Нет, и не под чуждым небосводом,
И не под защитой чуждых крыл, -
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был.
1961
Вместо предисловия
В страшные годы ежовщины я провела семнадцать месяцев
в тюремных очередях в Ленинграде. Как-то раз кто-то
"опознал" меня. Тогда стоящая за мной женщина, которая,
конечно, никогда не слыхала моего имени, очнулась от
свойственного нам всем оцепенения и спросила меня на
ухо (там все говорили шепотом):
А это вы можете описать?
И я сказала:
Могу.
Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что
некогда было ее лицом.
Перед этим горем гнутся горы,
Не течет великая река,
Но крепки тюремные затворы,
А за ними "каторжные норы"
И смертельная тоска.
Для кого-то веет ветер свежий,
Для кого-то нежится закат -
Мы не знаем, мы повсюду те же,
Слышим лишь ключей постылый скрежет
Да шаги тяжелые солдат.
Подымались как к обедне ранней,
По столице одичалой шли,
Там встречались, мертвых бездыханней,
Солнце ниже и Нева туманней,
А надежда все поет вдали.
Приговор... И сразу слезы хлынут,
Ото всех уже отделена,
Словно с болью жизнь из сердца вынут,
Словно грубо навзничь опрокинут,
Но идет... Шатается... Одна...
Где теперь невольные подруги
Двух моих осатанелых лет?
Что им чудится в сибирской вьюге,
Что мерещится им в лунном круге?
Им я шлю прощальный свой привет.
Вступление
Это было, когда улыбался
Только мертвый, спокойствию рад.
И ненужным привеском качался
Возле тюрем своих Ленинград.
И когда, обезумев от муки,
Шли уже осужденных полки,
И короткую песню разлуки
Паровозные пели гудки,
Звезды смерти стояли над нами,
И безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами
И под шинами черных марусь.
Уводили тебя на рассвете,
За тобой, как на выносе, шла,
В темной горнице плакали дети,
У божницы свеча оплыла.
На губах твоих холод иконки.
Смертный пот на челе не забыть.
Буду я, как стрелецкие женки,
Под кремлевскими башнями выть.
Тихо льется тихий Дон,
Желтый месяц входит в дом.
Входит в шапке набекрень,
Видит желтый месяц тень.
Эта женщина больна,
Эта женщина одна,
Муж в могиле, сын в тюрьме,
Помолитесь обо мне.
Нет, это не я, это кто-то другой страдает.
Я бы так не могла, а то, что случилось,
Пусть черные сукна покроют,
И пусть унесут фонари...
Ночь.
Показать бы тебе, насмешнице
И любимице всех друзей,
Царскосельской веселой грешнице,
Что случится с жизнью твоей -
Как трехсотая, с передачею,
Под Крестами будешь стоять
И своею слезою горячею
Новогодний лед прожигать.
Там тюремный тополь качается,
И ни звука а сколько там
Неповинных жизней кончается...
Семнадцать месяцев кричу,
Зову тебя домой.
Кидалась в ноги палачу,
Ты сын и ужас мой.
Все перепуталось навек,
И мне не разобрать
Теперь, кто зверь, кто человек,
И долго ль казни ждать.
И только пыльные цветы,
И звон кадильный, и следы
Куда-то в никуда.
И прямо мне в глаза глядит
И скорой гибелью грозит
Огромная звезда.
Легкие летят недели,
Что случилось, не пойму.
Как тебе, сынок, в тюрьму
Ночи белые глядели,
Как они опять глядят
Ястребиным жарким оком,
О твоем кресте высоком
И о смерти говорят.
Приговор
И упало каменное слово
На мою еще живую грудь.
Ничего, ведь я была готова,
Справлюсь с этим как-нибудь.
У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить.
А не то... Горячий шелест лета,
Словно праздник за моим окном.
Я давно предчувствовала этот
Светлый день и опустелый дом.
Ты все равно придешь зачем же не теперь?
Я жду тебя мне очень трудно.
Я потушила свет и отворила дверь
Тебе, такой простой и чудной.
Прими для этого какой угодно вид,
Ворвись отравленным снарядом
Иль с гирькой подкрадись, как опытный бандит,
Иль отрави тифозным чадом.
