Домой Грыжа межпозвоночного диска Книжный клуб. Дочитал-таки роман Габриеля Гарсия Маркеса «100 лет одиночества

Книжный клуб. Дочитал-таки роман Габриеля Гарсия Маркеса «100 лет одиночества

А как насчет дурацкого вопроса. А если все то же самое, но только описывался бы род Булыгиных на севере Уральских гор? Насколько бы меньше русских читателей восхитились бы? Так все экзотичненько, так все «не по-нашему», так все глупо и плохо. Чтобы не подохнуть от тоски за чтением «Ста лет одиночества» приходилось развлекать себя вылавливанием авторских блох – а, собственно, блох этих (заимствований прежде всего, которые сильно отличаются и от аллюзий, и от намеков) навалом. Так что этим блохоискательством я себя и развлекал, а сам «прославленный» роман, конечно, сугубо посредственная штука.

Мода в литературе – штука довольно похабная, мода на те или иные «темы» в литературе – похабнее втройне, а мода на национальные литературы еще похабнее. К сожалению, Маркес со своими «Стами годами одиночества» стал известен и популярен именно благодаря всем этим модам. Ну да бог с ним.

Историю Маркес рассказать не смог, хотя выбрал путь самый легкий и примитивный – что-то вроде притчи. Спародировать или толком обыграть сам жанр притчи (а также жанры: семейного романа, мифологической истории) тоже автору не удалось. Все события моментально разбиваются по категориям: трагедия, любовная трагедия, семейная трагедия – возможно, этим обыгрываются некие мифологические условности, но как блекло все это, как очевидна сама пародия! Никакого изящества или тонкости, если это пародия, то совсем какая-то площадная. Все Буэндия просто поразительно никакие: банальные, плоские и скучные. Даже на персонажей притч и мифов они не тянут – простые литературные шаблончики с именами и этикетками: «страстный», «прекрасная» и т.п. Да даже Ахиллес у Гомера куда более «живой» персонаж. Но самое грустное, что так почти со всеми образами романа, особенно «ключевыми». Взять хотя бы дождь, образ сильный, можно развить, можно поиграть, но нет же – все стандартные штампы перечислены Маркесом.

Очень поверхностные рассуждения (причем тысячи раз до него повторенные), почему-то принимаемые за «философию», Маркес облекает в тягучий и напевный стиль – маневр хороший, но уж больно примитивно исполненный. И зачем так много и так грубо заимствовать у других? Куски Джойса в тематическом плане, куски Борхеса (с кусочками экзистенциалистов, тоже очень модных тогда) в плане стилистическом. И эти куски прямо торчат из романа, их можно было бы переработать обыграть, но так грубо втискивать – глупо и неуклюже.

На мой взгляд, само название «магический реализм», сама мифология и стереотипы накрученные вокруг этого романа, весь этот фон и производит на некоторых читателей вполне понятные впечатления. Сам-то роман – вялый, нудный и вторичный.

Скуууууучно!

Оценка: 3

Наверное правы те, кто говорят, что эта книга переоценена в общелитературной канве, но сама по себе...

Я читала «Сто лет одиночества» в полупустых электричках несколько дней подряд и едва-едва не пропускала собственную остановку. Мне казалось, что за пыльным окном шепчет нескончаемый дождь Макондо, что вот-вот зашумит веселый караван Мелькиадеса и что если я не усну, вернувшись домой, то мне придется ходить по дому и клеить на все бумажки с надписями: «Это дверь - ее открывают».

Говорят, когда Маркес писал часть про появление Амаранты, то его частенько находили флегматично жующим стенную штукатурку. Надеюсь, он не слышал побрякивание костей ее родителей, способное свести с ума кого угодно.

К чему я об этом? А неужели никто из читавших эту книгу ни разу не ощутил хотя бы малой толики того, что пережили герои. Не ощутил снедающей тоски генерала Буэндиа, вечной суеты и обеспокоенности Урсулы, страсти, которую испытывали поклонники Ремедиос Прекрасной. Габриэль Маркес не только сам пережил все то, что довелось пройти его героям, но и погрузил нас в их сумасшедший мир.

Некоторые рецензенты часто твердят о заимствованиях, сделанных Маркесом то у Кортасара, то у Джойса, то у кого-либо из других авторов. Но может, стоит прочесть лишь «Сто лет одиночества», испытать все вышеперечисленное, и потом, находя пути к этим аллюзиям, улыбаться про себя и вспоминать шепчущий ливень Макондо.

Оценка: 10

Ну, хотя бы...

Открывала, стиснув зубы, приготовившись к долгой борьбе за вкладывание романа в голову. Вместо этого Маркес усадил на пригретую солнцем лавочку и начал рассказ. Становилось прохладнее, тени удлиннялись, а я все сидела, забыв о времени и слушала, слушала... Читала и читала...

Он развертывал панорамы далеких мест и почти забытых совершений, так прочно и уверенно вплетая сказочность, что едва услышанная, она уже облекалась обычной жизнью, о которой «говорили» целый день.

Все бытовое, все простое, все внятное. Гражданская война преисполнена тем же житейским спокойстивием, что перестройка дома или выпечка хлеба. Ужасающая несправедливость деяний, оправданных долгом и революцией, бессчетные безымянные смерти, расстрелы друзей - все на светлой безмятежности фона уже другого поколения галдящих детей, уже заново посаженных бегоний в горшках...

