Паустовский
Паустовский
ПАУСТОВСКИЙ Константин Георгиевич (1893-) - советский писатель. Сын инженера-путейца. Учился в Киевском, затем в Московском университетах. Был рабочим на металлургических заводах в Юзовке, Екатеринославе, Таганроге, кондуктором трамвая в Москве; во время империалистической войны был санитаром, матросом, репортером и редактором газет. Участвовал в гражданской войне (в боях против Петлюры). Первое свое произведение П. напечатал в 1912, профессиональным писателем стал с 1927.
Свою литературную деятельность П. начал серией новелл, изображающих жизнь моряков и быт приморских южных городов. Эти ранние произведения П. сохраняют в себе ряд черт мелкобуржуазного интеллигентского восприятия действительности. Писателя остро интересует здесь проблема несоответствия мечты и действительности. Он уделяет особое внимание образу «мелкого» человека; таков напр. образ гравера в новелле «Этикетки для колониальных товаров» («Встречные корабли», 1928), к-рый жил мечтой «об океане, о серебряных веснах, о желтом блеске чужих и пустынных берегов» и к-рого жестокая реальность царской России с неизбежностью возвращала в царство нищеты и произвола. Позднее этот гравер «проморгал революцию». В ранних рассказах П. выявляется пассивно-созерцательный подход к действительности, писатель любуется в этих новеллах морем, силой и остроумием моряков, он не идет здесь дальше изображения стихийного, индивидуалистического бунта против капиталистической эксплоатации («Королева голландская», «Разговор во время ливня», «Судебный заговор»). В большинстве своем реалистические новеллы Паустовского проникнуты лиризмом, им свойственна порой излишняя изысканность. По своей композиции это - обычно рассказы от первого лица, записки, письма, дневники и т.
п.
Если в ранних новеллах П. выражен созерцательный подход к мечтателю-интеллигенту, фактически выключенному из социальной практики, то в последующих своих произведениях П. переходит к изображению интеллигентов, включающихся в практику социальной борьбы. Горизонт писателя расширяется, произведения его получают заостренность. В романе «Блистающие облака» интеллигенты, вроде капитана Кравченко, писателя Берга, журналиста Батурина, в борьбе с врагами Советского Союза перестают быть людьми, «оторванными от своего века», и находят, хотя и с опозданием, себе место в новой жизни. Сюжетный узел романа - поиски похищенных врагом Пиррисоном чертежей ценного для Советского Союза изобретения. Борясь с врагом, герои-интеллигенты возвращаются к жизни, перестраиваются. Они чувствуют себя включенными в практику революционной действительности. Заключительная глава романа показывает этих людей переродившимися. Писатель Берг, подводя итоги удачной операции, говорит: «Если бы не эти поиски, вы бы заплеснели в своем скептицизме». «Очень стал жить широко и молодо». Батурин же почувствовал себя борцом. Он позовет «к плодоносной земле, к шумным праздникам, к радостным зрачкам людей, к мудрости каждой, самой незначительной вещи». Правда, у Батурина нет еще пролетарского понимания задач революции. Смысл романа - утверждение необходимости включения интеллигента в революционную работу как единственного пути, на котором преодолевается узость кругозора мелкого человека. Несмотря на то что в этом романе излишне подчеркнуты авантюрные мотивы, несмотря на то что писатель не смог дать реалистическую трактовку эпизодам классовой борьбы в заслугу Паустовскому необходимо поставить психологически убедительную трактовку тех изменений, которые претерпевает бо`льшая и лучшая часть интеллигенции в условиях победоносной борьбы пролетариата.
С значительно большей идейно-художественной зрелостью написан П. «Кара-Бугаз», первоначально предназначавшийся для юношества и выдвинувший П. в первые ряды советской литературы. В «Кара-Бугазе» со всей силой выступает характерное для П. умение сочетать романтический пафос с реалистическим изображением явлений действительности. Кара-Бугаз - залив Каспийского моря, содержащий в себе сотни миллионов тонн мирабилита (глауберовой соли), миллионы тонн брома, барита, серы, известняка, фосфоритов. Эти колоссальные богатства, освоить к-рые была бессильна старая самодержавная Россия, начинает широко разрабатывать пролетарское государство. В Кара-Бугазе строится мощный комбинат, вовлекаются в строительство кочевники-туркмены, страшная безводная пустыня превращается в цветущий сад. П. создает ряд волнующих художественно выразительных эпизодов; такова напр. сцена первого социалистического соревнования туркмен при прорытии туннеля. «Кара-Бугаз» в изобилии включает в себя историч. документы (донесения капитана Жеребцова), выдержки из речей, цифровые справки, научные разъяснения и т. д.; вместе с тем П. далек от фактографического подхода к действительности. В «Кара-Бугазе» органически соединились элементы художественного очерка, литературы путешествий, драматически насыщенной новеллы о гражданской войне, психологического эскиза. В повествование мимоходом вкраплены сжатые и вместе с тем выпуклые портреты-характеристики. Передавая своеобразный колорит пейзажа Туркменистана и особенности культурно-бытовых черт его населения, Паустовский свободен от дешевого эстетского экзотизма. В замечательной сказке Бекмета о Ленине Паустовский дает образец художественного воссоздания творчества народных масс. Отличительная особенность книги и в том, что она как бы обращена в будущее, окрылена романтической целеустремленностью.
В повести «Судьба Шарля Лонсевиля» П. переходит от изображения практики соц. строительства к такому показу прошлого, к-рый не только не уводит от современности, но еще ярче оттеняет собой ее значительность. Действие повести развертывается в эпоху Николая I. П. не случайно избирает своим героем революционера-республиканца Шарля Лонсевиля, попавшего в Россию в плен после отступления наполеоновской армии: именно такой человек способен был особенно остро почувствовать казарменную действительность николаевской России. Положение подобного человека в России трагично, и лишь смерть избавляет Лонсевиля от пожизненного заключения в Шлиссельбургской крепости. Рабской российской действительности противопоставляются запретные воспоминания о грозных восстаниях крепостных рабочих. Повести «Судьба Шарля Лонсевиля» свойственны лаконичный, строго вычерченный сюжет, вбирающий исторические факты, лица, события, остро проведенные линии классовой борьбы, яркие характеристики, взволнованный и мужественный язык.
Автор большого количества очерков и новелл, Паустовский заслужил высокую оценку своего творчества, данную виднейшими деятелями и писателями нашей эпохи - Н. К. Крупской, М. Горьким, Р. Ролланом и др. «Кара-Бугаз» и «Судьба Шарля Лонсевиля» переведены на немецкий, французский и английский яз.Библиография:
I.
Минетоза, Морские наброски, изд. «Библиотека Огонька », М., 1927; Морские наброски, Рассказы, изд. ЦК Союза водников, М., 1927; Встречные корабли, Повести и рассказы, изд. «Молодая гвардия», (M.), 1928; Блистающие облака, изд. «Пролетарий», Харьков, (1929); Записки Василия Седых, Гиз, М. - Л., 1930; Ценный груз, изд. «Молодая гвардия», М., 1931; Кара-Ада, изд. то же, М., 1932; Кара-Бугаз, изд. то же, М., 1932; Лучшая ловецкая бригада СССР, (Очерк), изд. 2-е, Когиз, М., 1932; Судьба Шарля Лонсевиля, изд. «Молодая гвардия», Москва, 1932. П. опубликовано свыше ста рассказов и очерков в периодической печати: «Правда», «Комсомольская правда», «Вечерняя Москва», «Красная новь», «Сибирские огни», «30 дней», «Смена», альманах «Год шестнадцатый», «La litterature internationale» (Москва), «Regards» (Париж) и др.
II. Ж. Э., «Молодая гвардия», 1927, VI (отзыв о «Минетозе»); Рожков П., «Книга и революция», 1929, X (отзыв о «Блистающих облаках»); Крупская Н. К., газ. «Комсомольская правда», 1932, № 5; Павленко П., Отличная книга, «Литературная газета», 1932, № 56, 11 дек.; Его же, «Красная новь», 1932, XII; Юдин С., Книга, зовущая на победу, «Книга - молодежи», 1932, VIII-IX; Третьяков С., газ. «Правда», 1933, № 6, 6 янв.; Колесникова Г., На грани между очерком и повестью, «Октябрь», 1933, VI; Дучинская С., Что говорят о «Кара-Бугазе» ребята, «Книга - молодежи», 1933, VIII-IX; Трифонова Т., «Резец», 1933, II; Фридман Б., «Молодая гвардия», 1933, II; Яглинг Б., «Наши достижения», 1933, I; Тоом Л., Книга, заражающая творчеством, «Сибирские огни», 1933, III-IV; Славин Л., Книга для всех (Заметки писателя), «Вечерняя Москва», 1933, 13 февр.; и др. (отзывы о «Кара-Бугазе»); Ледовская М., «Детская литература», 1932, XIII (отзыв о »Кара-Ада«); Кравцов, «Детская литература», 1932, II-III (отзыв о «Ценном грузе»); Фридман Б., Новая книга К. Паустовского, «Молодая гвардия», 1933, VIII; Резник О., Повесть многих граней и проблем, «Детская и юношеская литература», 1933, VI; Шкловский В., Исторический роман из общих представлений, «Литературная газета», 1933, № 53, 17 ноября; Паустовский К., Упрек возвращаю, Ответ на статью Шкловского, там же, 1933, № 53, 17 ноября; Шкловский В., Мольеровские парички, там же, 1933, № 55, 29 ноября (отз. о «Судьбе Шарля Лонсевиля»).
