали:
– Здоруво!
И отвернулись, чтобы он не задавался.
А поэт сказал Люсе:
– Это что, исполнители, что ли?
Он сказал:
– Неужели ничего не было покрупней?
Люся сказала:
– Как раз то, что требуется!
Но тут пришёл наш учитель пения Борис Сергеевич. Он сразу подошёл к роялю.
– Нуте-с, начинаем! Где стихи?
Андрюшка вынул из кармана какой-то листок и сказал:
– Вот. Я взял размер и припев у Маршака, из сказки об ослике, дедушке и внуке: «Где это видано, где это слыхано…»
Борис Сергеевич кивнул:
Учится папа за Васю весь год.
Папа решает, а Вася сдаёт?!
Мы с Мишкой так и прыснули. Конечно, ребята довольно часто просят родителей решить за них задачу, а потом показывают учительнице, как будто это они такие герои. А у доски ни бум-бум – двойка! Дело известное. Ай да Андрюшка, здурово прохватил!
Мелом расчерчен асфальт на квадратики,
Манечка с Танечкой прыгают тут,
Где это видано, где это слыхано -
В «классы» играют, а в класс не идут?!
Опять здурово. Нам очень понравилось! Этот Андрюшка просто настоящий молодец, вроде Пушкина!
Борис Сергеевич сказал:
– Ничего, неплохо! А музыка будет самая простая, вот что-нибудь в этом роде. – И он взял Андрюшкины стихи и, тихонько наигрывая, пропел их все подряд.
Получилось очень ловко, мы даже захлопали в ладоши.
А Борис Сергеевич сказал:
– Нуте-с, кто же наши исполнители?
А Люся показала на нас с Мишкой:
– Ну что ж, – сказал Борис Сергеевич, – у Миши хороший слух… Правда, Дениска поёт не очень-то верно.
Я сказал:
– Зато громко.
И мы начали повторять эти стихи под музыку и повторили их, наверно, раз пятьдесят или тысячу, и я очень громко орал, и все меня успокаивали и делали замечания:
– Ты не волнуйся! Ты тише! Спокойней! Не надо так громко!
Особенно горячился Андрюшка. Он меня совсем затормошил. Но я пел только громко, я не хотел петь потише, потому что настоящее пение – это именно когда громко!
…И вот однажды, когда я пришёл в школу, я увидел в раздевалке объявление:
ВНИМАНИЕ!
Сегодня на большой перемене
в малом зале состоится выступление
летучего патруля
«Пионерского Сатирикона »!
Исполняет дуэт малышей!
На злобу дня!
Приходите все !
И во мне сразу что-то ёкнуло. Я побежал в класс. Там сидел Мишка и смотрел в окно.
Я сказал:
– Ну, сегодня выступаем!
А Мишка вдруг промямлил:
– Неохота мне выступать…
Я прямо оторопел. Как – неохота? Вот так раз! Ведь мы же репетировали? А как же Люся и Борис Сергеевич? Андрюшка? А все ребята, ведь они читали афишу и прибегут как один? Я сказал:
– Ты что, с ума сошёл, что ли? Людей подводить?
А Мишка так жалобно:
– У меня, кажется, живот болит.
Я говорю:
– Это со страху. У меня тоже болит, но я ведь не отказываюсь!
Но Мишка всё равно был какой-то задумчивый. На большой перемене все ребята кинулись в малый зал, а мы с Мишкой еле плелись позади, потому что у меня тоже совершенно пропало настроение выступать. Но в это время нам навстречу выбежала Люся, она крепко схватила нас за руки и поволокла за собой, но у меня ноги были мягкие, как у куклы, и заплетались. Это я, наверно, от Мишки заразился.
В зале было огорожено место около рояля, а вокруг столпились ребята из всех классов, и няни, и учительницы.
Мы с Мишкой встали около рояля.
Борис Сергеевич был уже на месте, и Люся объявила дикторским голосом:
– Начинаем выступление «Пионерского Сатирикона» на злободневные темы. Текст Андрея Шестакова, исполняют всемирно известные сатирики Миша и Денис! Попросим!
И мы с Мишкой вышли немножко вперёд. Мишка был белый, как стена. А я ничего, только во рту было сухо и шершаво, как будто там лежал наждак.