А потом, вдруг очнувшись, замечаешь, что нет больше залитой солнцем скамейки, где обо всем было так уютно поведано. И через последнюю сотню страниц приходится продираться самостоятельно.

Орнаментальная лента рассказа, льющаяся вначале быстрой рекой у ног густеет и замирает. Красочные узоры счастливого дома, семьи, ребятни уже змеятся непроходимыми джунглями отшельнической старости и безнадежным запустением. Не успевающая расцвести в сумасбродстве приключений молодость скрючивается чахлыми ростками, сгнивая в безвременье. К финалу прорубаешься сквозь все поглотившие заросли разочарования и безнадежности. С влажным хрустом, с титаническим трудом бредешь почти наугад к закату рода Буэндиа.

Ни диалогов, ни посторонних чувств. Только самое главное. Только жизнь, как она есть.

Оценка: 10

Видимо латино-американский магический реализм в исполнении Маркеса - абсолютно не мой жанр. Первый прочитанный роман был «Осень патриарха» - его я полностью домучил и поставил заслуженную 3/10 только за знание языка. Второй подход к творчеству автора увенчался все тем же отвратительным впечатлением. Маркес - это вам не Борхес. Если второй - истинный гений, то первый дешевый спекулянт, который попал в струю популярности.

Если коротко о романе. Мои впечатления, тезисно: ЦИРК, СОВОКУПЛЕНИЯ, ТРЕШ, БЫТОВУХА, БЕЗВКУСИЦА.

Можно сколько угодно копаться в тексте и пытаться выискивать там двойное дно и скрытые великие философские смыслы, но оставлю это занятие профессионалам филологам. Я читал достаточно настоящей интеллектуальной литературы, чтобы утверждать, что Маркес к ней никакого отношения не имеет. Его место рядом с Кастанедой и Коэльо.

Разбирать подробно сюжет и характеры тоже не вижу смысла, ибо толком нет в романе ни того ни другого. Могу только сказать, что когда наконец-то наступил тот долгожданный момент и все кузины, дедушки, мамаши, и т.п. уже успели перечпокаться со всеми племянницами, внучками, приемышами и т.д., ребенок с свиным хвостиком все-таки родился, последний из Буендия издох, - я сказал аллилуйя и закрыл эту никчемную книгу, чтобы больше к творчеству этого замшелого колумбийского автора не возвращаться. Не читайте этот шлак, цените свое время, популярность и шедевральность сего опуса высосана из пальца!

Оценка: 3

Роман вызвал у меня довольно противоречивые чувства: с одной стороны роман практически ни о чем: описание жизни одной отдельной семьи, где грань между вымыслом и историей размыта настолько, что это даже мешает чтению, но, с другой стороны, сам ТЕКСТ настолько затягивает, что прочитав хоть немного, уже нельзя бросить. Тут уж писатель смог полностью реализовать себя, сделав из банального сюжета настоящий шедевр.

Перед взором читателей предстает жизнь небольшого городка представленная по истории семейства Буэндиа. Повествование начинается с самого начала закладки городка, причем повествование развивается так же как и развивается городок. Если вначале, когда городок был мал, речь шла о чудесах, алхимиках, попытках понять непознанное (как это часто бывает в юности), то к середине романа речь зашла о войне, доблести, убийствах (как это бывает в более зрелом возрасте), ну, к старости, как говориться «седина в бороду, бес в ребро», речь пошла о любви и разврате.

Поэтому текст получился крайне неоднородный, что иногда даже мешает восприятию, тем не менее, несмотря на то, что в сюжете на первый взгляд нет ничего сильно притягательного, от романа нельзя оторваться. Хочется поглощать дальше текст, пусть он и сводится к банальному «что вижу то пою». Тем не менее мастерство владения СЛОВОМ у автора настолько сильно, что от романа невозможно оторваться, а удовольствие получаешь не столько от развития сюжета, сколько от самого процесса восприятия текста

Оценка: 8

Это было нечто… Где-то половину книги я прочитал на одном вздохе, большим жадным глотком от которого кружилась голова. Это было нечто. Это был шок. («Не уж-то так тоже можно?» – с удивлением думал я.) Я читал не в силах оторваться от этой странной, полной обыденности и чудес семейной хроники. Я катался по полу со смеху, так как всё что происходило, казалось мне одновременно трагичным и смешным до слёз со всеми поеданиями земли и душевными поворотами, одновременно обыденными и странными. Что-то от Кустурици в скорлупе из эфирной философии жизни и смерти, в которой встающие мертвецы и гремящие кости – лишь подтверждение реальности бытия. И в то же время, я осознавал, что по большому и целому (как это не безумно) между реальностью латинской Америки, реальности Макондо, и нашей, Российской, есть что-то похожее, что-то очень-очень близкое, как в двух рукавах одной реки. Я наслаждался языком, который тёк, как сладкий на вкус поток, от которого не хочется отрываться и от которого всё даже самое невероятное казалось естественным и несомненным. Это было чудо, а не язык. Это было чудо, а не история.