Литературная энциклопедия. - В 11 т.; М.: издательство Коммунистической академии, Советская энциклопедия, Художественная литература . Под редакцией В. М. Фриче, А. В. Луначарского. 1929-1939 .
Паусто́вский
Константин Георгиевич (1892, Москва – 1968, там же), русский писатель. Отец – железнодорожный статистик, потомок запорожских казаков, мать происходила из интеллигентной польской семьи.
Детство и отрочество писателя прошли в Киеве. Учился (1 год) на естественном отделении физико-математического ф-та, затем – на философском отделении историко-филологического ф-та Киевского ун-та (1911-13); в 1914 г. перевёлся в Московский ун-т (не окончил). До 1929 г. сменил много профессий: от вожатого трамвая и санитара в 1-ю мировую войну до заводского рабочего на юге России, члена рыбацкой артели на Азовском море, учителя и журналиста. Первый рассказ «На воде» опубл. в 1912 г. Первая книга «Морские наброски» (1924, опубл. в 1925) осталась незамеченной. Первые романы «Романтики» (1916-23, опубл. в 1935) и «Блистающие облака» (1929) определили характерную для творчества писателя устремлённость к высокому и идеальному, тяготение к чистым благородным натурам, упование на скорую победу царства гармонии над духовным убожеством. «Романтическая настроенность, – утверждал Паустовский, – не позволяет человеку быть лживым, невежественным, трусливым и жестоким. В романтике заключена облагораживающая сила». Эта убеждённость отразилась и в принёсших писателю известность повестях, написанных в русле актуальной в кон. 1920 – нач. 30-х гг. «производственной» прозы: «Кара-Бугаз» (1932) и «Колхида» (1933) – о людях, меняющих лицо пустыни и осушающих малярийные болота. Уверенность писателя в том, что «истинное счастье – это прежде всего удел знающих, а не невежд», представление о высокой этической ценности разнообразных знаний проявились как в упомянутых произведениях писателя, так и в его многочисленных рассказах, поэтичных и познавательных – даже в тех случаях, когда факты в них дополнялись вымыслом («Корзина с еловыми шишками», 1954, об эпизоде из жизни выдающегося норвежского композитора Э. Грига), в исторических повестях («Судьба Шарля Лонсевиля», 1933, – об офицере наполеоновской армии, попавшем в русский плен; «Северная повесть», 1938, – о декабристах и их потомках), в своеобразных художественных исследованиях мира природы и связанных с ним людей (повести «Мещерская сторона», 1939; «Чёрное море», 1936; «Повесть о лесах», 1948, где один из главных персонажей – П. И. Чайковский). Суть творчества, бытие человека искусства – одна из центральных тем Паустовского (биографические книги «Орест Кипренский», «Исаак Левитан», обе – 1937; «Тарас Шевченко», 1939; «Золотая роза», 1955). Среди других произведений Паустовского, вошедшего в литературу прежде всего как мастер лирической новеллы, – цикл рассказов «Летние дни» (1937), где жизнь изображена как «неторопливое счастье» искренних и нерасчётливых людей на лоне природы, автобиографическая эпопея «Повесть о жизни» (ч. 1–6, 1945-63).
Литература и язык. Современная иллюстрированная энциклопедия. - М.: Росмэн . Под редакцией проф. Горкина А.П. 2006 .
"Любимые всегда кажутся нам бессмертными" (К.Г. Паустовский)
Какими-то незримыми нитями все мои любимые писатели и поэты оказываются связанными между собой! Паустовский и Бунин, Тарковский и Пастернак, Маршак, Шенгели, Луговской и Багрицкий, Д. Самойлов и М. Петровых.
Колесо – созвездие. Но сегодня о самом любимом – Константине Георгиевиче Паустовском.
Наверное, это только душа русского человека может так сродниться с душой любимого писателя, войти в ткань его произведений, подружиться с его героями, полюбить так, что этот писатель – человек становится родным. Вспоминают, что таким для русского читателя был Чехов, и когда он умер в 1904 году, многие восприняли его смерть как огромное личное горе. В числе таких людей был Георгий Максимович Паустовский, отец 12-летнего Костика Паустовского. Позже уже зрелым мастером Паустовский скажет о Чехове: « Он был не только гениальным писателем, но и совершенно родным человеком. Он знал, где лежит дорога к человеческому благородству, достоинству и счастью, и оставил нам все приметы этой дороги». Читая эти строки, я всегда отношу их к самому Константину Георгиевичу Паустовскому.
Константина Георгиевича называли Волшебником. Он умел писать так, что у человека, читающего его книги, становились волшебными глаза. Известно, что люди есть "пустоглазые" и "волшебноглазые".
Как мне повезло, что незадолго до своей смерти мама вложила мне в руки книгу Паустовского "Повесть о лесах и рассказы". Книга была открыта на рассказе "Снег". Мне было 15 лет.
И может быть, я родилась в 15 лет, в тот майский день, когда сидела на балконе и готовилась к экзаменам, а красные тополиные серёжки слетали на страницы учебника (тогда экзамены сдавали каждый год).
Я считаю его своим духовным отцом. В тот памятный день он как бы промыл мне глаза, и я увидела мир в цвете – прекрасный, сказочный, неповторимый. Он научил меня не только смотреть, но и видеть. Благодаря его урокам я полюбила стихи, музыку, природу, всё самое хорошее, чем должен жить человек.
В поздние годы у К.Г.было немало учеников, он преподавал в Литературном институте, вёл семинар прозы: Ю. Бондарев, В. Тендряков, Г. Бакланов, Ю. Казаков, Б. Балтер, Г. Корнилова, С. Никитин, Л. Кривенко, И. Дик, А. Злобин, И. Гофф, В. Шорор.
Но его учениками являются и его читатели, испытавшие на себе нравственные уроки "доктора Пауста". Он продолжается в нас, его читателях.
"Доктором Паустом" называл его Э. Казакевич. Паустовский и впрямь был похож на легендарного героя Гёте, самозабвенно искавшего смысл жизни и нашедшего его в прекрасном служении людям.
В мире Паустовского всегда господствовали нравственные нормы будущего. Человек жил там, где мы ещё не скоро будем жить. И не только в книгах. Он и в жизни был таким – человеком будущего. Это редкий случай, когда писатель равен человеку.
Самое тонкое отличительное свойство К.Г. как писателя – обострённая совестливость и человеческая деликатность. А Назым Хикмет определил в двух словах образ К.Г. – ЧЕСТНОСТЬ и ТАЛАНТ.
Я же, перечитывая Паустовского, часто отрываюсь и вздыхаю. Вздыхаю не от того, что мне плохо. А оттого, что уж очень хорошо. Каждое его слово, каждая фраза так отточены, так совершенны, будто отлиты из золота.
Всегда кажется, что в рассказах, повестях он обращается именно ко мне, что он всё обо мне знает и верит в меня. Может быть, так кажется всем его читателям?
Об этом пишет Э. Миндлин: "Читателям хорошо с Паустовским. Это необыкновенно много, когда читателю с писателем хорошо. И это совсем не часто случается, даже когда писатель большой художник, потому что доброта - это совсем не непременное свойство таланта. Доброта – разновидность дара художника. Паустовский в большом смысле добрый художник".
Родился К.Г. Паустовский 31 мая 1892 года в Москве в семье железнодорожного служащего. Происходил он с одной стороны от бабки-турчанки, была в нём польская кровь, была и запорожская. О предках своих говорил он, всегда посмеиваясь, покашливая, но было видно – чувствовать себя сыном Востока и запорожской вольницы ему приятно. Об этом вспоминает Ю. Казаков. Среди родственников Паустовского было много людей, наделённых сильным воображением, чувством красоты природы, подспудным поэтическим даром. Интересы будущего писателя определились уже в Киевской гимназии. Среди питомцев гимназии были М. Булгаков, А. Вертинский, Б. Лятошинский. Молодой Паустовский пользовался любым предлогом, чтобы браться за перо. По природе своей совсем не угрюмый, всегда готовый мгновенно отозваться на острое словцо, шутку, радующийся общению, он не мог таить в себе то, что его переполняло. Но как ему было это реализовать, когда природа наделила его застенчивостью и деликатностью, а кругом не было ни души, которая проявила бы охоту дослушать его до конца? Уже будучи признанным мастером, он с горечью говорил о том, что "искренне верил всему, что выдумывал. Это свойство стало причиной многих моих несчастий". Но это свойство, доставшееся ему от отца в наследство, побуждало его к творчеству. Раз нет никого, кто разделил бы твои думы, мечты, остаётся одно - доверить их бумаге. Он записывает самое значительное из того, чем живёт. Мысленно он переносится в воображаемые обстоятельства, такие непохожие на те унылые дни, в которых живёт. Участь его решена. Не напечатав ни строчки, он уже стал писателем.
