Соткилава Зураб Лаврентьевич - выдающийся современный солист оперы и педагог. Его жизнь - пример целеустремленности и невероятной силы воли.
Юность. Восходящая звезда футбола СССР
Зураб Соткилава появился на свет в марте 1937 года в городе Сухуми (сейчас - Сухум), который тогда входил в Грузинскую Советскую Социалистическую республику.
Певец вспоминает, что его мама и бабушка очень хорошо пели и играли на гитаре. Иногда садились около дома и начинали петь старые песни и грузинские романсы, а будущий солист оперы им подпевал.
Зураб Соткилава, спорт в жизни которого сыграл тоже важную роль, в детстве и юности не думал о музыкальной стезе. Он увлекался футболом и сумел неплохо себя проявить. Молодой человек попал в команду города Сухуми «Динамо». Зураб Соткилава играл в нем на позиции крайнего защитника, но часто поддерживал атаки на ворота противника. В 1956 году молодой спортсмен стал капитаном юношеской сборной Грузинской ССР. В том же году грузинские футболисты выиграли чемпионат страны. А в 1958 году Зураба пригласили играть в команду «Динамо» из Тбилиси.
Родители не разделяли увлечения сына футболом и пытались направить его на путь музыки. Однажды семье Соткилава подарили скрипку, и родители нашли для ребенка учителя. Зураб месяц пытался учиться игре на этом инструменте. Потом в доме появилось пианино, но учиться игре на нем в 12 лет было поздно. Родители хотели определить Зураба в музыкальную школу по классу виолончели, но он вновь отказался. Его приняли туда в класс пения, но подросток учился не очень прилежно и любил убегать с учебы на стадион.
Самой памятной встречей для Зураба стал его последний матч за «Динамо», в котором его команда сцепилась с «Динамо» из Москвы. В том матче ворота москвичей охранял легендарный Лев Яшин, а одним из нападающих был Валерий Урин. Этот матч команда Тбилиси проиграла со счетом 1:3. Со Львом Яшином Зураб Соткилава по-настоящему познакомился уже позже, когда стал солистом оперы. Молодой футболист получил травму во время игры в Югославии, а в 1959 году еще одна травма положила конец его карьере в спорте.
Начало пути в театре
В 1958 году футболист тбилисской команды «Динамо» Зураб Соткилава ненадолго приехал навестить родных в Сухуми. В это время в гости к ним зашла пианистка Валерия Разумовская, всегда считавшая, что юноша может стать талантливым певцом. Она убедила его сходить на прослушивание к профессору Тбилисской консерватории, который как раз был в Сухуми.
Сначала голос Зураба профессора не впечатлил. Но вмешался случай. Профессор любил футбол, а достать билеты на матчи «Динамо» было сложно, и Зураб стал их ему добывать. В качестве платы музыкант согласился давать ему уроки. Всего после нескольких уроков профессор сказал Зурабу, что у него есть будущее в опере. Сначала молодой человек не воспринял это всерьез, но после второй травмы задумался о музыке.
В 1960 году Зураб Соткилава окончил Тбилисский политехнический институт, горный факультет, и через день после защиты диплома сдал вступительные экзамены в консерваторию столицы Грузии.
Грузинский театр оперы и балета
Соткилава вспоминал, что однажды до занятий музыкой услышал по радио трансляцию выступления Марио дель Монако в опере «Кармен», которое потрясло его. В консерватории Зураб Соткилава начинал петь баритоном. Но профессор Давид Ясонович Андзуладзе исправил эту ошибку. Молодой человек стал тенором. В 1965 году певец Зураб Соткилава дебютировал на сцене крупнейшего театра его республики - Грузинского театра оперы и балета. В произведении «Тоска» Джакомо Пуччини он спел партию Каварадосси. Певец входил в состав труппы этого театра до 1974 года.
Динаро Барра
Через год после дебюта он отправился на стажировку в Миланский театр La Scala, которая заняла два года. В то время на миланской сцене пели многие выдающиеся артисты, среди них уже начинал свой творческий путь Паваротти. Учителем грузинского певца был маэстро Динаро Барра.
После стажировки Зураб с триумфом выступил и занял первое место на болгарском конкурсе молодых певцов «Золотой Орфей». В 1970 году стал вторым на московском конкурсе имени П. И. Чайковского и победителем в Испании. Певец получил признание на родине - в 1970 году ему вручили звание заслуженного артиста Грузинской ССР, а через три года - народного артиста.
Мировое признание
Впервые в 1972 году Зураб Лаврентьевич оказался на сцене Большого театра на концерте, посвященном столетию выдающегося солиста оперы Леонида Сабинова. В конце 1973 года Зураб Соткилава вновь выступил на сцене Большого театра, где спел партию Хосе в опере «Кармен». После спектакля к артисту подошел директор театра Кирилл Молчанов и предложил войти в постоянный состав.
В следующем году Зураб стал постоянным артистом Большого театра. Он вспоминает, что в этом ему помогла поддержка коллег из Москвы. В 1974 году в Москве состоялась премьера оперы Джузеппе Верди «Отелло», где певец исполнил главную роль. Следом за ней - «Сельская честь» Пьетро Масканьи, где Зураб Соткилава пел партию Туридду.
Европа и США
В 1970-е годы грузинский оперный певец стал фигурой, которую узнали любители оперы всего мира. Он пел в театрах Парижа, Милана, городов США. В прессе Соединенных Штатов о нем писали восторженные отзывы. В 1979 году певец Зураб Соткилава получил звание В эти годы маэстро пел партии Радамеса из «Аиды» Верди, Хосе из «Кармен», Манрико из «Трубадура», Водемона из «Иоланты», Самозванца из «Бориса Годунова». Не забывает он и о своих корнях: на сцене театра в Тбилиси он пел в операх «Абессалом и Этери» Захария Палиашвили и «Похищение луны» Отара Тактакишвили.