Потом мне пришлось от книги оторваться. Наступила пора сессий и написания диплома. Я возвращался в Макондо урывками, совсем на чуть-чуть. И, то ли перерыва тому виной, то ли я стал привыкать ко всем чудесам и странностям, ритм Макондо становился моим ритмом, но глаза уже не распахивались так сильно от удивления. К тому же эта огромная семья стала морочить мне голову, я стал блуждать между всеми эти Аурелиано и Хосе Аркадио, путая их и в них же путаясь. Я цеплялся за эти имена как за колючие кусты, и иногда приходилось потоптаться на месте и вспомнить, кто из них кто и кому приходится. К концу книги мне иногда даже хотелось поскорее с ней расправиться. Но как только я находил минутку взяться за неё, как тут же попадал под гипноз и читал страницу за страницей. Мне хотелось побыстрей закончить, та книга была со мной уже не один и не два месяца (по сути эта книга – моя зима и добрая часть весны). Мне хотелось побыстрее закончить, но вновь глотал её с жадностью и в горле становился какой-то странный ком от того, что эта книга скоро закончится и от того, что эта книга грозит закончиться всёобщей печалью как груз праха столетнего одиночества.

И вот теперь, когда всё кончилось, я хожу слегка оглушённый. Теперь, когда всё кончилось, я понимаю, что, несмотря на всю эту путаницу из-за повторяющихся имён, несмотря на то, что со временем удивление склонно спадать, не смотря на то, что из-за огромных перерывов эта книга растянулась у меня так невообразимо долго – это шикарнейшая книга, это явление чудесное и странное и одновременно настоящее как дождь или гроза. Это многого, очень многого стоит…

Оценка: 9

Всегда думал, как я себя поведу, когда все комнате будут говорить, что комната зеленая, а мне будет казаться, что синяя. Вот он, случай представился.) Я как-то знакомился с творчеством бразильца Пауло Коэльо, его магическим реализмом. Тогда я решил, что все гениальное, конечно, просто... но не может быть настолько просто. Пусть правильные, но крайне банальные мысли, без особой изобретательности и под соусом пафоса.

Не могу сказать, что Сто лет одиночества совсем из этой же оперы. Очень выразительный язык, красочные описания, растворится в самом тексте очень приятно и легко. Буквально гипноз какой-то. Но что за всем этим? Я не увидел ничего. Жизнь - это войны, боль, дружба, предательство, любовь и многое другое. Но кажется, что автор может и хочет рассказывать только о любви - про все ее, порой странные, вариации. Но, мне так кажется, нельзя повествовать о большой и страстной любви между двумя картонками. А герои все бумажные, не объемные, как страницы в энциклопедии. У них же ничего нет, кроме длинного имени и привычки ходить голой или уходить на войну.

И да, это похоже на бразильскые мыльные оперы. Видимо это такой фетиш у них - копаться в запутанных родственных связях, влюбляться, а потом неожиданно выяснять, что влюблен в сестру/брата.

Мне кажется, что это одно из самых переоцененных произведений. Такое же скучное, пафосное и монотонное, как и положительные отзывы о нем - «тронул до глубины души», «заставил задуматься», «потрясающая притча»...

Вот такое мнение, простите за откровенность.

Оценка: 6

Очень долго не мог взяться за эту книгу. Я давно уже знал, что она очень качественная и интересная, но все время глаза до нее не доходили. А жаль, хотя возможно, что прочитай я ее раньше, то оценил бы не так высоко, т. к. тогда, что называется не дорос бы еще до нее. Точно также, вполне вероятно, что, перечитав ее лет через 5-10, я пойму роман намного глубже и впечатления изменятся. А может и нет, в любом случае, это дело неблизкого будущего, так что лучше перейти наконец непосредственно к произведению.

«Сто лет одиночества» - это роман, у которого вообще нет окончательного дна. Есть книги, у которых помимо основного сюжета есть еще и подоплека, яркий социальный или политический подтекст, есть книги у которых этих подтекстов несколько, а некоторые произведения вообще обходятся без таковых. «Сто лет...» же, судя по моим ощущениям, включает в себя вообще все возможные подтексты. Роман не имеет четкой сюжетной идеи (на всем его протяжении встречаются темы одиночества и любви, но все же это немного не то), это просто история рода Буэндиа, основавших город Макондо и живущих там. Но в то же время это и история самого города. Роман как торнадо затягивает в себя, демонстрирует все прелести и недостатки человеческой жизни, после чего оставляет читателя делать выводы, каждого - свои.

У всей истории, пожалуй, только один минус - некоторая хаотичность повествования, что усложняет восприятие, а вкупе с повторяющимися именами у героев читается книга еще тяжелее. Благо, я читал Мартина, так что большое количество действующих лиц воспринимаю легко, да и память у меня хорошая, однако не все таким могут похвастаться.

В итоге несмотря ни на что, я хотел бы посоветовать прочитать эту книгу абсолютно всем любителям фантастики вообще и магического реализма в частности. Далеко не факт, что она вам понравится, но иметь свое мнение о такой книге - это очень неплохо.

Оценка: 9

4/10 Габриель Гарсия Маркес «Сто лет одиночества» -- роман-эпопея. Толстенный роман, который по поворотам истории может соперничать с «Сантой Барбарой». Впрочем, и по качеству сюжета тоже. Описывается история жителей одного поселения, затерянного в горах. Обычные житейские истории расцвечены бредовостью нашего мира. Бесконечные перипетии сюжета совершенно не захватывают и нагоняют тоску. Местами повествование поверхностное -- историческое; иногда автор вдается в подробности, появляются диалоги и пересказ мыслей людей: оба «режима» читать не интересно. Написано хорошо с художественной точки зрения, но смысла в самом романе я не вижу. Прочел половину пока не понял, что эта житейская бестолковщина продолжится до конца.