О своём последнем лете детства К. Г. замечательно пишет в первой книге автобиографической повести о жизни, книге «Далёкие годы»: "Это было последнее лето моего настоящего детства. Потом началась гимназия. Семья наша распалась. Я рано остался один и в последних классах гимназии уже сам зарабатывал на жизнь и чувствовал себя совершенно взрослым… <……>
Детство кончалось. Очень жаль, что всю прелесть детства мы начинаем понимать, когда делаемся взрослыми. В детстве всё было другим. Светлыми и чистыми глазами смотрели мы на мир, и всё нам казалось гораздо более ярким. Ярче было солнце, сильнее пахла трава. И шире было человеческое сердце, острее горе и в тысячу раз загадочнее была земля – самое великолепное, что нам дано для жизни. Её мы должны возделывать, беречь и охранять всеми силами своего существа".
В последние гимназические годы Паустовский начал писать стихи. Они, конечно, подражательны, таинственно туманны, но уже в них есть свежие эпитеты, интерес к слову. Написав ворох стихов, которые его не удовлетворяли, К.Г. почувствовал искушение попытать свои силы в прозе. "В последнем классе гимназии, - вспоминает он, - я написал первый рассказ и напечатал его в киевском литературном журнале "Огни". Это было в 1911 году. Так как журнал был левый, то редактор посоветовал подписать его псевдонимом – К. Балагин. Через год в журнале "Рыцарь" был напечатан рассказ Паустовского "Четверо".
В 1911 году Паустовский поступает в Киевский университет, затем переходит в Московский университет, закончить который ему не удалось из-за начавшейся войны. Он становится вожатым и кондуктором московского трамвая, ежедневно становится свидетелем забот и судеб разнообразных людей. Освобождённый от воинской повинности по зрению и как младший сын в семье, он употребил всю энергию, чтобы попасть на фронт. Но пробыв 3 месяца на фронте, от его романтических представлений о войне не остаётся и следа. Написав несколько очерков о войне, он вновь с головой уходит в написание стихов.
Шло время, и Паустовский решил показать кому-нибудь свои стихи. Выбор остановил на Бунине. Бунин нашёл время и, прочтя стихи молодого автора, заметив, что "в стихах Вы поёте с чужого голоса", посоветовал автору перейти на прозу. Этому совету Паустовский сразу и навсегда последовал.
Годы первой мировой войны сыграли большую роль в формировании его взглядов на жизнь. Вот что пишет он об этом во второй автобиографической книге "Беспокойная юность": "Без чувства своей страны – особенной, очень дорогой и милой в каждой её мелочи – нет настоящего человеческого характера. В те годы, во время моей службы на санитарном поезде, я впервые ощутил себя русским до последней прожилки".
В годы гражданской войны он участвовал в боях с петлюровскими бандами, после – плавал матросом, потом стал журналистом, сотрудничал в газетах Москвы, Батуми, Одессы. Какие только газетные специальности он не перебрал! Репортёр, разъездной корреспондент, очеркист, правщик. В 20-е годы в Одессе сотрудничал в маленькой газете "Моряк". Газета была форматом со страницу альбома. Когда не хватало газетной бумаги, её выпускали на обёрточной бумаге чайных бандеролей разного цвета, иногда на синей, иногда на розовой. В то время в Одессе начинали свою литературную работу Катаев, Багрицкий, Олеша. Не было денег – и сотрудники редакции получали "гонорар" натурой: кривыми перламутровыми пуговицами, твёрдой, как булыжник, синькой, заплесневевшим кубанским табаком, обмотками из вельвета. Но они не тужили, редакция была их родным домом, местом, где не умолкают споры и разгорается вдохновение. Газета привлекла к себе писателей и поэтов, которые через несколько лет составили славу нашей литературы.
Одним из них был Бабель. Паустовский говорит о нём с любовью, старается не пропустить ни одной чёрточки. Бабель дорог ему как автор образцовой прозы и как человек, чьей дружбой гордился каждый, кто его знал. Он трагически погиб в 1944 году. Выросло поколение, не слыхавшее о Бабеле. И вот после долгих лет молчания Паустовский первый заговорил о нём во весь голос.
В 1923 году, когда П. перебрался в Москву, ставшую с тех пор местом его постоянного жительства, откуда уже, как из дома он совершал свои странствия и поездки, и поступил на службу в РОСТА (предшественник ТАСС), он был уже зрелым и опытным журналистом.
К этому времени он остался совсем один. Когда он учился в последнем классе гимназии, умер его отец. Этим начинается книга «Далёкие годы».
В первую мировую войну из газеты он узнал, что в один день на разных фронтах погибли оба его брата. В Киеве от воспаления лёгких умерла его мама, а через неделю и сестра.
В 6-ой автобиографической повести, которая называется "Книга скитаний", великолепно описано это время, когда молодой Паустовский начал сотрудничать в газете "Гудок". В этой транспортной газете в те годы совершенно по-особому делалась 4-ая страница. Она составлялась из коротких фельетонов, сатирических стихотворений, острых реплик. Над одним из столов висел плакат: "Пусть статья говорит за автора, а не автор за статью". Под плакатом трудились два литсотрудника, о которых рассказывали, что когда все уходят из редакции, они остаются и пишут роман. Это были тогда ещё никому не известные Ильф и Петров. Здесь Паустовский продолжил свой журналистский университет.
Первая книга К.Г. – "Морские наброски" - вышла в свет в 1925 году, в неё вошли ранее написанные очерки и рассказы. Она вышла в издательстве водников и не обратила на себя внимания. Следующая книга "Минетоза" вышла в 1927 году. Она была замечена. Появились уничтожительные рецензии. "Романтик, оторванный от жизни, пытающийся забыться во сне" - так назвали Паустовского.
Самым характерным из ранних произведений Паустовского считается рассказ "Белые облака", который по манере письма и по характеру близок творчеству Грина.
Вокруг творчества Грина стоял тогда густой туман. В одно пасмурное утро читатели узнали, что нет более смертельной опасности у нашей литературы, чем творчество "русского иностранца" - Александра Грина. Его обвиняли в космополитизме, говорили, что он воспользовался для псевдонима первым слогом своей настоящей фамилии, т.к. хотел скрыть своё славянское происхождение, чтобы походить на западных писателей. В 1949 году высказывалась мысль, что нашей литературе угрожает культ… Грина!
Десять лет спустя Паустовский написал статью о Грине. "Грин был писателем большого, упрямого, но не развёрнутого даже в десятой доле таланта". Он один из первых сказал истинные слова о Грине, сказав, что такие писатели как Грин, нужны нашим читателям. Не побоялся сказать громким голосом. И впредь Паустовский всегда будет говорить своё слово о забытых и непризнанных талантах.
Первой попыткой создать крупное произведение была повесть "Романтики". Ещё в 1916 году в Таганроге Паустовский написал первые страницы большой вещи, в которую ему хотелось бы вложить свои наблюдения над жизнью и свои мысли об искусстве, о трудном, но благородном призвании писателя. Переезжая с места на место, он возил её с собой – в Москву, в Ефремов, в Батуми, писал новые страницы. Опубликована она была только в 1935 году, когда Паустовский был уже признанным автором "Кара-Бугаза" и "Колхиды". Многое из "Романтиков" вошло через 20 лет в автобиографическую "Повесть о жизни".
В 30-е годы в одно пятилетие вышли 3 новые книги Паустовского: "Кара-Бугаз" в 1932 году, "Колхида" - в 1934, "Чёрное море" в 1936 году. Во всех этих книгах есть сходство: определилась тема, на долгие годы ставшая главной: познание и преобразование родной страны. За короткий срок книги были переведены на языки народов СССР и мира. Их высоко оценили Горький, Ромен Роллан. Самая спорная и сложная из трёх книг – "Чёрное море", изданная для детей, но в большей степени рассчитанная на взрослых.
С детских лет море для Паустовского было окружено романтическим ореолом. Встреча с морем не охладила его восторга. На всю жизнь врезался ему в память счастливый день, когда он впервые увидел Чёрное море, с тех пор он навсегда "заболел" им. Его не оставляло желание написать книгу, где море было бы героем, а не фоном.
"Свою книгу о Чёрном море я задумал как художественную лоцию, как своего рода художественную энциклопедию этого моря". На страницах повести возникают образы лейтенанта Шмидта, писателя Гарта (Грина), партизан в керченских каменоломнях. Но главным действующим лицом остаётся море.
Если у Паустовского время от времени вырываются горькие слова по адресу критики, то на это у него имеется много оснований. Он был уже известным писателем, его книгами зачитывались эти же критики, а некоторые из них твердили о его заблуждениях и ошибках. Критики не отказывают Паустовскому в таланте, лишь сожалеют, что этот талант ложно направлен. Вот если бы талантливый Паустовский писал как другие… Но идут годы, а Паустовский остаётся глухим к их советам. Романтик остаётся романтиком, самим собой. Недаром в анкете, о которой мы будем говорить дальше, Паустовский на вопрос "какое качество Вы больше всего цените в писателе?", сказал: "верность себе и дерзость". Над творческим упрямством писателя не мешало бы задуматься, но вместо этого нападки усиливаются. Не этим ли следует объяснить холодный приём, оказанный критикой "Северной повести"?
По "Северной повести" в 1960 году был поставлен на Мосфильме фильм, автором сценария и режиссёром которого является Евгений Андриканис. В моей домашней библиотеке есть книжка Андриканиса "Встречи с Паустовским". Эта книжка о его работе над фильмом, о Паустовском как человеке и писателе, написанная очень взволнованно и сердечно. Таково уж свойство Константина Георгиевича – привязывать к себе хороших людей навсегда.