Педагог
В середине 1970-х годов Зураб Соткилава начал преподавать. С 1976 по 1988 г. он читал оперное пение в Московской консерватории и стал профессором в 1987 году. В 2002 году он новь вернулся к преподаванию в консерватории. Среди учеников маэстро - тенор Владимир Богачев, который сотрудничает с La Scala и другими театрами мирового уровня. Другой ученик, баритон Владимир Редькин, уже тридцать лет выступает на сцене Большого театра. Среди более молодых учеников Зураба Лаврентьевича - тенор Большого театра Алексей Долгов.
Болезнь и преодоление
Зураб Соткилава, биография которого включает много трудных страниц, в начале 2015 года узнал о страшном диагнозе - раке поджелудочной железы. Чуть раньше маэстро заметил, что начал резко терять вес. 19 января он вынужден был отменить концерт, а 20-го диагноз получил подтверждение. Певца прооперировали в Германии 30 января, а затем он прошел курс химиотерапии в Москве. Певец и члены его семьи (с Элисо Турманидзе они поженились в 1965 году и родили двух дочерей - Тею и Кети) долгое время не хотели говорить о болезни, и достоянием общественности это стало уже весной 2015 года.
Зураб Соткилава тренировал голос, чтобы вернуть прежние вокальные данные. Возобновил занятия со студентами в консерватории. В 2015 году он вновь вышел на сцену. В конце октября 2015-го Зураб Лаврентьевич выступил на концерте, посвященном ему, который прошел в Московском В начале 2016 года Зураб Лаврентьевич выступил на концерте памяти Елены Образцовой, певицы, с которой его связывала многолетняя дружба и совместные выступления.
Наш герой говорит о себе, что осуществил все свои мечты. При этом он продолжает выступать и отмечает, что, когда поет, счастливее человека на всем свете не найти. Своим вторым домом считает сцену Большого театра.
В Москве после продолжительной болезни на 81-м году жизни умер известный оперный певец Зураб Соткилава. Лайф рассказывает о его необычном пути в профессию.
Зураб Соткилава, родившийся в 1937 году в Сухуми, с детства был окружён музыкой. Как сам он рассказывал, его мама и бабушка прекрасно пели и играли на гитаре. Правда, сам мальчик в детстве и не думал заниматься музыкой.
Его страстью был футбол. И парень подавал большие надежды. Его способности заметили профессиональные тренеры, и Зураба включили в состав команды сухумского "Динамо" в качестве крайнего защитника.
Когда Зурабу было 20 лет, его назначили капитаном юношеской сборной Грузинской ССР. Тогда же сборная стала победителем чемпионата страны.
В 1958 году Соткилаву позвали в тбилисское "Динамо". Но вскоре ему пришлось поставить крест на карьере футболиста. На матче в Югославии Зураб получил перелом. Но он не сдался: после лечения и восстановления вернулся в команду. Но на соревнованиях в Чехословакии он снова получил серьёзную травму, которая поставила крест на спортивной карьере Соткилавы.
Зураб учился в политехе на горном факультете, который закончил в 1960 году. Но работать по специальности он не хотел, поэтому вскоре после защиты диплома подал документы в Тбилисскую консерваторию на вокальный факультет. Вступительные экзамены Соткилава успешно сдал. Именно в консерватории Зураб встретил свою будущую жену - учившуюся курсом старше пианистку Элисо Турманидзе. Они прожили вместе более полувека.
Слава пришла к оперному певцу сразу после окончания консерватории. Зураба Соткилаву пригласили в труппу Грузинского театра оперы и балета, где он дебютировал с партией Каварадосси в опере "Тоска" Пуччини. За успешную работу в 1966 году Соткилаву направили на двухлетнюю стажировку в Италию, где ему давали уроки мастера театра La Scala.
Наверное, именно годы учёбы в Италии помогли Зурабу стать лауреатом многих конкурсов, в том числе и престижного Международного конкурса имени Чайковского в 1970 году. В этом же году ему присвоили звание заслуженного артиста Грузинской ССР.
Спустя три года Зураб Соткилава впервые выступил в оперной постановке на сцене Большого театра. Он пел партию Хосе в опере "Кармен". После этого спектакля директор театра Кирилл Молчанов предложил Соткилаве постоянное место в оперной труппе.
В главном театре страны Соткилава пел во множестве постановок, но особенно удачными стали его партии в операх Верди - "Отелло", "Аида", "Трубадур" и "Бал-маскарад".
После переезда в Москву Зураб Соткилава начал также заниматься педагогической деятельностью. С 1976 по 1988 год он преподавал на кафедре оперного пения в Московской консерватории, где стал профессором в 1987 году. В 2002 году он возобновил работу в Московской консерватории, где работал до конца жизни.
В 2015 году стало известно и том, что Зураб Соткилава болен раком. Несмотря на диагноз, певец не оставил сцену и после курса лечения продолжил выступать.
Я никогда не был ни хамом, ни грубияном, старался с людьми поступать нормально. Но после болезни понял, что надо относиться к жизни с ещё большей радостью, к людям, которые тебе улыбаются. Насколько ты способен, нужно отдавать другим только хорошее
ზურაბ სოტკილა&
12 марта 1937, Сухуми, Абхазская АССР, Грузинская ССР, СССР - 18 сентября 2017, Москва, Россия
Советский грузинский и российский оперный певец (лирико-драматический тенор), театральный педагог, спортсмен (футболист)
Заслуженный артист Грузинской ССР (1970).
Народный артист Грузинской ССР (1973).
Народный артист СССР (1979).