Резюме: зануднейший роман, аналог бразильского сериала; на любителя

Оценка: 4

Не впечатлило. Нагромождение лиц, событий - и всё ради чего? Ради общего вывода, что роду, обречённому на сто лет одиночества, не суждено повториться на Земле? Excuse me, но это - типичный пример того, как гора рождает мышь.

Однажды спросил знакомую литературоведшу: «О чём сия книга?». «О жизни! - с энтузиазмом воскликнула та. - О любви! Об игре обстоятельств и причудливости судьбы! Короче, обо всём на свете!».

Опять-таки, большой пардон, но то же самое можно сказать практически о любом произведении, начиная от «Гамлета» и заканчивая каким-нибудь бульварным чтивом. Каждая книга ИМХО должна нести некую общую идею, ради которой эта книга написана. А если таковой идеи нет, на выходе остаётся хаотическое сплетение фактов, неведомо зачем придуманных писателем.

Оценка: 6

Роман «Сто лет одиночества» был написан Маркесом в течение полутора лет, между 1965 и 1966 годами в Мехико.

Стоит отметить особенности композиции романа, состоящего из двадцати глав, не имеющих названия. В книге оисывается история, замкнутая сама на себе, некое временнОе кольцо. События селения Макондо и семьи Буэнди́а не просто показаны как параллельные, но взаимосвязаны, тесно переплетены между собой, одно суть отражение другого. История Макондо показана во всей закономерности развития живого организма – зарождение, расцвет, упадок и закат.

Важно, что роман построен на косвенной речи, а предложения очень длинные, часто на целую страница или даже длиннее, с периодами и множеством грамматических основ. Автор очень редко использует прямую речь и диалоги. Тем самым подчеркивается вязкость повествования, его неспешное течение.

«Сто лет одиночества» - пронзительное, драматичное и глубоко символичное произведение. Многие называют его апогеем творчества Маркеса. Роману свойственна нечеткость и слияние границ времени и пространства, вымысла и реальности, сна и яви. Это философская сказка о жизни человека в большом мире.

Одиночество – лейтмотив романа и его главная тема, семейная черта, наследие и проклятие рода Буэндиа, но причины у каждого свои. В романе показана жизнь нескольких поколений этого семейства, но показана фрагментарно, это не семейная сага, это роман об одиночестве. Маркес показывает пороки человека, но не дает пути их преодоления. Он соединяет сказочность и романность повествования, назидательность притчи и философию пророчества, но грани смазаны.

Люди погрязли в обыденности, однообразии, пороке и безнравственности. Они неспособны на искренние чувства, на проявление бескорыстной любви. Они обросли предрассудками, разрушающими их собственные жизни и жизни близких. И кара за это – одиночество, всепоглощающее, всеобъемлющее, вселенское одиночество, от которого ничто не поможет спрятаться.

Самоубийство, любовь, ненависть, предательство, свобода, страдания, тяга к запретному - второстепенные темы, подчеркивающие главную, дающие понять, что все это происходит из-за одиночества, а на одиночество люди обрекли себя сами.

Еще одна сквозная тема, хоть и не столь сильно заявленная, - это инцест, который автор преподносит через миф о рождении ребенка со свиным хвостом.

Практически все герои романа - личности цельные, волевые и сильные, пускай подчас и противоречивые. Каждый из них имеет собственное лицо и голос, но все они тесно связаны между собой, спутаны, переплетены.

Автор накинул вуаль мистицизма и магии на каждую главу, но не пыль ли это? Одиночество семьи Буэндиа пугающе в своей закономерности. Герои не желают избавиться и своих пороков, не стремятся изменить образ жизни, отворачиваются от мира, концентрируются лишь на своих интересах, желаниях и инстинктах. Фантастические, мистические события показаны через обыденность и рутину, а потому для героев романа они являются чем-то повседневным, они не замечают, что это вовсе не в порядке вещей.

Произведение оставляет сильное впечатление, но очень неоднозначное.

Цитата: «Сто лет одиночества» - одно из самых читаемых и переводимых произведений на испанском языке. Отмечен как второе по важности произведение на испанском после «Дон Кихота»Сервантеса на IV Международном конгрессе испанского языка, который проводился в Картахене, Колумбия, в марте 2007 года.

Оценка: 9

Эту книгу можно было писать, а потом читать вечно. Семья Буэндиа могла бы веками плодиться в страсти и умирать в одиночестве, постепенно вырождаясь от кровосмесительных браков. И рождались бы из поколения в поколение одни и те же Хосе Аркадио, Аурелиано, Урсулы, Амаранты, Ремедиосы, лишь усугубляя от истощения психического здоровья из рода в род свои пороки: «…история этой семьи представляет собою цепь неминуемых повторений, вращающееся колесо, которое продолжало бы крутиться до бесконечности, если бы не все увеличивающийся и необратимый износ оси…».