Иль сказочкой, придуманной тобой
И всем до тошноты знакомой, -
Чтоб я увидела верх шапки голубой
И бледного от страха управдома.
Мне все равно теперь. Клубится Енисей,
Звезда Полярная сияет.
И синий блеск возлюбленных очей
Последний ужас застилает.
Уже безумие крылом
Души накрыло половину,
И поит огненным вином
И манит в черную долину.
И поняла я, что ему
Должна я уступить победу,
Прислушиваясь к своему
Уже как бы чужому бреду.
И не позволит ничего
Оно мне унести с собою
(Как ни упрашивай его
И как ни докучай мольбою):
Ни сына страшные глаза -
Окаменелое страданье,
Ни день, когда пришла гроза,
Ни час тюремного свиданья,
Ни милую прохладу рук,
Ни лип взволнованные тени,
Ни отдаленный легкий звук -
Слова последних утешений.
Распятие
Не рыдай Мене, Мати,
во гробе сущу.
I
Хор ангелов великий час восславил,
И небеса расплавились в огне.
Отцу сказал: "Почто Меня оставил!"
А матери: "О, не рыдай Мене..."
Магдалина билась и рыдала,
Ученик любимый каменел,
А туда, где молча Мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел.
Узнала я, как опадают лица,
Как из-под век выглядывает страх,
Как клинописи жесткие страницы
Страдание выводит на щеках,
Как локоны из пепельных и черных
Серебряными делаются вдруг,
Улыбка вянет на губах покорных,
И в сухоньком смешке дрожит испуг.
И я молюсь не о себе одной,
А обо всех, кто там стоял со мною,
И в лютый холод, и в июльский зной
Под красною ослепшею стеною.
Опять поминальный приблизился час.
Я вижу, я слышу, я чувствую вас:
И ту, что едва до окна довели,
И ту, что родимой не топчет земли,
И ту, что, красивой тряхнув головой,
Сказала: "Сюда прихожу, как домой".
Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список, и негде узнать.
Для них соткала я широкий покров
Из бедных, у них же подслушанных слов.
О них вспоминаю всегда и везде,
О них не забуду и в новой беде,
И если зажмут мой измученный рот,
Которым кричит стомильонный народ,
Пусть так же они поминают меня
В канун моего поминального дня.
А если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,
Согласье на это даю торжество,
Но только с условьем не ставить его
Ни около моря, где я родилась:
Последняя с морем разорвана связь,
Ни в царском саду у заветного пня,
Где тень безутешная ищет меня,
А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.
Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание черных марусь,
Забыть, как постылая хлопала дверь
И выла старуха, как раненый зверь.
И пусть с неподвижных и бронзовых век
Как слезы струится подтаявший снег,
И голубь тюремный пусть гулит вдали,
И тихо идут по Неве корабли.
Между 1935 и 1940 годами создавался «Реквием», опубликованный лишь спустя полвека, в 1987 году, и отражающий личную трагедию Анны Ахматовой - судьбу ее и ее сына Льва Николаевича Гумилева, незаконно репрессированного и приговоренного к смертной казни, замененной впоследствии лагерями.
«Реквием» стал мемориалом всем жертвам сталинской тирании. «В страшные годы ежовщины, - писала Ахматова, - я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях». Отсюда - «семнадцать месяцев кричу, зову тебя домой...»
И упало каменное слово
На мою еще живую грудь.
Ничего, ведь я была готова,
Справлюсь с этим как-нибудь.
У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить.
Строки такого трагедийного накала, разоблачающие и обличающие деспотию сталинщины, в ту пору, когда они создавались, записывать было опасно, попросту невозможно. И сам автор, и несколько близких друзей заучивали текст наизусть, время от времени проверяя крепость своей памяти. Так человеческая память надолго превратилась в «бумагу», на которой был запечатлен «Реквием». Без «Реквиема» нельзя в полной мере понять ни жизни, ни творчества, ни личности Анны Андреевны Ахматовой. Более того, без «Реквиема» нельзя осознать литературу современного мира и те процессы, которые происходили и происходят в обществе.
В 1987 году литературно-художественный журнал «Октябрь» полностью напечатал «Реквием» на своих страницах. Так «достоянием гласности» стало выдающееся произведение Ахматовой. Это потрясающий, основанный на фактах собственной биографии документ эпохи, свидетельство того, через какие испытания прошли наши соотечественники.