С детства увлекался музыкой (учился в музыкальной школе по классу скрипки и фортепиано) и спортом – футболом (играл в школьной команде, затем сухумском клубе).
Окончил Тбилисский политехнический институт по специальности «инженер-маркшейдер». В то же время играл в тбилисском «Динамо» (Сухуми) (1951-1955), «Динамо»(Тбилиси) (1955-1959), а также брал уроки вокала у профессора Н.В. Бокучава. Затем – учеба в Тбилисской консерватории в классе профессора Д.Я. Андгуладзе. По окончании консерватории в 1965 году – солист Тбилисского театра оперы и балета им. З.Палиашвили.
В 1966-68 годах стажировался в «Ла Скала» у маэстро Дж. Барра и Э. Пьяцца.
Дебют певца состоялся на сцене Большого театра в партии Хозе в «Кармен» Бизе в 1973 году. С 1974 года – солист Большого театра.
Весной 1980 года Соткилаву пригласили петь партию Отелло в новой постановке режиссера Витторио де Вита.
Болонская музыкальная академия избрала Зураба Соткилаву «за блестящую трактовку произведений Верди» своим почетным членом. Затем были «Аида», «Тоска», «Хованщина» – по всему северу Италии. Также пел «Messa Solenne» в Риме, Перудже.
Был профессором Московской государственной консерватории им. Чайковского.
театральные работы
Ричард («Бал-маскарад» Джузеппе Верди)
Манрико («Трубадур» Дж. Верди)
Марио Каварадосси («Тоска» Дж. Пуччини)
Водемон («Иоланта» П. Чайковского)
Радамес («Аида» Дж. Верди)
Индийский гость («Садко» Н. Римского-Корсакова)
Арзакан («Похищение луны» О. Тактакишвили) - первый исполнитель
Отелло («Отелло» Дж. Верди)
Хозе ("Кармен")
Туридду («Сельская честь» П. Масканьи)
Барон Каллоандро («Прекрасная мельничиха» Дж. Паизиелло) - первый исполнитель в Большом театре
Самозванец («Борис Годунов» М. Мусоргского)
Голицын («Хованщина» М. Мусоргского)
Измаил («Набукко» Дж. Верди)
призы и награды
I премия и золотая медаль, главный приз «Золотой Орфей» на международном конкурсе в Софии (1968).
II премия и серебряная медаль на IV Международном конкурсе им. Чайковского (1970).
I премию Международного конкурса им. Франсиско Виньяса в Барселоне (1970).
Государственная премия Грузинской ССР им. З. Палиашвили (1983).
Государственная премия Республики Грузия имени Шота Руставели (1998).
Орден «За заслуги перед Отечеством» IV степени (22 марта 2001).
Орден «За заслуги перед Отечеством» III степени (3 декабря 2007).
Орден «Знак Почета» (1971).
Орден Трудового Красного Знамени (1976).
Премия «Овация» (2008).
Почётная грамота Президента РФ (27 октября 2012).
Почётный член Болонской академии музыки (Италия) - избран «за блестящую трактовку произведений Верди».
Орден "За заслуги перед Отечеством" II степени (2017)
Три ордена Чести (Грузия, 1997, 2007, 2016)
Народный артист СССР, оперный певец Зураб Соткилава.
Зураб Лаврентьевич Соткилава родился 12 марта 1937 года в Сухуми (Абхазская АССР; ныне - Сухум, Абхазия) в семье Лаврентия Гутуевича Соткилавы и Ксении Виссарионовны Карчава. Отец был директором школы, мать - врачом-рентгенологом.
В 1960 году Зураб Соткилава окончил горно-геологический факультет Тбилисского государственного политехнического института (ныне - Грузинский технический университет) по специальности "инженер-маркшейдер", в 1965 году - Тбилисскую государственную консерваторию им. Вано Сараджишвили (класс Давида Андгуладзе), в 1972 году - аспирантуру консерватории.
В детстве учился в музыкальной школе по классу скрипки и фортепиано. Увлекался футболом, с 16 лет выступал за сухумское "Динамо" на позиции защитника. В 1956 году стал капитаном сборной Грузинской ССР в возрасте до 20 лет. Через два года начал играть в основном составе тбилисского "Динамо".
Параллельно занимался вокалом с профессором Тбилисской консерватории Николаем Бокучавой. В конце 1950-х гг. , завершив вследствие травмы спортивную карьеру, сосредоточился на музыкальной деятельности. Певческий голос - тенор.
В 1965-1974 гг. являлся солистом Грузинского театра оперы и балета им. З. Палиашвили (Тбилиси). Исполнял партии Герцога в опере Джузеппе Верди "Риголетто", Хозе в опере Жоржа Бизе "Кармен", Турриду в опере Пьетро Масканьи "Сельская честь", Рудольфа в "Богеме" Джакомо Пуччини и др.
В 1966-1968 гг. проходил стажировку в театре "Ла Скала" (Милан, Италия).
В 1973 году дебютировал в Москве в Государственном академическом Большом театре в партии Хозе (опера Жоржа Бизе "Кармен"), в следующем году был приглашен в оперную труппу. Исполнял партии Водемона ("Иоланта" Петра Чайковского), Абесалома ("Абесалом и Этери" Захария Палиашвили), Каварадосси ("Тоска" Джакомо Пуччини), Манрико ("Трубадур" Джузеппе Верди), Радамеса ("Аида" Джузеппе Верди), Отелло ("Отелло" Джузеппе Верди) и др.
В 1976-1988 гг. преподавал в Московской государственной консерватории им. П. И. Чайковского, в 2002 году возобновил там же преподавательскую деятельность. Среди учеников Соткилавы - оперные певцы Владимир Богачев, Александр Федин, Владимир Редькин и др.