На первой странице Андриканис рассказывает, как в 1943 году один из бойцов при наступлении наших войск первым прыгнул в фашистский блиндаж и погиб в рукопашной схватке. У него не было ни документов, ни писем. Под шинелью, на груди у солдата нашли лишь небольшую, сильно потрёпанную книгу… Ею оказалась "Северная повесть" Константина Паустовского. Неизвестного солдата похоронили вместе с его любимым произведением. Вот и ответ критикам!
В конце 30-х годов Паустовский расстаётся с экзотическим югом, где развивались события многих его прежних произведений. Он обращается к внешне неприметной, но пленительной в своей скромной красоте природе средней России. Отныне этот край станет родиной его сердца. Лишь изредка, да и то ненадолго, Паустовский будет покидать этот край. И снова к нему возвращаться. Писать о нём, восхищаться им, прославлять его.
В предисловии к собранию сочинений К. Г. писал: "Самым плодотворным и счастливым для меня оказалось знакомство с со средней полосой России… Самое большое, простое и бесхитростное счастье я нашёл в лесном Мещёрском краю. Счастье близости к своей земле, сосредоточенности и внутренней свободы, любимых дум и напряжённого труда. Средней России – и только ей - я обязан большинством написанных мною вещей".
Первая книга Паустовского о среднерусской природе – небольшая по размеру повесть "Мещёрская сторона" - вышла в 1939 году. "Мещёрская сторона" написана удивительно просто. В повести нет обычного сюжета. Повествование идёт от лица рассказчика, через его восприятие. В центре внимания Мещёрский край; человек, герой, становится "фоном", а пейзаж, испокон веков служивший фоном, выходит в герои!
Небольшая эта книга начинается главой "Обыкновенная земля", а глава эта открывается фразой: "В Мещёрском крае нет никаких особенных красот и богатств, кроме лесов, лугов и прозрачного воздуха…" Казалось бы, что писателю романтического склада и делать нечего в этих скромных краях. Все остальные страницы книги опровергают это предположение. В русской литературе немало описаний природы центральной России. Пейзажи, описанные в "Мещёрской стороне", выдерживают нелёгкое сравнение с классическими образцами: "Путь в лесах – это километры тишины и безветрия. Это грибная прель, осторожное перепархивание птиц. Это липкие маслюки, облепленные хвоей, жёсткая трава, холодные белые грибы, земляника, лиловые колокольчики на полянах, дрожь осиновых листьев, торжественный свет и, наконец, лесные сумерки, когда из мхов тянет сыростью и в траве горят светляки".
Критика высоко оценила "Мещёрскую сторону". Его назвали "лучшим пейзажистом в современной литературе". Роскин писал: "Многие произведения Паустовского – произведения живописи. Их можно было бы вешать на стену, если бы только для подобных картин существовали рамы и гвозди".
Во время великой отечественной войны Константин Георгиевич отправился военным корреспондентом на фронт и прошёл с армией тяжёлый путь отступления.
Был на южном фронте в Бессарабии, Одессе, на Дунае. Печатал очерки и рассказы. На фронте заболел, вернулся в Москву, а затем уехал в Алма-Ату, куда были эвакуированы все киноорганизации, написал там большой антифашистский сценарий, над которым много работал. На экраны этот фильм так и не вышел. С кино К.Г. не везло, начиная с неудачных экранизаций "Кара-Бугаза" и "Колхиды".
Критика жестоко расправилась с прекрасными военными рассказами К.Г., в частности с рассказом "Снег", обвинив его в сентиментальности, неправдивости, дурном сюжете. Обвинили даже витые свечи из этого рассказа. А рассказ великолепен!
Но вот что интересно - эти же критики недоумевали, почему в военные годы произведения Паустовского, его рассказы, завоевали особенную популярность, как никогда раньше. Это было известно от многих библиотекарей в разных городах страны. Наверное, это произошло потому, что в годы войны необыкновенно обострилась любовь к своей стране, это заставляло по-новому перечитать произведения, ей посвящённые.
"Повесть о лесах", написанная в 1948 году, непосредственно продолжает линию творчества, начатую перед войной рассказами о Центральной России. В ней тема прекрасной природы слита с темой хозяйственного использования леса. Начиная с первой главы, где показан П.И.Чайковский за работой, с большим лиризмом показано, как сливается в душе человека представление о родной природе с представлением о родине, о судьбе народа. Восстановление уничтоженных войной лесов – тема последних глав повести. Леса в повести существуют не только как защита полей, рек, не только как источник сырья, но, прежде всего, как поэтический образ России.
"Повесть о жизни" была задумана давно, а первая её книга - "Далёкие годы" - вышла в 1946 году. Встречена была холодно, автору был предъявлен длинный список претензий. Возможно, такой холодный приём сыграл свою роль в том, что Константин Георгиевич долго не брался за продолжение: лишь через 9 лет вышла в свет вторая книга автобиографической повести – "Беспокойная юность", а в 1957 году третья – "Начало неведомого века". Последующие 3 книги были написаны: в 1958 – "Время больших ожиданий", в 1959-1960 г.г. – "Бросок на юг", в 1963 году "Книга скитаний". Написав "Книгу скитаний", Паустовский не считал цикл законченным. Он собирался довести повествование до 50-х годов. И не он сам, а смерть поставила точку в этой работе. Седьмую книгу К.Г. хотел назвать "Ладони на земле". Теперь приезжая в Тарусу, где он нашёл своё успокоение, мы всегда кладём ладони на его холмик.
Всё, что передумал и перечувствовал как писатель и человек, он вложил в свою автобиографическую книгу, оттого она так богата содержанием.
В 1947 году Паустовский получил письмо. На конверте стоял парижский штемпель: "Дорогой собрат, я прочитал Ваш рассказ "Корчма на Брагинке" и хочу сказать о той редкой радости, которую испытал я: он принадлежит к наилучшим рассказам русской литературы. Привет, всего доброго. Ив. Бунин. 15.09.47".
"Корчма на Брагинке" - одна из глав первой книги автобиографической повести – ещё до выхода в свет всей книги была напечатана в журнале "Вокруг света", журнал дошёл до Парижа, попался на глаза Бунину, который незамедлительно отозвался добрым словом. А известно, что тончайший стилист, мастер чеканной прозы, Бунин был очень скуп на похвалы.
Паустовский – новеллист.
Одна из лучших лирических новелл Паустовского – "Корзина с еловыми шишками". В 50- годы, когда я была школьницей, её очень часто передавали по радио.
В день своего совершеннолетия 18-летняя Дагни получает подарок Грига – музыкальную пьесу, посвящённую ей с тем, чтобы она, вступая в жизнь, шла рядом с прекрасным, чтобы помнила, что человек счастлив лишь тогда, когда отдаёт людям свой талант, всю свою жизнь. Эта новелла радостна и чиста, как и музыка Эдварда Грига. Сколько таких Дагни воспитал Паустовский в те далёкие годы своим рассказом!
Каждый год в день рождения Паустовского 31 мая на его могиле появляется корзина с еловыми шишками…
Паустовский прежде всего новеллист. Он пришёл в литературу с рассказом, этому жанру он остался верен на протяжении более чем 50 лет литературного пути. Даже крупные его вещи имеют новеллистическую природу. Большинство рассказов зрелого Паустовского написано без всяких ухищрений. Они небогаты происшествиями, чаще повествование ведёт автор – рассказчик или внутренне близкий ему человек. Иногда это новеллы, действие которых развёртывается в других странах и другие эпохи - "Старый повар", "Равнина под снегом", "Корзина с еловыми шишками", "Ручьи, где плещется форель".
Замечательны рассказы Паустовского "Снег", "Телеграмма", "Дождливый рассвет". Читаешь эти простые рассказы, а волнение сдавливает горло, на душе становится грустно той особой грустью, о которой так хорошо сказал Пушкин: "печаль моя светла".
Александр Бек в воспоминаниях о Паустовском приводит следующую запись:
"Вечер проводов "доктора Пауста" (такое прозвание ему дал Казакевич). Устная анкета.
Константин Георгиевич, какое качество в человеке вы больше всего цените?
- Деликатность.
- То же о писателе?
- Верность себе и дерзость.
- Какое качество находите самым отвратительным?
- Индюк. (это одно из выражений К.Г. о тех, кто чванлив и глуп, как индюк).
- А у писателя?
- Подлость. Торговля своим талантом.
- Какой недостаток считаете простительным?
- Чрезмерное воображение.
- Напутствие – афоризм молодому писателю?
- «Останься прост, беседуя с царями. Останься честен, говоря с толпой».
Каким был Константин Георгиевич в жизни?
Таким, как в своих книгах. Паустовский–человек удивительно соответствовал Паустовскому–писателю. Об этом хорошо вспоминает Ю.Казаков. "Трудно было себе представить более деликатного человека в жизни, чем К.Г. Смеялся он прелестно, застенчиво, глуховато, возле глаз сразу собирались веера морщинок, глаза блестели, всё лицо преображалось, на минуту уходили из него усталость и боль. Он почти не говорил о своих болезнях, а жизнь его в старости была мучительной: инфаркт за инфарктом, постоянно мучившая астма, всё ухудшавшееся зрение".