Не зря это произведение считается шедевром латиноамериканской прозы, ведь все мы знаем не понаслышке о генетически заложенной любви латинского народа к так называемым «мыльным операм», хотя это слишком пошлое название, по-другому выражаясь любят они жить в стиле сериала, где один день длиной так на пару миллионов серий, где все секреты на ушко всему свету, где все друг другу родня, где не понятно кто чей сын... а ты сидишь, смотришь и вроде интересно и вроде поднадоели уже постоянно повторяющиеся затянувшиеся интриги, а оторваться не можешь.

Род Буэндиа, как и город Макондо были обречены изначально, лишь на кипучей деятельности Урсулы держался весь фундамент и более-менее здоровая внутрисемейная атмосфера, но тщетны были ее труды. Не помогло даже отправление детей учиться в Европу, магнитом Макондо их притянул обратно. Сжирающее ощущение внутреннего одиночества (даже под крышей шумного дома полного родственниками), отсутствие у каждого из семьи желания и силы остановить свое греховное падение (зачастую даже любование им), поворачивание спиной к окружающему миру с его устоями, в том числе политическими и религиозными (как же это похоже на Латинскую Америку в целом) сделали невозможной их счастливую и долгую жизнь. За 100 лет род Буэндиа и город Макондо пережили зарождение, расцвет и падение. Земля (а может кто-то свыше силой урагана) не выдержала этих грешников и снесла с лица своего.

Мистицизм, напущенный автором в каждую главу, делает эту историю сказочной, но это лишь вуаль, которая скрывает страшную реальность для Латинской Америки. Например, поезд груженный телами убиенных мятежников исчез в никуда и как будто и не было ни его ни убитых людей - вполне может быть правдивой историей, слегка преувеличенной автором в масштабах.

Читать увлекательно, текст обволакивает, язык изложения прекрасен, но гениальности творения я не увидела, философской притчи я тут не нашла, а также «мозгопереворачивающей» морали, которую автор хотел донести до общественности не поняла… да простит меня Нобель)))

Оценка: 8

Не таких впечатлений я ждал от этой книги. Обычно книги, которые у всех на слуху, нравятся подобающему большинству читателей и возводятся в ранг особых книг, нравятся и мне, но в этот раз у меня сложилось такое чувство, что меня кто-то жестоко разыграл и подсунул посредственное чтиво, завернув его в красивую обложку из сплошь положительных отзывов.

Все бы ничего, но истории из жизни членов семейства Буэндиа совсем меня не затронули, не показались они мне интересными и хоть сколько-то заслуживающими моего внимания. Подобное я называю переливанием из пустого в порожнее. Истории идут одна за другой, истории выдуманные, логика поступков персонажей непонятна и нелогична, каждый в этой семье сам насоздавал себе целый ворох придуманных проблем. Маркесу можно было не заканчивать свою книгу никогда и продолжать придумывать все новые и новые истории, благо фантазии у него достаточно, но, к счастью, он не стал этого делать и довел повествование до логичного завершения.

Магический реализм, который у той же Петросян создает атмосферу тайны и придает всей истории магический оттенок, у Маркеса выглядит полной нелепицей. «Когда он умер, всю ночь шел дождь из желтых цветов» или «Парня все время сопровождали бабочки», ну, что это такое? К чему? Зачем? Что мне это дает, как читателю? Мне совершенно непонятно.

При этом у автора довольно интересный стиль изложения. За одну страницу может поменяться несколько историй, они плавно перетекают одна в другую, и пока дочитываешь конец страницы можно забыть о чем шла речь в ее начале. Бывало казалось, что очередной абзац никогда не закончится, некоторые из них тянулись на несколько страниц... да что там абзацы, в романе некоторые предложения тянулись на целую страницу, образовывая гиперсложноподчиненную конструкцию. Если бы текст был более удобоваримым, мои впечатления могли быть и другими, а могли и остаться такими же, но продираться через сплошной текст с диалогами, количество которых можно пересчитать на пальцах двух рук, было реально тяжело.

В общем, читал я этот роман медленно, долго, но упорно. Для прочтения 400 страниц мне понадобилось больше месяца - это, конечно, да! Но я не говорю, что роман плохой, он просто создан не для меня.

Оценка: 5

Думаю, «Сто лет одиночества» - самая необычная книга из прочитанных мной. Название соответствует содержанию: перед мысленным взором читателя проходит более чем столетняя история. История одного города, история одной семьи. Десятки судеб, каждая из которых по-своему печальна (о чём в названии тоже сказано), сплетаются, расплетаются и обрываются, постепенно, одна за другой. Обилие персонажей, которым меня пугали в начале чтения, оказалось некритичным. И хотя в процессе я всё же рисовала генеалогическое древо семьи Буэндиа, обращаться за помощью к нему пришлось раз или два. Но несмотря на широкий ассортимент, сочувствовать большинству персонажей получалось с трудом или не получалось вовсе. Некоторые из них вызывали только перманентное раздражение или возмущение. Но были, конечно, и такие, за кого я переживала и чьё очередное появление в сюжете повышало к этому самому сюжету интерес.

Нужно сказать и о жанре романа. С магическим реализмом (осознавая его при этом) я, как и с такой «многолюдностью» произведения, сталкиваюсь впервые. До этого мне с трудом удавалось представить подобное произведение (определения из Википедии оказалось явно недостаточно). Если вкратце, то особенности жанра я описала бы как авторский произвол, в хорошем, разумеется, смысле. Совершенно очаровательное явление, очень приятно было расширить свой читательский кругозор.