В 1995 году участвовал в премьере первой в истории Большого театра постановки оперы Модеста Мусоргского "Хованщина" в редакции Дмитрия Шостаковича, исполнив партию Голицына. На протяжении карьеры выступал с гастролями в США, Италии, Германии, Франции, Великобритании и др.
Возглавлял жюри Международного конкурса им. П. И. Чайковского в номинации "вокальное искусство" (1994), жюри кинофестиваля стран СНГ и Балтии "Киношок" (2000). В 2011 году входил в состав жюри телевизионного проекта "Призрак оперы" (Первый канал).
Являлся почетным членом Болонской музыкальной академии (Италия).
В последние годы жизни страдал от онкологического заболевания.
Народный артист СССР (1979). Лауреат орденов "Знак Почета" (1971), Трудового Красного Знамени (1976), "За заслуги перед Отечеством" I (2017), II (2007) и III (2001) степени, Чести (1997, 2007, Грузия).
Был награжден почетной грамотой президента РФ (2012).
Был отмечен Государственной премией Грузинской ССР им. З. Палиашвили (1983) и Государственной премией Грузии им. Шота Руставели (1998).
Лауреат IX Всемирного фестиваля молодежи и студентов (1968, София, Болгария), IV Международного конкурса им. П. И. Чайковского (1970, Москва), Международного конкурса вокалистов Франциско Виньяса (1970, Барселона, Испания), российской музыкальной премии "Овация" (2008).
Был женат на пианистке Элисо Турманидзе. Дочери Теа (род. 1967) и Кетеван (род. 1971) - выпускницы Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова.
— Заниматься музыкой меня заставила мама. Причем очень жестоким способом. Можно сказать, насильно. Классическую музыку она обожала, сама так же, как и бабушка, великолепно пела и играла на гитаре, мечтала приобщить и меня к этому искусству. Но я категорически отказывался идти в музыкальную школу, во мне сидело
непоколебимое убеждение: музыканты-мужчины - это какие-то уродцы, в них от природы заложено что-то ненормальное. Другое дело футболисты - вот это настоящие мужики! И когда преподаватели музыки говорили: «Ты обязан продолжать учиться, в пении тебя ждет большое будущее», я смеялся: «Какая ерунда! Я буду заниматься только одним делом - играть в футбол». И хотя судьба распорядилась не совсем так, все же каким-то непостижимым образом футбол играл решающую роль практически во всех делах, которыми я занимался. Включая, кстати, музыку…
В Сухуми, где мы жили, перед нашим домом была огромная поляна, и на ней мы с парнями все лето гоняли мяч. Тренерам не надо было даже напрягаться, чтобы найти перспективных спортсменов. Они просто приходили туда, наблюдали за нашей игрой и показывали пальцем: «Ты будешь играть за спортивную школу, а ты - за сборную Сухуми…» Вот так же, когда мне было лет двенадцать, подошли ко мне. И через два года я был членом юношеской сборной Абхазии, а вскоре уже играл на первенстве . А в 19 лет был переведен в основной состав тбилисского «Динамо». До сих пор из всех достижений своей жизни больше всего горжусь тем, что в 1956 году, когда я был капитаном молодежной сборной Грузии, мы стали чемпионами Советского Союза.
В музыкальное училище мама затащила меня в 13 лет. Поскольку в классе фортепиано дети начинали заниматься с шестилетнего возраста, ей предложили отдать меня на виолончель. Она с радостью согласилась, но я отказался наотрез: «Ни за что не буду таскать этот гроб». Тогда мамин знакомый, завкафедрой по вокалу, сказал: «Давайте я возьму его к себе в класс. Будет ходить на общее фортепиано, так и научится на нем играть». Мать готова была на любой вариант. Повстречав этого педагога через полгода, она поинтересовалась: «Ну, как мой сын занимается?» На что он честно ответил: «Ксения Виссарионовна, вы не огорчайтесь, но я видел Зурико всего один раз — больше он не появлялся». Мама не огорчилась. Она разозлилась, да как!
Я тогда уже играл за сборную Абхазии. И нам как раз выдали потрясающие венгерские бутсы, что для меня было великим счастьем. Я так дорожил ими, так берег! Хранил под подушкой. А когда они попадали под дождь, мыл их, чистил, после чего непременно смазывал сливочным маслом - не ел его, втихаря прятал специально для этой цели. И вот в тот злополучный день, придя из школы, я увидел, что мои заветные бутсы изрублены топором. Так моя мать выразила свой гнев, отомстила мне. Впервые в жизни я плакал так горько. Мне казалось, что большего горя вообще быть не может. (С горькой усмешкой.) Оказалось, может. Второй раз столь же безутешно я рыдал, когда не стало мамы.
Она не застала моего успеха, успела посмотреть всего один мой спектакль, да и то тот, который я провалил. Я тогда приехал после стажировки из Италии, и у меня в Тбилиси должен был состояться дебют - в опере «Риголетто». В это время отмечалось 50-летие Грузии, и я должен был присутствовать на параде в честь юбилея - меня пригласили стоять на трибуне вместе с руководителями республики. Поскольку было очень морозно, я сильно простудился, началось воспаление легких. Но не отменять же спектакль! Два акта я спел вроде ничего. А потом температура поднялась, горло перехватило, короче, случился провал. По окончании все знакомые старались избегать встречи со мной, а если все-таки встречали, стыдливо прятали глаза, торопясь быстрее исчезнуть. И только одна мама сказала: «Сынок, все равно ты лучше всех!»