Все отмечают его невероятную, какую-то врождённую элегантность. Терпеть не мог беспорядка ни в чём. Никогда не садился к письменному столу, тщательно не одевшись. Всегда был подтянут, аккуратен. Никогда не приходилось слышать от него разговора о "тряпках", но одевался не без щегольства.
Жизнерадостность и доброта, скромность, доходящая до святости. Эти черты вспоминает Э. Казакевич. Он говорит, что не встречал человека, который так бы ему нравился, как Паустовский.
"Своё знакомство с К.Г. я считаю одной из величайших удач в своей жизни, - писал К. Чуковский. – Всякая встреча с ним была для меня истинным счастьем…"
Он же, Чуковский, оставил нам лучшие строчки о Паустовском – устном рассказчике: "Сюжет каждого из его устных рассказов всегда был так увлекателен, интонации такие живые, эпитеты такие отточенные, что я невольно жалел тех обделённых судьбою людей, кому не довелось испытать это счастье; слушать устные рассказы Паустовского".
Константин Георгиевич никогда не рассказывал одинаково один и тот же случай, при повторном рассказе этот случай обрастал новыми подробностями, деталями. Но манера чтения была похожа на его почерк – чётко, без нажима, спокойно. Голос монотонный, глуховатый.
Где бы ни появлялись Паустовские (а с 1949 года его женой стала Татьяна Алексеевна Евтеева-Арбузова), будь то домик в Тарусе, тесная квартирка на Котельниках в Москве или номер писательского Дома творчества в Ялте, вместе с первым принесённым чемоданом поселялось особое настроение. Об этом вспоминает А. Баталов. Самым заметным признаком этого особого уклада жизни, который отличал эту семью от других, были цветы и всякие растения. Они стояли повсюду. На прогулках деревья, травы, кусты оказывались его давними знакомыми. Он прекрасно разбирался в них, знал их народные и научные названия. У него было много определителей растений. В Тарусе К.Г. вставал раньше всех, обходил небольшой сад при доме, внимательно наклоняясь к каждому растению. Затем садился работать. А когда просыпались домашние, то первым делом говорил жене: "А ты знаешь, Таня, настурция сегодня расцвела"…
Тарусский литератор И. Я. Бодров рассказывал мне, как поздней осенью К.Г. укрывал на ночь старым плащом цветущий мак, а потом как бы невзначай проводил своих друзей мимо этого алого чуда на фоне пожухлой осенней травы.
"Золотая роза" - так назвал Паустовский книгу о писательском труде.
"Книга эта не является ни теоретическим исследованием, ни тем более руководством. Это просто заметки о моём понимании писательства и моём опыте»".
Книга, казалось бы, предназначенная для литераторов, молодых писателей, написана очень интересно и лирично. В ней все размышления писателя, накопившиеся за много лет работы о природе искусства и сущности литературной работы. Книга открывается легендой о золотой розе. Критики тотчас выдернули эту легенду из книги. После этой хирургической операции объявили её проповедью украшательства. Золотая роза – это больно уж непривычно, изысканно. Бог с ними, критиками!
Автор "Золотой розы" не устаёт подчёркивать, что литературное дело невозможно без работы, постоянной, терпеливой, каждодневной. Одна из мыслей, которую К.Г. неустанно напоминал своим ученикам, студентам Литературного института, где он 20 лет руководил семинаром прозы, - это мысль о том, что призвание к писательству неотделимо от потребности щедро дарить людям всё, чем человек владеет.
"Голос совести, вера в будущее, - говорил Паустовский, - не позволяют подлинному писателю жить на земле, как пустоцвет, и не передать с полной щедростью всего огромного разнообразия мыслей и чувств, наполняющих его самого".
Таким подлинным писателем был Паустовский. Щедрость составляла одну из самых характерных черт писателя и человека. В своих книгах он воссоздал мир по реальной достоверности такой же, как тот, в котором мы живём, только более красочный и яркий, полный новизны и свежести, словно он возник сию минуту на наших глазах. Мир Паустовского приобщает каждого из нас к бесчисленному множеству мест, таких прославленных, как Париж, и мало кому известных, как Ильинский омут.
Ильинский омут… Это место около Тарусы стало известно благодаря Константину Георгиевичу.
Рассказ с одноимённым названием кончается словами, которые стали хрестоматийными: "Нет, человеку никак нельзя жить без родины, как нельзя жить без сердца!"
В Тарусе К. Г. жил с 1954 года, в 1955 году было приобретено полдомика на крутом берегу Таруски, потом к нему были сделаны пристройки.
К.Г. любил гулять по Тарусской дороге. Вся Тарусская дорога около 10 км., она уходит в историю, в глубь времён. Когда-то по ней на Куликовскую битву шла Тарусская дружина. Начинается она от Ильинского омута, идёт по берегу Таруски мимо дома Паустовского, дальше по берегу Оки через «Песочное», где был дом Цветаевых, затем по Цветаевскому лугу.
В 1962 году в Тарусу, чтобы повидаться с Паустовским приехал Назым Хикмет. Он очень любил его, называл любимым учителем, великим маэстро. Назым Хикмет не застал К.Г. дома, т.к. Паустовский был в больнице, у него начинался 1-ый инфаркт. Хикмет посидел перед его домом, посмотрел на всю эту природу, которую так любил К.Г., погулял по Тарусской дороге, и ему показалось, что дорога эта – рукопись Паустовского. И он сочинил стихи. Многие потом пытались перевести их на русский язык, но ничего не вышло. Вот они в подстрочном переводе нерифмованные:
Взяв меня от меня, уводит туда,
По ту сторону в май дорога Тарусская.
За её берёзами то, что я искал и нашёл
И то, чего не мог найти..
Облака плывут по воде,
За ветки цепляются,
Что мне сделать, чтобы счастье моё
Не уплыло с этими облаками?
Видел дом Паустовского.
Дом хорошего человека.
Дома хороших людей напоминают
Все месяцы маи. В том числе маи Стамбула.
Мы вернёмся к асфальту.
И следы наших ног останутся на траве.
Удастся ли мне пройти по этой
Тарусской дороге ещё в каком-нибудь мае?
Мастера не было дома. Он в Москве,
Он лежит, у него боли в сердце..
Почему у хороших людей боли в сердце так часто?
Дорога Тарусская – это рукопись Паустовского.
Дорога Тарусская на наших любимых женщин очень похожа.
На этой старой русской земле –
Солнце – вятский павлин.
Хочется рассказать ещё один случай, приведённый журналистом Лессом в его "Невыдуманной новелле":
"На гастроли в Москву приехала Марлен Дитрих(американская киноактриса), и дирекция Центрального дома литераторов обратилась с просьбой к актрисе дать концерт для писателей.
– Для писателей? – переспросила она. – А Паустовский будет на концерте?.. Правда, я не знакома с ним, но очень люблю его книги.
Представитель дирекции, несколько озадаченный "условием", поставленным Марлен Дитрих, сказал: - Константин Георгиевич сейчас чувствует себя не совсем здоровым… Но я непременно сообщу ему о нашем разговоре…
В этот вечер случилось событие, глубоко тронувшее прославленную актрису. Концерт окончился, и Марлен Дитрих, утомлённая и взволнованная, собиралась уже покинуть эстраду, как вдруг из-за кулис вышел Леонид Ленч. Он поблагодарил актрису от имени московских писателей и вручил подарок – несколько книг Паустовского с дарственными надписями.
Аплодисменты вспыхнули с новой силой, и в эту минуту по узкой боковой лесенке, ведущей из зрительного зала, на сцену медленно, тяжело дыша, поднялся сам Паустовский. По нездоровью он не надеялся, что сможет послушать Марлен Дитрих, и поэтому прислал книги. Но в последнюю минуту решил всё же приехать на концерт. Его появления никто не ждал, и меньше всего, конечно, Марлен Дитрих. Константин Георгиевич, неумело и стеснительно державшийся на эстраде, в свете прожекторов, перед бурно аплодирующим залом, пытался сказать актрисе слова благодарности, но Марлен Дитрих, лёгкая, эффектная в своём сверкающем платье, первая приблизилась к старому писателю. Она прошептала: "О, спасибо... Большое спасибо!.." Затем медленно опустилась перед ним на колени и, взяв его руки, почтительно поцеловала их.."
Умер Константин Георгиевич 14 июля 1968 года в Москве. Хоронили его в Тарусе. Звучала "Аве Мария". Таруса любила его, и он любил маленькую цветаевскую Тарусу.
Но сначала с ним прощалась Москва. Это были народные похороны, народное прощание с добрым и любимым писателем. Улица Герцена, все близкие переулки были запружены народом.
На гражданской панихиде говорить от писателей предоставили Виктору Шкловскому. Он вышел, и что было сил закричал: - Не надо плакать!.. И первый заплакал. Об этом вспоминает Эмилий Миндлин.
Миндлин с Мариэттой Шагинян поехали в Тарусу. За 2-3 километра от городка по обеим сторонам немощёной дороги стояли люди с венками, цветами, сосновыми веточками в руках. Это город Таруса вышел на шоссе встречать своего почётного гражданина. Город дожидался своего Паустовского. Траурные флаги висели на домах, над калитками.