Что меня ещё поразило в книге, так это любовь. У подавляющего большинства она была... неполноценной, если можно так выразиться. Не могла победить страх и одиночество. Кто-то из героев вообще не был на неё способен. И потому не особо верится, когда автор указывает на конкретных героев и прямым текстом утверждает, что вот у них-де любовь самая настоящая. По крайней мере, с определённой парой у меня было именно так. Порадоваться за них как-то не получилось.

Смотрю на отзыв и понимаю, что он в разы меньше того, что мне хотелось бы сказать. Проблема в том, что основной массив моих мыслей представляет собой рассуждения о конкретных персонажах, гневные, одобрительные или полные разочарования. А также рассуждения по поводу мироустройства книги. Но так как они бессвязны и чересчур субъективны, я не буду помещать их сюда.

Единственное, по наличию этих самых рассуждений в моей голове можно сделать вывод о том, что роман задел меня достаточно глубоко. (Тут вспоминается статья в начале книги, которую мне не хватило сил дочитать и в которой говорилось о поэтичности повествования. Вот подтверждение - ведь лирика направлена в первую очередь на эмоции.) И только малое количество действительно полюбившихся персонажей и сюжетных поворотов мешает мне сказать, что «Сто лет одиночества» теперь одна из моих любимых книг. Но, мне кажется, это дело времени.

Первые герои, с которыми мы встретимся – молодая пара – брат и сестра, не смотря на то, что их предупреждали об опасности, что может родится ребенок уродом и с отклонениями. Кровосмешения с древних времен предельно греховно. Так, но, любовь выше всего этого, правда?

Герои отдаются безумной страсти и ненасытной похоти. У них рождаются дети, которые так же чувствуют тягу друг к другу… И так на протяжении более чем ста лет; автор усердствует и детально описывает рассвет и увядание родового дерева Буэндиа. Но не сколько инцесту автор уделяет внимания, как размышлением о памяти, времени, и всех его проявлений на человека, и даже магии.

Габриэль Гарсия Маркес описывает гражданскую войну между либералами и демократами тех времен. Тяжело назвать роман драмой, магическим реализмом или историческим, потому что этот роман уникален, также как и его жанр.

В нем есть все, и красота и ужас, здесь разврат и уродство, аморальность и мораль. Чего только стоят несколько сцен: маленькая мулатка, у которой еще грудь не сформировалась, продающая себя каждый вечер целому полку мужчин; девушка, которая носила повсюду с собою мешочек с костями родителей и ела землю; поезд с двумя сотнями вагонов загруженными трупами, и ужас одного человека, который из этого состава выбрался; пепельные кресты на лбах семнадцати сыновей полковника Аурелиано Буэндиа, смерть шестнадцати из них; ребенок со свиным хвостиком, которого съели термиты. Магия цыгана Малькидеаса и индианки Виситасьен. Каждый найдет что-то потрясающее для себя в этой книге!

Роман был написан в 1967 году, когда автору было 40 лет. К этому времени Маркес успел поработать корреспондентом нескольких латиноамериканских , пиар-менеджером и редактором киносценариев, а на его литературном счету было несколько опубликованных и повестей.

Замысел нового романа, который в первоначальном варианте хотел назвать «Дом», зрел у него уже давно. Некоторых своих персонажей он даже успел описать на страницах своих предыдущих книг. Роман задумывался как широкое эпическое полотно, описывающее жизнь многочисленных представителей семи поколений одной семьи, поэтому над ним занимала у Маркеса все основное время. Ему пришлось оставить всю другую работу. Заложив машину, Маркес эти деньги отдал жене, чтобы она смогла содержать двух их сыновей и обеспечивать писателя бумагой, кофе, сигаретами и кое- едой. Надо сказать, что в конце концов семье даже пришлось продавать бытовую технику, поскольку денег не стало совсем.

В результате непрерывной 18-тимесячной на свет появился роман «Сто лет одиночества», настолько необычный и самобытный, что многие издательства, куда Маркес обращался с ним, просто отказывались его печатать, совсем не уверенные в его успехе у публики. Первое издание романа вышло тиражом всего 8 тысяч экземпляров.

Хроника одной семьи

По своему литературному жанру роман относится к так называемому магическому реализму. В нем настолько тесно переплетена действительность, мистика и фантастика, что каким-то образом разделить их просто не получается, поэтому нереальность происходящего в нем становится что ни на есть ощутимой реальностью.

«Сто лет одиночества» описывает историю только одной семьи, но это вовсе не перечень происходящих с героями событий. Это закольцованное время, начавшее вить свои спирали семейной истории с инцеста и закончившее эту историю тоже инцестом. Колумбийская традиция давать одни и те же семейные имена еще больше подчеркивает эту закольцованность и неизбежную цикличность, ощущая которую все представители рода Буэндиа всегда испытывают внутреннее одиночество и принимают его с философской обреченностью.

На самом деле пересказать этого просто невозможно. Как и всякое гениальное произведение, оно написано только для одного конкретного читателя и этот читатель – вы. Каждый воспринимает и понимает его по-своему. Быть может поэтому, в то время, как многие произведения Маркеса уже экранизированы, ни один из режиссеров не берется за то, чтобы перенести на экран героев этого мистического романа.