...Опять поминальный приблизился час.
Я вижу, я слышу, я чувствую вас...
...Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список, и негде узнать...
...О них вспоминаю всегда и везде,
О них не забуду и в новой беде...
Анна Андреевна заслуженно пользуется благодарным признанием читателей, и высокое значение ее поэзии общеизвестно В строгом соотношении с глубиной и широтой замыслов ее голос никогда не низводится до шепота и не повышается до крика - ни в часы народного горя, ни в часы народного торжества. Сдержанно, без крика и надрыва, в эпически бесстрастной манере сказано о пережитом горе: «Перед этим горем гнутся горы». Биографический смысл этого горя Анна Ахматова определяет так: «Муж в могиле, сын в тюрьме, помолитесь обо мне». Выражено это с прямотой и простотой, встречающимися лишь в высоком фольклоре. Но дело не только в личном страдании, хотя и его одного достаточно для трагедии. Оно, страдание, расширено в рамках: «Нет, это не я, это кто-то другой страдает», «И я молюсь не о себе одной, а обо всех, кто там стоял со мною».
С публикацией «Реквиема» и примыкающих к нему стихотворений творчество Анны Ахматовой обретает новый историко-литературный и общественный смысл. Именно в «Реквиеме» особенно ощутим лаконизм поэта. Если не считать прозаического «Вместо Предисловия», здесь всего только около двухсот строк. А звучит «Реквием» как эпопея.
Текст состоит из десяти стихотворений, прозаического предисловия, названного Ахматовой «Вместо Предисловия», «Посвящения», «Вступления» и двухчастного «Эпилога». Включенное в «Реквием» «Распятие» также состоит из двух частей. Стихотворение «Так не зря мы вместе бедовали...», написанное позднее, тоже имеет отношение к «Реквиему». Из него Анна Андреевна взяла слова: «Нет, и не под чуждым небосводом...» в качестве эпиграфа, поскольку они, по мнению поэтессы, задавали тон всей поэме, являясь ее музыкальным и смысловым ключом.
«Реквием» имеет жизненную основу, которая предельно ясно изложена в небольшой прозаической части «Вместо Предисловия». Уже здесь отчетливо чувствуется внутренняя цель всего произведения - показать страшные годы ежовщины. А история эта такова. Вместе с другими страждущими Ахматова стояла в тюремной очереди.
Она рассказывает: «Как-то раз кто-то «опознал» меня. Тогда стоящая за мной женщина с голубыми губами, которая, конечно, никогда в жизни не слыхала моего имени, очнулась от свойственного всем нам оцепенения и спросила меня на ухо (там все говорили шепотом):
- А это вы можете описать?
И я сказала:
- Могу.
Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было ее лицом».
Вот как Ахматова описывает глубину этого горя:
Перед этим горем гнутся горы,
Не течет великая река...
Слышим лишь ключей постылый скрежет...
Да шаги тяжелые солдат...
По столице одичалой шли..
И безвинная корчилась Русь.
Слова «корчилась Русь» и «одичалая столица» с предельной точностью передают страдания народа, несут большую идейную нагрузку. В произведении даны и конкретные образы. Вот один из обреченных, кого «черные маруси» увозят по ночам, имеет в виду она и своего сына:
На губах твоих холод иконки,
Смертный пот на челе.
Его уводили на рассвете. Рассвет - это начало дня, а тут рассвет - начало неизвестности и глубоких страданий. Страданий не только уходящего, но и тех, кто шел за ним «как на вынос». И даже фольклорное начало не сглаживает, а подчеркивает остроту переживаний невинно обреченных. В «Реквиеме» неожиданно и горестно возникает мелодия, отдаленно напоминающая колыбельную:
Тихо льется Тихий Дон,
Желтый месяц входит в дом,
Входит в шапке набекрень,
Видит желтый месяц тень.
Эта женщина больна.
Эта женщина одна.
Муж в могиле, сын в тюрьме,
Помолитесь обо мне.
Мотив колыбельной с неожиданным и полубредовым образом тихого Дона подготавливает другой мотив, еще более страшный, - мотив безумия, бреда и полной готовности к смерти или самоубийству:
Уже безумие крылом
Души накрыло половину,
И поит огненным вином,
И манит в черную долину.