Борис Сергеевич заиграл. Начинать нужно было Мишке, потому что он пел первые две строчки, а я должен был петь вторые две строчки. Вот Борис Сергеевич заиграл, а Мишка выкинул в сторону левую руку, как его научила Люся, и хотел было запеть, но опоздал, и, пока он собирался, наступила уже моя очередь, так выходило по музыке. Но я не стал петь, раз Мишка опоздал. С какой стати!
Мишка тогда опустил руку на место. А Борис Сергеевич громко и раздельно начал снова.
Он ударил, как и следовало, по клавишам три раза, а на четвёртый Мишка опять откинул левую руку и наконец запел:
Папа у Васи силён в математике,
Учится папа за Васю весь год.
Я сразу подхватил и прокричал:
Где это видано, где это слыхано -
Папа решает, а Вася сдаёт?!
Все, кто был в зале, рассмеялись, и у меня от этого стало легче на душе. А Борис Сергеевич поехал дальше. Он снова три раза ударил по клавишам, а на четвёртый Мишка аккуратно выкинул левую руку в сторону и ни с того ни с сего запел сначала:
Папа у Васи силён в математике,
Учится папа за Васю весь год.
Я сразу понял, что он сбился! Но раз такое дело, я решил допеть до конца, а там видно будет. Взял и допел:
Где это видано, где это слыхано -
Папа решает, а Вася сдаёт?!
Слава богу, в зале было тихо – все, видно, тоже поняли, что Мишка сбился, и подумали: «Ну что ж, бывает, пусть дальше поёт».
И когда музыка дошла до места, он снова вымахнул левую руку и, как пластинка, которую «заело», завёл в третий раз:
Папа у Васи силён в математике,
Учится папа за Васю весь год.
Мне ужасно захотелось стукнуть его по затылку чем-нибудь тяжёлым, и я заорал со страшной злостью:
Где это видано, где это слыхано -
Папа решает, а Вася сдаёт?!
– Мишка, ты, видно, совсем рехнулся! Ты что в третий раз одно и то же затягиваешь? Давай про девчонок!
А Мишка так нахально:
– Без тебя знаю! – И вежливо говорит Борису Сергеевичу: – Пожалуйста, Борис Сергеевич, дальше!
Борис Сергеевич заиграл, а Мишка вдруг осмелел, опять выставил свою левую руку и на четвёртом ударе заголосил как ни в чём не бывало:
Папа у Васи силён в математике,
Учится папа за Васю весь год.
Тут все в зале прямо завизжали от смеха, и я увидел в толпе, какое несчастное лицо у Андрюшки, и ещё увидел, что Люся, вся красная и растрёпанная, пробивается к нам сквозь толпу. А Мишка стоит с открытым ртом, как будто сам на себя удивляется. Ну, а я, пока суд да дело, докрикиваю:
Где это видано, где это слыхано -
Папа решает, а Вася сдаёт?!
Тут уж началось что-то ужасное. Все хохотали как зарезанные, а Мишка из зелёного стал фиолетовым. Наша Люся схватила его за руку и утащила к себе. Она кричала:
– Дениска, пой один! Не подводи!.. Музыка! И!..
А я стоял у рояля и решил не подвести. Я почувствовал, что мне стало всё равно, и, когда дошла музыка, я почему-то вдруг тоже выкинул в сторону левую руку и совершенно неожиданно завопил:
Папа у Васи силён в математике,
Учится папа за Васю весь год…
Я даже удивляюсь, что я не умер от этой проклятой песни. Я, наверно бы, умер, если бы в это время не зазвонил звонок…
Не буду я больше сатириком!
Год первой публикации: 1959
С момента первой публикации в 1959 году «Денискины рассказы» читают дети во всей тогда еще огромной стране. Эти рассказы зачаровывают своей простотой и детской непосредственностью не только детей, но и взрослых. Благодаря этому многие рассказы серии экранизированы, а сам главный герой рассказов – Денис Кораблев стал главным героем еще нескольких фильмов, снятых не по рассказам Драгунского.
Сюжет книги «Денискины рассказы»
Рассказы Виктора Драгунского о Денисе Кораблеве появились не случайно. Как раз в момент выхода первых рассказов сыну Драгунского – Денису, было 9 лет, и автор был очарован детством на примере своего сына. Для него он и писал большинство рассказов, и именно его сын был главным рецензентом всех произведение серии «Денискины рассказы».