Похороны состоялись на крутом берегу над рекой Таруской на Авлуковском холме под большим дубом. Миндлин вспоминает как молча ехали обратно: "Ливень грянул внезапно, словно небо прорвало. Широкие водяные струи заливали смотровое стекло. Машина пошла, передвигаясь почти на ощупь, потом мы остановились. В неосвещённой машине царило молчание. Шофёр равнодушно сидел, заломив руки за голову. Шагинян почти беззвучно вздыхала, вздрагивала при каждом разряде молнии. Мне бы только не прерывалось молчание в нашей машине. Только бы сидеть и молчать наедине со своими думами. Свыкнуться с тем, что нет Паустовского, нет его не только в моей жизни, но нет его в жизни нашей литературы и даже больше, чем литературы. Нет больше в жизни нашего общества писателя, человека, который тем и был славен, что был добр и что было с ним современникам хорошо.
Но вот и гроза окончилась. Шофёр взялся за руль. Въехали в Москву уже в середине ночи. На прощание Шагинян только и сказала, продолжая свои мысли: - А всё-таки жить было легче, когда жил Паустовский!.
Миндлин вспоминает, что почти эти же слова писали они в телеграмме, посланной Короленко - в разгар гражданской войны Россия вспомнила о его 60-летии. Мы писали ему, что легче жить, когда живёт Короленко. Его называли совестью русской литературы.
А ведь и Паустовский был нашей совестью. Как человек – совестью в не меньшей степени, чем писатель.
Коршункова Галина Георгиевна.
"Я не променяю Среднюю Россию на самые прославленные и потрясающие красоты земного Шара"... К. Г. Паустовский
Большинство калужан старшего и среднего поколений знакомы с творчеством Константина Георгиевича Паустовского. Со школьной скамьи помним мы замечательные произведения писателя: "Северная повесть", "Кара-Бугаз", "Городок на реке". Венцом творчества писателя и его творческих и нравственных исканий является автобиографическая "Повесть о жизни", в которой он изобразил свою не простую судьбу на фоне процессов, происходивших в нашей стране в 30-е годы ушедшего века. Константин Георгиевич много путешествовал, объездив всю страну и полмира, собирая живой интересный материал для своих будущих замечательных произведений. "Обычно писатель знает себя лучше, чем критики и литературоведы",- писал Паустовский во вступлении к первому тому своего собрания сочинений, - "В своей работе я многим обязан поэтам, писателям, художникам и ученым разных времен и народов. Но больше всего я обязан самой жизни, простой и значительной. Ее свидетелем и участником мне посчастливилось быть". И действительно, читателю стоит познакомиться с трудной, но интересной жизнью К. Г. Паустовского.
Константин Георгиевич Паустовский родился 31 мая 1892 года в Москве в семье железнодорожного статистика. Его отец происходил из запорожских казаков, переселившихся после разгрома Сечи на берега реки Рось, около Белой Церкви. Там жили дед писателя - бывший николаевский солдат и бабка-турчанка. Несмотря на профессию статистика, требующую трезвого взгляда на вещи, отец был неисправимым мечтателем и протестантом. Из-за этих своих качеств он не засиживался подолгу на одном месте. После Москвы служил в Вильно, Пскове и, наконец, осел, в Киеве, где Костя учился в 1-й киевской классической гимназии. Мать писателя - дочь служащего на сахарном заводе - была женщиной властной и суровой.
Семья Паустовских была большая и разнообразная, склонная к занятиям искусством. В ней много пели, играли на рояле, спорили, благоговейно любили театр. Когда Константин был в шестом классе, их семья распалась. С тех пор он сам должен был зарабатывать себе на жизнь и ученье. Будущий писатель перебивался довольно тяжелым трудом - репетиторством. В 1911 году в последнем классе гимназии Костя написал свой первый рассказ и напечатал его в киевском литературном журнале "Огни". После окончания гимназии он два года пробыл в Киевском университете, а затем перевелся в Московский университет и переехал в Москву. В начале мировой войны Константин работал вожатым и кондуктором на московском трамвае, потом - санитаром на тыловом и полевом санитарных поездах. Осенью 1915 года он перешел с поезда в полевой санитарный отряд и прошел с ним длинный путь отступления от Люблина в Польше до городка Несвижа в Белоруссии. В отряде из попавшегося Константину обрывка газеты он случайно узнал, что в один и тот же день убиты на разных фронтах оба его брата. Он вернулся к матери - она в то время жила в Москве, но долго высидеть на месте не смог и снова начал свою скитальческую жизнь: уехал в Екатеринослав и работал там на металлургическом заводе Брянского общества, потом переехал в Юзовку на Новороссийский завод, а оттуда в Таганрог на котельный завод Нев-Вильдэ. Осенью 1916 года он ушел с котельного завода в рыбачью артель на Азовском море.
Свой первый роман "Романтики" писатель начал писать в 1916 году в Таганроге. Потом переехал в Москву, где его застала нагрянувшая Февральская революция, и начал работать журналистом. Дальнейшее становление писателя происходило при Советской власти и определило весь дальнейший жизненный путь Константина Георгиевича. В Москве писатель пережил Октябрьскую революцию, став свидетелем многих событий 1917-1919 годов, несколько раз слышал Ленина и жил напряженной жизнью газетных редакций. Но вскоре Константина Георгиевича "завертело". Он уехал к матери на Украину, пережил в Киеве несколько переворотов, затем из Киева уехал в Одессу. Там он впервые попал в среду молодых писателей - Ильфа, Бабеля, Багрицкого, Шенгели, Льва Славина. Но писателю не давала покоя "муза дальних странствий", и он, пробыв два года в Одессе, переехал в Сухум, потом - в Батум и Тифлис. Из Тифлиса он ездил в Армению и даже попал в северную Персию.
В 1923 году Константин Георгиевич вновь возвращается в Москву, где несколько лет работает редактором РОСТА. В то же время начинает печататься. Первой "настоящей" книгой писателя был сборник рассказов "Встречные корабли", написанный в 1928 году. Летом 1932 года писатель начинает работать над замечательной книгой "Кара-Бугаз". Собирая материал для своих произведений, Константин Георгиевич много путешествовал по стране, знакомясь с жизнью и бытом простых людей. За годы своей писательской жизни он был на Кольском полуострове, жил в Мещере, изъездил Кавказ и Украину, Волгу, Каму, Дон, Днепр, Оку и Десну, Ладожское и Онежское озера, был в Средней Азии, в Крыму, на Алтае, в Сибири, на чудесном северо-западе - в Пскове, Новгороде, Витебске, в пушкинском Михайловском.
Когда началась Великая Отечественная война, Константин Георгиевич работает военным корреспондентом на Южном фронте. После окончания войны он снова много путешествует. В 50-х и в начале 60-х годов он посетил Чехословакию, жил в Болгарии в совершенно сказочных рыбачьих городках Несебре (Мессемерия) и Созополе, объехал Польшу от Кракова до Гданьска, плавал вокруг Европы, побывал в Стамбуле, Афинах, Роттердаме, Стокгольме, в Италии (Рим, Турин, Милан, Неаполь, Итальянские Альпы), повидал Францию, Прованс, Англию, где был в Оксфорде и шекспировском Страдфорде. В 1965 году из-за своей упорной астмы писатель довольно долго прожил на острове Капри - огромной скале, сплошь заросшей душистыми травами, смолистой средиземноморской сосной - пинией и водопадами алой тропической бугенвилии, - на Капри, погруженном в теплую и прозрачную воду Средиземного моря. Впечатления от этих многочисленных поездок, от встреч с самыми разными и интересными людьми легли в основу рассказов и путевых очерков писателя ("Живописная Болгария", "Амфора", "Третья встреча", "Толпа на набережной", "Итальянские встречи", "Мимолетный Париж", "Огни Ла-Манша" и др.), которые интересующийся читатель найдет в сборнике произведений К. Г. Паустовского.