«Эпилог», состоящий из двух частей, сначала возвращает читателя к мелодии и общему смыслу «Предисловия» и «Посвящения». Здесь мы вновь видим образ тюремной очереди, но уже как бы обобщенный, символический, не столь конкретный, как в начале поэмы:
Узнала я, как опадают лица,
Как из-под век выглядывает страх,
Как клинописи жесткие страницы
Страдания выводят на щеках..
А дальше идут такие строки:
Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список, и негде узнать.
Для них соткала я широкий покров.
Из бедных, у них же подслушанных слов
«Реквием» Ахматовой - подлинно народное произведение. И не только в том смысле, что он отразил и выразил великую народную трагедию, но и по своей поэтической форме, близкой к народной притче. Сотканный из простых, «подслушанных», как пишет Ахматова, слов, он с большой поэтической и гражданской силой выразил свое время и страдающую душу народа. «Реквием» не был известен ни в 1930-е, ни в последующие годы, но он навеки запечатлел свое время и показал, что поэзия продолжала существовать даже и тогда, когда, по словам Ахматовой, «поэт жил с зажатым ртом». Задушенный крик стомиллионного народа оказался услышанным - в этом великая заслуга Анны Ахматовой.
О творческой манере писателя. О появлении на свет. Аверченко переносит операцию по удалению глаза. Сатирикон. Король смеха. Ирония. Богачи. Всеобщая история. Смешение. Книги Аверченко. Юмор писателя. Задорный "краснощёкий" юмор. Аверченко-подросток. Эмиграция. Рассказ «Черты из жизни Пантелея Грымзина». Напоминание. Даты и названия. Адъютант. Энциклопедия остроумия. Выпишите из текста цитату. Начало литературной деятельности.
«Алигьери» - Принимал активное участие в политической жизни Флоренции; с 15 июня по 15 августа 1300 входил в правительство (был выбран на должность приора), пытался, исполняя должность, воспрепятствовать обострению борьбы между партиями Белых и Черных гвельфов (см. гвельфы и гибеллины). Корыстолюбие - искусственная нищета. Данте Алигьери Биография. Семья Данте принадлежала к городскому дворянству Флоренции. Первые годы изгнания Данте - среди вождей Белых гвельфов, принимает участие в вооруженной и дипломатической борьбе с победившей партией.
«Биография и творчество Анны Ахматовой» - Личность. Высказывания об Анне Ахматовой. Королева – бродяга. Похороны А.Блока. Друзья. Господи. Ахматова. Высказывания выдающихся людей. «Царственное Слово» Анны Ахматовой. Единственное имя. Смертельна милость. Смуглый отрок бродил по аллеям. Главные черты лирики. Семья. Поэты «Серебряного века». Ржавеет золото. Цветаева. О.Мандельштам. Имя Анны Ахматовой. Портрет Ахматовой. Полумонахиня. Это интересно.
«Писатель Аксаков» - Валерий Ганичев. Урок по творчеству Сергея Тимофеевича Аксакова. Михаил Чванов. «Записки об уженье рыбы». «Несколько слов о раннем весеннем и позднем осеннем уженье». Сергей Тимофеевич Аксаков родился 20 сентября. Мемориальный дом – музей С. Т. Аксакова. Софьина аллея. Творческое задание. Анатолий Генатулин. Улица имени Аксакова. Автобиографическая трилогия «Семейная хроника». Мемориальный аксаковский знак.
«Айтматов «Буранный полустанок»» - Легенда. Космическая история. Проблема бережного отношения. Творчество Айтматова. Проблема связи. Боранлы. Приход в литературу. Буранный полустанок. Чингиз Торекулович Айтматов. Едигей Буранный. Проблематика романа. Поэзия родного очага. Лейтмотив романа. Приобщение к литературе. Звания и награды. Общественно-историческая проблема. Проблема памяти. Проблема человечности и милосердия.
«Иннокентий Анненский» - Сборник стихов. Печать хрупкой тонкости. Биография. Анненский умер 30 ноября 1909. Наталья Петровна Анненская. Критик. Художественные образы. Поэт Серебряного века. Переводы французских поэтов. Первые публикации. Особенности поэтического дара. Публикации. Иннокентий Федорович Анненский.