В серии рассказов впоследствии свезенных в сборник «Денискины рассказы» главным действующим лицом выступает сначала дошкольник, а затем школьник младших классов – Дениска Кораблев со своим другом Мишкой Слоновым. Живут они в Москве в 60-х годах. Благодаря своей непосредственности и живому детскому интересу они постоянно влипают в разные забавные и интересные истории. То Дениска выбросит манную кашу в окно, чтоб пойти с мамой быстрее в Кремль. То поменяется в цирке местами с мальчиком и затем летает с клоуном под куполом цирка, а то и вовсе дает советы маме как ей справляться с домашними делами. И еще множество, и множество интересных и забавных историй.
Но полюбили Денискины рассказы читать во многом за их доброту и поучительность. Ведь все из них заканчиваются хорошо, а после каждого из таких приключений Дениска находил для себя новое правило. Все это особенно актуально в нынешнем агрессивном мире, поэтому не удивительно, что многие родители именно рассказы Драгунского читают для своих детей.
«Денискины рассказы» на сайте Топ книг
Наличие «Денискиных рассказов» в школьной программе еще больше поднимает интерес к произведениям. Такой интерес позволил рассказам занять достойное место в нашем рейтинге , а так же быть представленными среди . И учитывая, что интерес к произведению пока не угасает, мы еще не раз встретим «Денискины рассказы» в наших рейтингах книг. Более подробно с рассказами собранными в сборнике «Денискины рассказы» вы можете познакомиться ниже.
Все «Денискины рассказы»
- Англичанин Павля
- Арбузный переулок
- Белые амадины
- Главные реки
- Гусиное горло
- Где это видано, где это слыхано…
- Двадцать лет под кроватью
- Дениска размечтался
- Дымка и Антон
- Дядя Павел истопник
- Живой уголок
- Заколдованная буква
- Запах неба и махорочки
- Здоровая мысль
- Зелёнчатые леопарды
- И мы!
- Когда я был маленький
- Кот в сапогах
- Красный шарик в синем небе
- Куриный бульон
- Мотогонки по отвесной стене
- Мой знакомый медведь
- На Садовой большое движение
- Надо иметь чувство юмора
- Не пиф, не паф!
- Не хуже вас, цирковых
- Независимый Горбушка
- Ничего изменить нельзя
- Одна капля убивает лошадь
- Он живой и светится…
- Первый день
- Перед сном
- Подзорная труба
- Пожар во флигеле, или Подвиг во льдах…
- Похититель собак
- Поют колёса - тра-та-та
- Приключение
- Профессор кислых щей
- Рабочие дробят камень
- Разговаривающая ветчина
- Расскажите мне про Сингапур
- Ровно 25 кило
- Рыцари
- Сверху вниз, наискосок!
- Сестра моя Ксения
- Синий кинжал
- Слава Ивана Козловского
- Слон и радио
- Слониха Лялька
- Смерть шпиона Гадюкина
- Сражение у чистой речки
- Старый мореход
- Тайное становится явным
- Тиха украинская ночь…
- Третье место в стиле баттерфляй
- Тройка по поведению
- Удивительный день
- Учительница
- Фантомас
- Хитрый способ
- Человек с голубым лицом
- Чики-брык
- Что любит Мишка
- Что я люблю…
- …И чего не люблю!
- Шляпа гроссмейстера
Книга Виктора Драгунского «Денискины рассказы» написана для детей, она поднимет им настроение, поможет провести время интересно и с пользой. Однако эта книга так же будет интересна и взрослым. Ведь она повествует о приключениях детства, когда мир видится совсем иначе, он полон радости, необычных и любопытных вещей, добра и света. Каждому взрослому однажды хочется вернуться в детские годы, вспомнить былое время, заново пережить смешные ситуации и почувствовать себя ребёнком. Эта книга отлично справится с такой задачей. Кроме того, она поможет лучше понять своих детей и наладить с ними отношения.
Дениска, как и все мальчишки, иногда балуется, но в пределах разумного. Он может забыть выучить уроки или прямо в классе запутаться, рассказывая стихотворение. Он смешно путает сложные географические названия, постоянно попадает в смешные истории. В каждом рассказе он повествует о чём-то интересном, так что за их чтением точно не соскучишься!
На нашем сайте вы можете скачать книгу "Денискины рассказы" Драгунский Виктор Юзефович, Драгунский Денис Викторович бесплатно и без регистрации в формате fb2, rtf, epub, pdf, txt, читать книгу онлайн или купить книгу в интернет-магазине.