В другой раз, это было в декабре 1973 года, меня позвали в спеть «Кармен». И я сказал: «Мам, ты обязательно поедешь со мной». Она была счастлива, специально для этой поездки сшила себе красивое платье. Но жизнь распорядилась иначе. Кровоизлияние в мозг и… все. Мамы не стало. В этом платье я ее и похоронил. Молодая совсем была - всего 50 лет. Работала врачом-рентгенологом. А отец, Лаврентий Гутуевич, сначала преподавал историю и был директором школы, а во время войны по призыву служил в войсках МВД, где и остался до пенсии. Потом занимал должность директора сухумской гостиницы. Пережил маму ровно на год. Очень мучился, когда остался один, сердце не выдержало разлуки. Так что папа тоже не застал моего оперного взлета. Но так же, как и мама, совершенно искренне считал, что я лучше всех.
И еще один человек был в этом непоколебимо убежден — Николай Николаевич Озеров, наш знаменитый, неповторимый спортивный комментатор. Он не пропустил ни одного моего спектакля, сидел обычно в первом ряду или в ложе директора и, как бы я ни пел, неизменно повторял: «Зураб лучше всех!» Наша с ним дружба длилась всю жизнь, вплоть до его смерти. Очень часто мы вместе ходили на футбол. При этом болели за разные команды: он — за московский «Спартак», я — за тбилисское «Динамо». Бывало, мой спектакль совпадал с каким-нибудь важным матчем, но Озеров всегда отдавал предпочтение опере. Естественно, нас обоих интересовал результат, и тот, кто первым его узнавал, тут же показывал другому знаками.
Как-то я пел в Большом театре, а в этот вечер в Тбилиси играли наши с Озеровым команды-фавориты. Я попросил суфлера: «Умоляю, узнай, что там делается на стадионе, и расскажи мне». Он сбегал, вернулся и показал мне, что тбилисцы ведут в счете. Я так обрадовался! И тут же, исполняя свою партию в дуэте с Леной Образцовой, изменил выверенную до миллиметра мизансцену и неожиданно для партнерши направился в сторону ложи и стал подавать знаки Николаю Николаевичу, сообщая ему счет. Он-то сразу все понял, рассмеялся, но никогда не забуду, с каким недоумением смотрела на меня Елена. Потом интересовалась: «А что с тобой произошло?» - «Ничего, - не признавался я, - просто глубоко погрузился в образ…» После смерти Озерова я перестал ходить на футбол. Без него не мог.
Зураб Соткилава и Элисо Турманидзе на церемонии бракосочетания (Тбилиси, 17 июля 1965). Фото: Из личного архива Зураба Соткилавы
Там разыгрывались только две ставки: жизнь или смерть
Поиграть в большой футбол мне довелось всего три года. А потом случилось несчастье - в результате столкновения с противником на поле я получил серьезную травму позвоночника. Боли начались страшные, и со временем они
не проходили, а, наоборот, усиливались. Потом все это перешло на тазобедренный сустав. Меня прооперировали, поставили протез. Разумеется, со спортом пришлось распрощаться. Разве перескажешь, что я испытывал, когда стало ясно, что меня отчисляют из команды! Как на ватных ногах шел сдавать свою спортивную форму. С каким камнем на сердце выписывался из нашего общежития! Помню, поднялся на трибуну, долго-долго сидел один, размышлял: «Ну вот и все. Нет теперь в моей жизни футбола. Как стану жить?» И такая тоска нахлынула. Я тогда учился на третьем курсе горного факультета Грузинского политехнического института, но даже помыслить не мог о том, что буду работать инженером.
Хотя преддипломную практику проходил на шахте в Донбассе. Не знаю уж, как могли доверить мальчишке-неумехе инструмент газомер, который я прежде никогда в жизни в руках не держал и в глаза не видел! Но я спускался, как положено, в глубь шахты и измерял количество имеющегося там газа. А это надо знать точно, потому что от переизбытка газа в шахте может произойти взрыв.
Вообще в шахте жизнь особенная. Чтобы понять, ее надо ощутить, прочувствовать, что называется, вживую. Мне, например, нравилось ходить к посадчикам. Знаете, в чем заключалась суть их работы? Когда идет лава и выбрасывается слой угля, остается пустота, и, чтобы шахта не обвалилась, следовало устанавливать специальные железные тумбы. Так вот, когда шахтеры, добывающие уголь, уходили, к делу приступали посадчики - сильные мужики, вырезавшие в самых опасных местах те куски, где должны стоять эти тумбы. Я восхищался ими. Не в курсе, существует ли
в современных шахтах такая профессия, но тогда была. На самом деле ею занимались очень мужественные люди, презирающие опасность. Ежедневно они шли на колоссальный риск легко, с шутками, смехом. Но без показной удали, без бахвальства. Наоборот, спокойно, уверенно, предельно сосредоточенно, до миллиметра выверяя каждый свой шаг, четко договариваясь о том, сколько стоек будет рубить каждый из них, в какой последовательности и кто куда побежит за секунду до того, как рухнет кровля. Ведь чуть что не так, и все - обвал. Настоящая лотерея, где разыгрываются только две ставки - жизнь или смерть. Я у них пользовался большим авторитетом. Разумеется, не из-за своих достижений в качестве будущего горного инженера, а потому, что был футболистом-профи. Мы периодически собирались вместе в близлежащей деревне и играли в .
Также благодаря футболу я вступил на главную стезю своей жизни - музыкальную. Напевал-то я всегда, и голос был от природы, в связи с чем на бесконечных школьных вечерах, городских концертах, комсомольских конференциях меня часто выдвигали на сцену. Выступления проходили с успехом. Но в 11-м классе, когда я уже играл в футбол на первенстве Грузии, мне это все отчаянно надоело и петь я перестал.