Написал Константин Георгиевич за свою жизнь немало, но его не покидало ощущение, что ему нужно сделать еще очень много. Его любимой наукой в гимназии была география. Она бесстрастно подтверждала, что на земле есть необыкновенные страны. Он знал, что тогдашняя наша скудная и неустроенная жизнь не даст ему возможности увидеть их. Заветная мечта была явно несбыточна. Но от этого она не умирала. Состояние будущего писателя можно было определить двумя славами: восхищение перед воображаемым миром и - тоска из-за невозможности увидеть его. Эти два чувства преобладали в его юношеских стихах и первой незрелой прозе. Писательская жизнь Константина Георгиевича началась с желания все знать и все видеть. И этим она и закончилась. Поэзия странствий, слившись с неприкрашенной реальностью, образовала наилучший сплав для создания книг. Почти в каждой повести и каждом рассказе писателя видны следы скитаний. Сначала был юг. С ним связаны "Романтики", "Блистающие облака", "Кара-Бугаз", "Колхида", "Черное море" и ряд рассказов, в том числе "Этикетки для колониальных товаров", "Потерянный день", "Парусный мастер", "Синева" и некоторые другие. Первая поездка писателя на север - в Ленинград, Карелию и на Кольский полуостров - просто ошеломила его. Там Константин Георгиевич впервые узнал пленительную власть севера. Первая белая ночь над Невой дала писателю больше для познания русской поэзии, чем десятки книг и многие часы размышлений над ними. Север вызвал к жизни такие книги, как "Судьба Шарля Лонсевиля", "Озерный фронт", "Северная повесть", и такие рассказы, как "Колотый сахар" и "Беглые встречи". Но самым плодотворным и счастливым для писателя оказалось знакомство со средней полосой России. Произошло оно довольно поздно, когда Константину Георгиевичу было уже под тридцать лет. "Конечно, и до этого я бывал в Средней России, но всегда мимоходом и наспех", - вспоминал писатель, - "Так иногда бывает: увидишь какую-нибудь полевую дорогу или деревушку на косогоре - и вдруг вспомнишь, что уже видел ее когда-то очень давно, может быть, даже во сне, но полюбил всем сердцем. Так же случилось у меня и со Средней Россией. Она завладела мной сразу и навсегда. Я ощутил ее как свою настоящую давнюю родину и почувствовал себя русским до последней прожилки. С тех пор я не знаю ничего более близкого мне, чем наши простые русские люди, и ничего более прекрасного, чем наша земля. Я не променяю Среднюю Россию на самые прославленные и потрясающие красоты земного Шара. Сейчас я со снисходительной улыбкой вспоминаю юношеские мечты о тисовых лесах и тропических грозах. Всю нарядность Неаполитанского залива с его пиршеством красок я отдам за мокрый от дождя ивовый куст на песчаном берегу Оки или за извилистую речонку Таруску - на ее скромных берегах я теперь часто и подолгу живу. Самое большое, простое и бесхитростное счастье я нашел в лесном Мещерском краю. Счастье близости к своей земле, сосредоточенности и внутренней свободы, любимых дум и напряженного труда". Именно средней России писатель обязан большинством своих произведений. В нашем краю писатель прикоснулся к чистейшим истокам народного русского языка. Каждая его книга - это собрание многих людей разных возрастов, национальностей, занятий, характеров и поступков.
Константина Георгиевича всегда интересовала жизнь замечательных людей. Писатель пытался найти общие черты их характеров - те черты, что выдвинули их в ряды лучших представителей человечества. Кроме отдельных книг о Левитане, Кипренском и Тарасе Шевченко, у него есть главы романов и повестей, рассказы и очерки, посвященные Ленину, Горькому, Чайковскому, Чехову, лейтенанту Шмидту, Виктору Гюго, Блоку, Пушкину, Христиану Андерсену, Мопассану, Флоберу, Багрицкому, Лермонтову, Моцарту, Гоголю, Врубелю, Диккенсу и Эдгару По. Но все же чаще и охотнее всего Константин Георгиевич писал о людях простых и безвестных - о ремесленниках, пастухах, паромщиках, лесных объездчиках, бакенщиках, сторожах и деревенских детях - закадычных друзьях писателя. Около пятнадцати лет писатель прожил в Тарусе, называя ее "местом плодотворного вдохновения", а жителей "талантливыми и неожиданными, трудолюбивыми и острыми на язык". В Калужском крае писатель написал много своих произведений, ставшими шедеврами мировой и Советской литературы. Один из своих тарусских рассказов - "Разговор на речном катере", писатель считал признанием любви русской природе и России.
Константин Георгиевич Паустовский - русский советский прозаик и драматург. Он родился в Москве в семье железнодорожного статистика Георгия Максимовича Паустовского. Семья имела украинско-польско-турецкие корни. Дед писателя был казаком с украинским происхождением, мама была турчанкой, бабушка писателя по матери - полькой. У Константина было двое старших братьев - Борис и Вадим, сестра Галина.
В 1898 году семья вернулась из Москвы в Киев, где в 1904 году Константин Паустовский поступил в Первую киевскую классическую гимназию. Любимым предметом во время обучения в гимназии была география. После распада семьи (осень 1908 года) он несколько месяцев жил у дяди, Николая Григорьевича Высочанского, в Брянске и учился в брянской гимназии.
Осенью 1909 года он возвратился в Киев и, восстановившись в Александровской гимназии (при содействии её преподавателей), начал самостоятельную жизнь, зарабатывая репетиторством. Через некоторое время будущий писатель поселился у своей бабушки, Викентии Ивановны Высочанской, переехавшей в Киев из Черкасс. Здесь, в маленьком флигеле на Лукьяновке, гимназист Паустовский написал свои первые рассказы, которые были опубликованы в киевских журналах. Окончив гимназию в 1912 году, он поступил в Императорский университет св. Владимира в Киеве на историко-филологический факультет, где проучился два года. В общей сложности более двадцати лет Константин Паустовский, «москвич по рождению и киевлянин по душе», прожил на Украине. Именно здесь состоялся как журналист и писатель, о чём не раз признавался в автобиографической прозе.
С началом Первой мировой войны К. Паустовский переехал в Москву и перевёлся в Московский университет на юридический факультет, но вскоре был вынужден прервать учёбу и устроиться на работу. Работал вагоновожатым трамвая, потом санитаром на одном из поездов. Поезд развозил раненых по тыловым городам.
Во время гражданской войны К. Паустовский возвращается на Украину, куда снова перебрались его мать и сестра. В Киеве в декабре 1918 года он был призван в украинскую армию гетмана Скоропадского, а вскоре после очередной смены власти был призван в Красную Армию - в караульный полк, набранный из бывших махновцев. Несколько дней спустя один из караульных солдат застрелил полкового командира и полк был расформирован.
Впоследствии Константин Георгиевич много ездил по югу России, жил два года в Одессе, работая в газете «Моряк». В этот период Паустовский подружился с И. Ильфом , И. Бабелем (о котором позже оставил подробные воспоминания), Э.Багрицким , Л. Славиным . Из Одессы Паустовский уехал на Кавказ. Жил в Сухуми, Батуми, Тбилиси, Ереване, Баку, побывал в северной Персии. В 1923 году Паустовский вернулся в Москву. Несколько лет работал редактором РОСТА и начал печататься.
В 1930-е годы Паустовский активно работал как журналист газеты «Правда», журналов «30 дней», «Наши достижения» и других, много путешествовал по стране. Впечатления от этих поездок воплотились в художественных произведениях и очерках. В 1930 году в журнале «30 дней» впервые были опубликованы очерки: «Разговор о рыбе» (№ 6), «Погоня за растениями» (№ 7), «Зона голубого огня» (№ 12).
С 1930 года и до начала 1950-х годов Паустовский проводит много времени в селе Солотча под Рязанью в мещёрских лесах. В начале 1931 года по заданию РОСТА он едет в Березники на строительство Березниковского химкомбината, где продолжает начатую в Москве работу над повестью «Кара-Бугаз». Очерки о Березниковском строительстве вышли небольшой книгой «Великан на Каме». Повесть «Кара-Бугаз» была дописана в Ливнах летом 1931 года, и стала для К. Паустовского ключевой - после выхода повести он оставил службу и перешёл на творческую работу, став профессиональным писателем.
В 1932 году Константин Паустовский побывал в Петрозаводске, работая над историей Онежского завода (тема была подсказана А.М. Горьким). Результатом поездки стали повести «Судьба Шарля Лонсевиля» и «Озёрный фронт» и большой очерк «Онежский завод». Впечатления от поездки по северу страны легли также в основу очерков «Страна за Онегой» и «Мурманск».
По материалам поездки по Волге и Каспию был написан очерк «Подводные ветры», напечатанный впервые в журнале «Красная новь» № 4 за 1932 год. В 1937 году в газете «Правда» вышел очерк «Новые тропики», написанный по впечатлениям нескольких поездок в Мингрелию.
Совершив поездку по северо-западу страны, посетив Новгород, Старую Руссу, Псков, Михайловское, Паустовский пишет очерк «Михайловские рощи», опубликованный в журнале «Красная новь» (№ 7, 1938 г.).
В это время писатель открыл для себя под самой Москвой неведомую и заповедную землю - Мещёру. В десятках своих восхитительных рассказов он воспел эту рязанскую сторону. О любимой им Мещёре Паустовский писал: «Мещёре я обязан многими своими рассказами, «Летними днями» и маленькой повестью «Мещёрская сторона».
С началом Великой Отечественной войны Паустовский, ставший военным корреспондентом, служил на Южном фронте.
В середине августа Константин Паустовский вернулся в Москву и был оставлен для работы в аппарате ТАСС. Вскоре по требованию Комитета по делам искусств был освобождён от службы для работы над новой пьесой для МХАТа и эвакуировался с семьёй в Алма-Ату, где работал над пьесой «Пока не остановится сердце», романом «Дым отечества», написал ряд рассказов. Постановку пьесы готовил московский Камерный театр под руководством А. Я. Таирова, эвакуированный в Барнаул. В процессе работы с коллективом театра Паустовский некоторое время (зима 1942 и ранняя весна 1943 гг.) провёл в Барнауле и Белокурихе. Этот период своей жизни он назвал «Барнаульские месяцы». Премьера спектакля по пьесе «Пока не остановится сердце», посвящённой борьбе с фашизмом, состоялась в Барнауле 4 апреля 1943 года.
В 1950-е годы Паустовский жил в Москве и в Тарусе на Оке. Стал одним из составителей важнейших коллективных сборников демократического направления времён оттепели «Литературная Москва» (1956) и «Тарусские страницы» (1961). Более десяти лет вёл семинар прозы в Литературном институте им. Горького, был заведующим кафедрой литературного мастерства. Среди учащихся на семинаре Паустовского были: Инна Гофф , Владимир Тендряков , Григорий Бакланов , Юрий Бондарев , Юрий Трифонов , Борис Балтер , Иван Пантелеев .