Странная, поэтичная, причудливая история города Макондо, затерянного где-то в джунглях, - от сотворения до упадка.История рода Буэндиа - семьи, в которой чудеса столь повседневны, что на них даже не обращают внимания.Клан Буэндиа порождает святых и грешников, революционеров, героев и предателей, лихих авантюристов - и женщин, слишком прекрасных для обычной жизни.В нем кипят необычайные страсти - и происходят невероятные события.Однако эти невероятные события снова и снова становятся своеобразным волшебным зеркалом, сквозь которое читателю является подлинная история Латинской Америки.

Описание добавлено пользователем:

«Сто лет одиночества» - сюжет

Почти все события романа происходят в вымышленном городке Макондо, но имеют отношение к историческим событиям в Колумбии. Город был основан Хосе Аркадио Буэндиа, волевым и импульсивным лидером, глубоко заинтересованным в тайнах вселенной, которые ему периодически открывали заезжие цыгане во главе с Мелькиадесом. Город постепенно растёт, и правительство страны проявляет интерес к Макондо, но Хосе Аркадио Буэндиа оставляет руководство городом за собой, переманив присланного алькальда (мэра) на свою сторону.

В стране начинается гражданская война, и скоро в неё втягиваются жители Макондо. Полковник Аурелиано Буэндиа, сын Хосе Аркадио Буэндиа, собирает группу добровольцев и отправляется на борьбу против консервативного режима. Пока полковник участвует в военных действиях, Аркадио, его племянник, берёт руководство городом на себя, но становится жестоким диктатором. Через 8 месяцев его правления консерваторы захватывают город и расстреливают Аркадио.

Война длится несколько десятков лет, то затихая, то вспыхивая с новой силой. Полковник Аурелиано Буэндиа, утомлённый бессмысленной борьбой, заключает мирный договор. После того, как договор подписан, Аурелиано возвращается домой. В это время в Макондо прибывает банановая компания вместе с тысячами мигрантов и иностранцев. Город начинает процветать, и один из представителей рода Буэндиа — Аурелиано Второй быстро богатеет, выращивая скот, который, благодаря связи Аурелиано Второго с любовницей, магически быстро размножается. Позже, во время одной из забастовок рабочих, Национальная армия расстреливает демонстрацию и, погрузив тела в вагоны, сбрасывает их в море.

После банановой бойни город в течение почти пяти лет попадает под непрерывные дожди. В это время рождается предпоследний представитель рода Буэндиа — Аурелиано Бабилонья (первоначально именовавшийся Аурелиано Буэндиа, прежде, чем он обнаружит в пергаментах Мелькиадеса, что Бабилонья — фамилия его отца). А когда дожди прекращаются, в возрасте более чем 120 лет умирает Урсула, жена Хосе Аркадио Буэндиа, основателя города и рода. Макондо же становится заброшенным и пустынным местом, в котором не родится скот, а здания разрушаются и зарастают.

Аурелиано Бабилонью вскоре остался один в разваливающемся доме Буэндиа, где он изучал пергаменты цыгана Мелькиадеса. Он на некоторое время прекращает их расшифровку из-за бурного романа со своей тётей Амарантой-Урсулой. Когда она умирает при родах, а их сын (который рождается со свиным хвостиком) съеден муравьями, Аурелиано наконец расшифровывает пергаменты. Дом и город попадают в смерч, как говорится в столетних записях, в которых содержалась целая история семейства Буэндиа, предсказанная Мелькиадесом. Когда Аурелиано завершает переводить, город окончательно стирается с лица земли.

История

Роман «Сто лет одиночества» был написан Маркесом в течение 18 месяцев, между 1965 и 1966 годами в Мехико. Оригинальная идея этого произведения появилась в 1952 году, когда автор посетил свою родную деревню Аракатака в компании матери. В его рассказе «День после субботы», опубликованном в 1954 году, первый раз появляется Макондо. Свой новый роман Маркес планировал назвать «Дом», но в итоге передумал, чтобы избежать аналогий с романом «Большой дом», опубликованном в 1954 году его другом Альваро Самудио.

Награды

Признан шедевром латиноамериканской и мировой литературы. Это одно из самых читаемых и переводимых произведений на испанском языке. Отмечен как второе по важности произведение на испанском после «Дон Кихота» Сервантеса на IV Международном конгрессе испанского языка, который проводился в Картахене, Колумбия, в марте 2007 года. Первое издание романа было опубликовано в Буэнос-Айресе, Аргентина, в июне 1967 года тиражом 8000 экземпляров. Роман был удостоен премии Ромуло Гальегоса. На сегодняшний день продано более 30 миллионов экземпляров, роман переведен на 35 языков мира.

Критика

"...роман Гарсиа Маркеса - это воплощение свободного воображения. Одно из величайших поэтических творений, которые я знаю. Каждая отдельная фраза - это всплеск фантазии, каждая фраза - неожиданность, изумление, хлесткий ответ на презрительное отношение к роману, высказанному в "Манифесте сюрреализма" (и в то же время дань уважения сюрреализму, его

вдохновению, его веяниям, пронизавшим столетие).