Однажды, в перерыве между матчами, заехал домой в Сухуми. Как-то в гости к родителям зашла Валерия Викторовна Разумовская — пианистка, концертмейстер моего педагога в музшколе, всегда верившая в мое музыкальное будущее. И сообщила, что в Сухуми как раз приехал отдохнуть профессор из Тбилисской консерватории — Николай Варламович Богучава. «Давай, — предложила, — я договорюсь, чтобы он тебя послушал». Конечно, я стал отказываться, но она проявила завидное упорство и все-таки уговорила. Мы пошли. Никакого впечатления на маэстро я не произвел, зато, узнав о том, что я футболист, он очень оживился. Потому что я имел возможность доставать билеты на стадион в Тбилиси, куда в те годы приезжали не только советские команды, но и бразильские, английские клубы. Потом Богучава приходил ко мне в общежитие, и я давал ему дефицитные билеты на матчи.
Как-то он пригласил меня к себе домой, где собрались его ученики. Послушав их, я совершенно искренне воскликнул: «Боже, как здорово они поют!» И тут он говорит: «А давай-ка мы с тобой позанимаемся». И я вдруг согласился. Сам не знаю почему. Скорее всего, главная причина крылась в его дочери - чудной девушке, на которую я сразу запал.
Месяца четыре мы с профессором занимались, потом я уехал работать на ту самую шахту, затем написал диплом, после чего наши занятия продолжились. И он заявил: «Ты сможешь многого достичь в пении - будем поступать
в консерваторию». Я расхохотался: «Да что вы, я и не хочу, и не смогу!» и отправился защищать диплом. Но… через два дня уже сдавал экзамен по вокалу в консерваторию. Причем диплом, как известно, положено обмывать, и мы с однокурсниками эту традицию соблюли на отлично. Как я умудрился спеть 12 июля 1960 года перед представительной экзаменационной комиссией, до сих пор не представляю. Однако ректор, интеллигентнейший, образованнейший человек, поднялся ко мне на сцену, обнял и сказал: «Ты нам Богом послан. Скажи только одно: ты знаешь, что такое сольфеджио?» Я честно ответил: «Нет». Какое сольфеджио, если я пришел буквально с футбольного поля?! Но все-таки меня зачислили.
Я почувствовал: пропадаю…
И вот мой первый день в консерватории. Я студент первого курса. Перед началом занятий встретил друга-старшекурсника. Стоим с ним у входа, разговариваем. Вижу, навстречу идет девушка. Красивая, стройная, элегантно одетая. Смотрю на нее, словно загипнотизированный, спрашиваю: «Кто это?» Он отвечает: «Студентка второго курса, пианистка». А я чувствую: пропадаю. И вдруг выпаливаю: «Запомни: она будет моей женой!» (Смеясь.) Между прочим, так и случилось.
Вскоре про мои чувства к Элисо Турманидзе в консерватории знали все - я каждому сообщал о том, что люблю ее. Ограждал таким образом от других претендентов, чтобы ни один молодой человек не смел к ней подойти. А они, кстати, так и норовили привлечь к себе ее внимание. Но безуспешно - неприступная была, гордая. Года два я и сам не решался с ней даже заговорить. В итоге она сама ко мне подошла. Первая.
Я пел на экзамене - тогда еще не тенором, а баритоном. А до Элисо докатились слухи, что молодой футболист из тбилисского «Динамо» неплохо поет, и она решила лично в этом убедиться. Пришла на . После окончания подошла ко мне и похвалила: «Вы очень хорошо выступали». И вручила конфетку. После этого случая мы начали встречаться - ходили вместе в кафе, театры, на выставки, просто гуляли. Когда моя будущая жена впервые привела меня к себе домой, произошел конфуз. Дело в том, что Элисо княжеских кровей, из древнего рода. Фамилия ее тети - Багратиони. Так вот, эта самая тетя почему-то при знакомстве со мной начала мою фамилию как-то коверкать. Раз неправильно ее произнесла, другой… После третьего я не удержался: «Запомните: я сделаю так, что моя обыкновенная мегрельская фамилия станет более знаменитой, чем ваша». Встал и ушел. После чего, как я узнал потом, тетя сказала племяннице: «Ну и наглого же молодого человека ты нашла!» Но ничего, потом эта изумительная женщина всей душой полюбила меня, стала моей поклонницей.
Пожениться мы с Элисо договорились, когда я учился на пятом курсе. Но педагог, профессор Давид Андгуладзе, категорически запретил мне: «Какая может быть женитьба?! Ребенок появится, с ним куча хлопот, а тебе предстоит очень трудный год, ты должен выучить «Тоску». Нет, нет и нет! Пока не окончишь консерваторию, не разрешаю тебе заводить семью!» Я не посмел спорить и вынужден был согласиться на такое жесткое условие. Пришлось со свадьбой повременить, но в наших с Элисо отношениях это ничего не изменило.
Вот, знаю, многие люди постоянно заняты поисками способов расслабления, восстановления сил. А мне искать не надо. Я это делаю в своей семье. Для меня жена, дети, внуки - лучшие восстановители. У нас с Элисо две дочки с разницей в возрасте четыре года. Обе окончили . Старшая, Теа, когда ее уже от докторантуры послали на стажировку в испанский университет, познакомилась в Мадриде со своим будущим супругом. Пако - врач, и мы его просто обожаем. Поначалу жена переживала, что не сможет с зятем говорить ни на его, ни на ее родном языке. Я-то понимаю испанский, а Элисо нет, вот и мучилась. Но приноровились. Дочка переводит, да и Пако начал изучать русский. Когда он приехал к нам просить руки Теи, я грозно произнес: «Ладно, я дам согласие на ваш брак, но только с условием: ребенок должен носить фамилию Соткилава!» И он совершенно спокойно ответил: «Пожалуйста, пусть будет Соткилава. Можно и фамилию вашей жены оставить». Очень смешно было. У них же там принято хоть по десять фамилий ребенку записывать - и мамину, и бабушкину, и всех родственников, и местности, где родился и жил.