В середине 1950-х годов к Паустовскому пришло мировое признание. Получив возможность путешествовать по Европе, он побывал в Болгарии, Чехословакии, Польше, Турции, Греции, Швеции, Италии и др. странах. Отправившись в 1956 году в круиз вокруг Европы, он посетил Стамбул, Афины, Неаполь, Рим, Париж, Роттердам, Стокгольм. По приглашению болгарских писателей К. Паустовский посетил Болгарию в 1959 году. В 1965 году некоторое время жил на о. Капри. В том же 1965 году был одним из вероятных кандидатов на Нобелевскую премию в области литературы , которая в итоге была присуждена Михаилу Шолохову . В книге «Лексикон русской литературы ХХ века» , написанной известным немецким славистом Вольфгангом Казаком , по этому поводу сказано: «Запланированное вручение Нобелевской премии К. Паустовскому в 1965-м не состоялось, так как советские власти начали угрожать Швеции экономическими санкциями. И таким образом вместо него был награждён крупный советский литературный функционер М. Шолохов».
Долгое время Константин Паустовский болел астмой, перенёс несколько инфарктов. Тринадцать последних лет своей жизни Константин Георгиевич Паустовский провёл в Тарусе, маленьком городке Средней России, где он пользовался уважением и любовью жителей, стал первым «почетным гражданином» города. Здесь им были написаны повести «Время больших ожиданий», «Бросок на юг», главы из «Золотой розы», множество новелл и статей: «Наедине с осенью», «Уснувший мальчик», «Лавровый венок», «Избушка в лесу», «Городок на реке».
Писатель скончался 14 июля 1968 года в Москве, прожив долгую творческую жизнь. Согласно завещанию, Константина Георгиевича Паустовского похоронили на городском кладбище Тарусы.
В 2010 году в Одессе был открыт первый памятник писателю. Скульптура представляет собой бюст писателя в образе египетского сфинкса.
Фантастическое в творчестве автора : Это рассказ «Доблесть» , в котором действует установка под названием «экран тишины» , заглушающая любые звуки. К профильным для сайта произведениям также относятся сказки
На сайте, посвященном Паустовскому, аж 4 варианта его биографии. Это не потому, что жизнь его была полна тайн и мистификаций и биографы расходятся в деталях. А потому что эта жизнь была очень богатой событиями. И вообще их, жизней, было как бы две: реальная и – романная, та, что описана в автобиографическом шеститомнике «Повесть о жизни». «Рядом с действительностью всегда сверкал для меня, подобно дополнительному, хотя бы и неяркому свету, легкий романтический вымысел, – признавался Паустовский. – Он освещал, как маленький луч на картине, такие частности, какие без него, может быть, не были бы и замечены…» Но даже если где-то вымысел и «блистает», то всё равно чувствуешь: все это – истинная правда.
Константин Паустовский родился в Москве в 1892 году. Отец был железнодорожным статистиком, семья часто переезжала и наконец осела в Киеве. Здесь Паустовский окончил знаменитую первую гимназию. Рос в атмосфере любви к искусству, театру, музыке, к книгам. Но родители разошлись, и он уже в старших классах вынужден был зарабатывать репетиторством. Первый рассказ опубликовал в выпускном классе гимназии. Учился на естественно-историческом факультете Киевского университета, на юридическом факультете Московского университета. И всё-таки истинным своим призванием считал писательство. Он понимал, что «без жизненного опыта пути к писательству нет», и решил «уйти в жизнь, чтобы все знать, все почувствовать и всё понять». В Москве работал вагоновожатым трамвая. Когда началась первая мировая война, стал санитаром санпоезда. Работал на металлургическом заводе в Брянске, на котельном заводе в Таганроге, в рыбачьей артели на Азовском море. В свободное время начал писать свою первую повесть «Романтики», которая вышла в свет только в 1930-х в Москве. После начала Февральской революции уехал в Москву, стал работать репортером в газетах. Потом Киев, Одесса, Кавказ… Вернувшись в Москву, служил редактором РОСТА. Одна за другой вышли книги «Встречные корабли», «Кара-Бугаз», «Колхида». Во время Великой Отечественной войны был военным корреспондентом. После войны побывал во Франции, Италии, Турции, Греции, Швеции, Чехословакии. Умер в 1968-м в Москве, похоронен в Тарусе…
Это – схема его жизни. Во всей полноте она раскрывается на страницах цикла «Повесть о жизни». И эта жизнь – достоверная, но в то же время осененная крылом сказки.
К. Г. Паустовский. Фото ок. 1915 г.
Правда сказки
Читая первый раз «Повесть о жизни», ошеломленно думала: неужели все это правда?! Разве мыслимо, чтобы на долю одного человека выпало столько испытаний и приключений? Тем более что сам Паустовский, по воспоминаниям современников, не обладал богатырским здоровьем, был человеком застенчивым и, похоже, не очень «пробивным». Но в «Повести о жизни» он оказывается в центре важнейших событий российской истории. Он был на том спектакле, на котором студент Богров застрелил Столыпина. В осенние дни революции 17-го года его чуть не расстреляли по ошибке большевики, брали в заложники анархисты, призывали в полк гетмана Скоропадского. На маленьком украинском полустанке мимо него пронесся поезд махновцев, и на его глазах Махно застрелил – просто так – начальника станции. Он жил в Тифлисе у коллекционеров, которые собирали работы никому тогда не известного нищего художника Пиросмани, и спал посреди этих холстов. Было ли это на самом деле или это плод гениального писательского воображения? А собственно, так ли это важно? Главное – дух, а не буква. А дух времени в этой книге есть. К тому же это ведь не мемуары, а художественное произведение. В нём возможен вымысел. Недаром любимым писателем Паустовского был великий литературный мистификатор Стендаль. Паустовский преклонялся перед его фантазией.
Кто-то сказал, что Паустовский написал практически о всех выдающихся людях своего времени. Кажется, он был знаком со всеми легендарными личностями ХХ века. И создал – иногда с помощью всего нескольких фраз – живые и запоминающиеся образы. На страницах его книг встретишь Бунина, Гиляровского, Осоргина, Булгакова, Волошина, Грина, Северянина, Багрицкого, Бабеля… Судьбы людей Паустовский не приукрашивал, но рассказывал о них так, чтобы самое главное в их характере стало выпуклым, отчётливым. И чтобы всё это рождало в читателе чувства добрые.
Вот история Екатерины Десницкой (у Паустовского – Весницкой), которую полюбил сиамский принц Чакрабон, воспитывавшийся в Пажеском корпусе в Петербурге, и увез на свою родину. Паустовский превратил эту историю в прекрасную и трагическую сказку. Что с того, что в реальности Катюша Десницкая так и не стала сиамской королевой и не была отравлена завистливыми придворными, а дожила до старости со вторым мужем-американцем? Запоминается не та, реальная, история, а – придуманная Паустовским. Потому что в ней есть место благородству, вечной любви и тоске по родине.
Автограф писателя. 1940-1950 гг. «Я не променяю среднюю Россию…»
Произведения Паустовского входят в наше сознание с раннего детства. Сначала, конечно, сказки. «Растрепанный воробей», «Теплый хлеб», «Стальное колечко», «Похождения жука-носорога» – от них тепло и радостно в любом возрасте. Школьные диктанты и изложения до сих пор сплошь – из Паустовского. И это понятно: его лаконичный и ёмкий, отточенный стиль заключает в себе полноту и богатство русского языка. Читайте Паустовского – увидите, какой у нас полнокровный, гибкий и музыкальный язык, когда он очищен от современных иноязычных и жаргонных уродливых наростов… Потом приходит время рассказов из мещерского цикла: «Кот-ворюга», «Барсучий нос», «Жильцы старого дома», «Золотой линь», «Заячьи лапы»… Теперь в школьной программе есть и «Старый повар», и «Телеграмма», и «Разливы рек» - классика! Но Паустовский – это россыпи ещё десятков трогательных и сильных рассказов, повестей, очерков. Он ненавидел прямолинейную назидательность в литературе и не был яростным проповедником любви к родине и родной природе. Но каждая строчка его книг исподволь, ненавязчиво свидетельствует именно об этом. Паустовский любил Россию – всю, с её революционными рабочими и кроткими полесскими крестьянами, с вольнодумными студентами и мудрыми профессорами, с тихими схимниками и буйными поэтами. «Я не променяю Среднюю Россию на самые прославленные и потрясающие красоты земного шара. Всю нарядность Неаполитанского залива с его пиршеством красок я отдам за мокрый от дождя ивовый куст на песчаном берегу Оки или за извилистую речонку Таруску - на ее скромных берегах я теперь часто и подолгу живу».
Поклон великой актрисы
Книгами Паустовского зачитывались не только в Советском Союзе. Его называла своим любимейшим русским писателем голливудская звезда Марлен Дитрих. Будучи в Москве, она призналась в этом со сцены московского Дома литераторов и добавила, что больше всего любит рассказ «Телеграмма». Паустовский был в зале, и сидящие вокруг зааплодировали, побуждая его подняться на сцену. И тут Марлен Дитрих молча встала перед ним на колени…