В итоге дочка сейчас носит двойную фамилию: Альковер-Соткилава. Как и внучка. Зять-испанец захотел, чтобы ее звали Кети, Кетеван — так же, как нашу младшую дочь, которая после окончания филфака некоторое время работала в разных телепрограммах, а сейчас работает в швейцарской фирме. Она тоже замужем — за великолепным оперным певцом. Шалва Мукерия по происхождению грузин, но резидент Испании. Иногда приезжает в Россию, даже выступал здесь. А вообще-то он поет по всему миру. Лет девятнадцать было Кети, когда они познакомились, и с той поры на протяжении 17 лет он ухаживал за ней, хотя она почему-то не желала строить более серьезные отношения. Но парень добился-таки своего. Три года назад у них родился сын — Лев, Леванчик. Мы с женой несказанно рады, что он живет с нами. И счастливы от того, что у нас такая большая и хорошая семья. А я частенько думаю: «Какой же я был прозорливый, когда более полувека назад решил, что именно эта женщина должна стать моей женой». Надеюсь, и она не пожалела о своем согласии на «мезальянс» со мной. А обещание прославить свою невыдающуюся мегрельскую фамилию, мне кажется, я выполнил. (Смеется.)
- Три года назад у нас родился внук - Леванчик. Мы с женой несказанно рады, что он живет с нами. И вообще счастливы оттого, что у нас такая большая и хорошая семья. Фото: Юрий Зайцев
Так я стал и алкоголиком, и бабником…
В советские времена любой выезд за раницу приравнивался к заоблачному счастью. Став певцом, я попал в ранг небожителей - меня отправили стажироваться в Италию, в театр «Ла Скала». И хотя денег выдали $100 на месяц, все равно это было настоящей удачей. (С улыбкой.) Помню, проснулся на второй день и чувствую: дико болит шея, просто не могу повернуть. Думаю: «С чего бы?» А потом сообразил: пока гулял, обалдевший, по городу, так крутил головой, разглядывая эти потрясающие витрины, что растянул шейные мышцы. Лежал, растирал их и вспоминал, как же так вышло, что мне повезло оказаться в числе избранных.
В 1964 году, будучи студентом пятого курса, я приехал из Тбилиси в Москву участвовать в конкурсе. После выступления меня позвали в отборочную комиссию, и главный режиссер Большого театра Иосиф Михайлович Туманов спросил: «Хочешь поехать учиться в Италию?» Мне чуть плохо не стало от такого вопроса. Конечно же, да! Год спустя я был вызван к министру культуры Грузинской ССР, выдающемуся композитору Отару Тактакишвили, и он показал мне телеграмму: «Готовьте документы на посылку Соткилавы на учебу в Италию. Фурцева». Он предупредил: «Только умоляю: никому не говори. Даже жене». Я понимал почему: зависть была страшнейшая. Помню, побежал в парк, где по вечерам никого не было, и стал орать: «Я еду в Италию!» Мне надо было выкричать это - невозможно было такое носить в себе.
И вот я в . Наши стажеры учат итальянский язык в школе при «Ла Скала», уроки три раза в неделю. А я ни разу туда не пошел. Однако в итоге через полгода те, кто эту школу окончил, лишь и могли по-итальянски сказать «до свидания», а я уже болтал вполне сносно. Почему? Снова благодаря моему футбольному прошлому. Владелец гостиницы узнал, что я футболист. А у местных существовала традиция - по субботам собираться и играть в футбол на «хлеб-соль»: кто проиграет, тот должен накрыть для всех стол. И хозяин отеля как-то предложил мне: «Давай и ты поедешь с нами, погоняешь мяч». Я согласился. А играли они так, что среди них я чувствовал себя воспитателем в детском саду. Поэтому с ходу назабивал команде противника столько голов, что все ахнули. И набросились на моего знакомца: «Ты нас обманул! Сказал, что парень - солист Большого театра, стажер в «Ла Скала», а он же профессиональный футболист!» Так и в последующие разы: когда команде моего синьора становилось туго, он опять приходил ко мне с просьбой поддержать. Я присоединялся к игре, и мы выигрывали с оглушительным счетом. Постепенно наши соперники привыкли, обижаться перестали и просто получали удовольствие от игры. Общаясь таким образом с этими господами, я начал болтать по-итальянски. Что дало мне впоследствии возможность легко находить контакт с великими оперными итальянцами. С Лучано Паваротти мы сдружились.
Познакомились очень забавно. Я выступал в Болонье, пел «Отелло». После одного из спектаклей ко мне заходит коренастый дядя. Думаю: наверняка хорист какой-то, а он говорит: «Хочу познакомить тебя с моим сыном».
Я промямлил что-то невразумительно-вежливое. Через день он снова приходит: «Мой сын приезжает 25 декабря и останется здесь на неделю. Хочу поехать к нему вместе с тобой». Я думаю: «Ну пристал!» — опять ушел от ответа. И вот стою со своим другом около театра, вдруг подъезжает машина, из которой выходит тот самый «хорист» и говорит мне: «Ну что ж, поехали знакомиться с сыном». Я отнекиваюсь: «Нет, извините, мне некогда». Мой товарищ удивленно спрашивает: «А ты вообще-то знаешь, кто это?» — «Да какой-то хорист привязался», — отвечаю. — «Какой хорист?! Это отец Паваротти!» У меня подкосились ноги. Я же обожествлял Паваротти! Разумеется, немедленно помчался к нему. Мы познакомились, он пригласил меня в ресторан. Посидели, выпили. Потом встречались периодически. Особенно знатно гуляли, когда Лучано приехал в Союз.
Он выпить любил, я тоже был не прочь в такой-то компании. Поэтому, скрывать не стану, напивались мы с ним не раз, и очень основательно. Спорили по разным поводам. Я, например, доказывал, что у нас, в Грузии, вина не хуже итальянских. А у него-то виноградники вокруг дома растут, и он сам готовил себе вино - ламбруско, шипучка такая, вкусная, правда. Он не соглашался: «Да брось ты, наши вина вне конкуренции…» И вот в очередной его приезд
я угостил Паваротти грузинским домашним вином. Мне как раз привезли его из Тбилиси. Виноград, из которого его изготавливают, растет лишь на одном горном склоне, и урожая с него получается не больше 500 литров. По случаю у меня оказалось пять бутылок этого восхитительного напитка. Я принес вино в гостиницу, где жил синьор Лучано. Вручил ему. Он небрежно взял и попросил жену: «Расставь по столам», - там как раз было пять столов. Она поставила. Паваротти начал открывать. Открыл, понюхал, а оттуда та-а-акой аромат пошел! Он продегустировал и тут же сказал: «А ну-ка забери эти бутылки к нам в номер!» После чего стал умолять меня, чтобы я послал ему саженцы. Я объяснил: «Такой виноград нигде больше не вырастет. Это вино получается только в одном месте - там солнце падает на склон под определенным углом и влажность воздуха какая-то особенная». Он чуть не расплакался от огорчения.
Все-таки мне в жизни очень повезло. Я еще в юности получил возможность перемещаться по миру. Разумеется, тогда, в первую итальянскую поездку, мы не были полностью предоставлены сами себе. Раз в месяц приезжали представители из компетентных органов и разузнавали про нашу жизнь. Расспрашивали у сотрудников гостиницы и театра о том, чем мы занимаемся, с кем общаемся, как ведем себя. Проверяли основательно. Особенно меня…
С дочерьми - Кети и Теа (2002). Фото: Из личного архива Зураба Соткилавы
Дело в том, что незадолго до моего отъезда в Италию произошла одна любопытная история. Меня вдруг вызвали в Шестой отдел ЦК партии - это был идеологический отдел. Прихожу на Старую площадь. В кабинете сидит мужчина средних лет, предлагает мне присесть. Поболтали мы с ним про футбол, про то про се. И тут он неожиданно переводит разговор в другое русло: «Вы едете в Италию, а знаете ли о том, что вино там стоит дешевле, чем вода? Так вот мой вам совет: постарайтесь как-то себя контролировать, не выходя из номера, что ли, выпивайте». Я говорю: «Ладно, да я особенно и не увлекаюсь». Он смеется: «Ну конечно. Да, кстати, - продолжает, - и по части женщин то же. Вы на это дело падки, а там запросто могут спровоцировать на все что угодно. В общем, прошу, вы уж перетерпите несколько месяцев, чтобы не остаться потом на всю жизнь невыездным». Я вышел оттуда совершенно ошарашенный. Такое услышать в Центральном комитете партии?! Причину этого, мягко говоря, странного разговора я понял лишь по возвращении со стажировки.
Моя партнерша, замечательная певица Цисана Татишвили, показала мне письмо, подписанное ее именем, адресованное ЦК партии. Я прочел, и мне стало дурно. Обо мне там было написано та-а-акое! Просто поток грязи вылился на меня. И алкоголик я запойный, и бабник, переспавший со всеми на свете без разбору, и певец безголосый, пролезший на оперную сцену только потому, что кто-то меня тащит. Такая пакость, что, прочитав, захотелось лишь одного - вымыть руки. Пришло это мерзкое послание по указанному адресу, но оттуда было переслано в Министерство культуры Грузии с резюме: «Разберитесь сами». Цисану, как «автора», немедленно вызвали куда следует. Когда она ознакомилась с написанным, ужаснулась настолько, что даже потеряла сознание. Прямо в кабинете упала в обморок.
А ведь я впоследствии так и не узнал, кто написал тот отвратительный пасквиль. Мой педагог, с которым я тогда поделился своим желанием разыскать негодяя и наказать его, сказал мне: «Зураб, сынок, ты сейчас в таком состоянии, что если на тебя кто-то недобро посмотрит или тебе это просто покажется, ты подумаешь, что ту гадость написал именно тот человек. Но так нельзя жить. Выбрось все из головы. Забудь. Не было письма, и все!» Я подумал и понял: это мудрый совет. И последовал ему.
Потом в моей жизни были еще анонимки. Допустим, такого содержания: «Давай-ка ты, кацо, уезжай в свою Грузию и пой там своих «Кето и Котэ», а если не уедешь, мы тебя вынесем из театра вперед ногами». Ее прислали непосредственно в театр, и на этот раз я догадался, кто именно мог сделать такое. Дождавшись удобного случая, я подложил письмо тому человеку в его папку. Он потом старался обходить меня стороной. Как-то я рассказал своему товарищу Володе Атлантову о том, что на меня было написано четыре анонимки, так он рассмеялся: «Ну и что, за всю-то жизнь! Я вон по четыре в месяц получаю…» И после Володиных слов я как-то успокоился. Подумал: видно, всем успешным людям уготована такая судьба. Раз их стараются задавить психологически, мечтают извести, стало быть, завидуют, боятся конкуренции. То есть попросту признают успех. (С улыбкой.) Что само по себе замечательно.
Семья: жена - Элисо Турманидзе, пианистка; дочери - Теа (46 лет) и Кети (42 года); внуки - Кети (6 лет) и Леван (3 года)
Образование: окончил Грузинский политехнический институт, Тбилисскую консерваторию им. Сараджишвили
Карьера: капитан молодежной сборной Грузии по футболу, член основного состава тбилисского «Динамо», солист Грузинского театра оперы и балета им. Палиашвили, пожизненный солист Большого театра, профессор Московской консерватории, почетный член Болонской музыкальной академии, обладатель множества отечественных и международных призов и наград