Роман Гарсиа Маркеса "Сто лет одиночества" стоит в начале дороги, ведущей в противоположном направлении: там нет никаких сцен! Они полностью растворены в завораживающих потоках повествования. Я не знаю ни одного подобного примера такого стиля. Как если бы роман вернулся на века назад к повествователю, который ничего не описывает, который только рассказывает, но рассказывает с прежде никогда не виданной свободой фантазии." Милан Кундера.Занавес.

Рецензии

Рецензии на книгу «Сто лет одиночества»

Пожалуйста, зарегистрируйтесь или войдите, чтобы оставить рецензию. Регистрация займет не более 15 секунд.

Потрясающяя книга! Настолько проста и вместе с тем настолько глубокая! Столько в ней магии, таинственности, любви и одиночества, столько героев и столько горечи! Из серии тех книг, которые читаются на одном дыхании...

Полезная рецензия?

/

1 / 3

Anna M

Роман, бесспорно великолепен)

Очень часто натыкалась на книгу "Сто лет одиночества" и постоянно откладывала в дальний угол. Не знаю, наверное, отталкивало название... И совсем случайно, моя знакомая поделилась своими впечатлениями, о прочтенной книге) я просто была дико удивлена, та самая книга! И я просто обязана ее прочесть, сюжет захватил моментально!

Немного было трудно ориентироваться с именами, так много и не успеваешь проложить эту цепочку: кто? куда? с кем?... Приходилось несколько раз перечитывать.

Так мгновенно погружаешься с жизнь вымышленного города, не мало было моментов, что просто завораживали. Интересная история, столько судеб разных, но связанных между собой. Так и хочется настрочить на несколько страниц рецензию, да мысли все сбегаются в кучу, от грандиозного впечатления, их просто не успеваю писать.

Книга наделена эмоциями, до глубины души раздирающими, историю можно долго описывать! Советую прочитать) Заметите, как ваше сердце и душа наполнится колоссальным удовольствием, от прочтения)!

Полезная рецензия?

/

3 / 0

Green Sky

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Исторический контекст

Роман «Сто лет одиночества» был написан Гарсиа Маркесом в течение 18 месяцев, между 1965 и 1966 годами в Мехико . Оригинальная идея этого произведения появилась в 1952 году, когда автор посетил свою родную деревню Аракатака в компании матери. В его рассказе «День после субботы», опубликованном в 1954 году, первый раз появляется Макондо. Свой новый роман Гарсиа Маркес планировал назвать «Дом», но в итоге передумал, чтобы избежать аналогий с романом «Большой дом», опубликованным в 1954 году его другом Альваро Самудио .

Первый, считающийся классическим, перевод романа на русский язык принадлежит Нине Бутыриной и Валерию Столбову . Современный перевод, получивший распространение сейчас на книжных рынках, был выполнен Маргаритой Былинкиной. В 2014 году перевод Бутыриной и Столбова был переиздан, эта публикация стала первой легальной версией .

Композиция

Книга состоит из 20 неименованных глав, в которых описывается история, закольцованная во времени: события Макондо и семьи Буэнди́а, например, имена героев, повторяются снова и снова, объединяя фантазию и реальность. В первых трёх главах рассказывается о переселении группы людей и основании деревни Макондо. С 4 по 16 главы повествуется об экономическом, политическом и социальном развитии селения. В последних главах романа показан его закат.

Почти все предложения романа построены в косвенной речи и довольно длинны. Прямая речь и диалоги почти не используются. Примечательно предложение из 16-й главы , в котором Фернанда дель Карпио причитает и жалеет себя, в печатном виде оно занимает две с половиной страницы.

История написания

«…У меня была жена и двое маленьких сыновей. Я работал пиар-менеджером и редактировал киносценарии. Но чтобы написать книгу, нужно было отказаться от работы. Я заложил машину и отдал деньги Мерсе́дес. Каждый день она так или иначе добывала мне бумагу, сигареты, все, что необходимо для работы. Когда книга была кончена, оказалось, что мы должны мяснику 5000 песо - огромные деньги. По округе пошёл слух, что я пишу очень важную книгу, и все лавочники хотели принять участие. Чтобы послать текст издателю, необходимо было 160 песо, а оставалось только 80. Тогда я заложил миксер и фен Мерседес. Узнав об этом, она сказала: „Не хватало только, чтобы роман оказался плохим“».

Из интервью Гарсиа Маркеса журналу Esquire

Центральные темы

Одиночество

На протяжении романа всем его героям назначено судьбой страдать от одиночества , которое является врожденным «пороком» семьи Буэнди́а. Селение, где происходит действие романа, Макондо, также одинокое и отделённое от современного ему мира, живёт в ожидании визитов цыган, привозящих с собой новые изобретения, и в забвении, в постоянных трагических событиях в истории культуры, описанной в произведении.

Одиночество более всего заметно в полковнике Аурелиано Буэнди́а, поскольку его неспособность выражать свою любовь заставляет его уходить на войну, оставляя своих сыновей от разных матерей в разных селениях. В другом случае, он просит начертить вокруг себя трёхметровый круг, чтобы к нему никто не приближался. Подписав мирный договор, он стреляет себе в грудь, чтобы не встречаться со своим будущим, но из-за своей неудачливости не достигает цели и проводит свою старость в мастерской, изготавливая золотых рыбок в честном согласии с одиночеством.

Другие герои романа также терпели последствия одиночества и заброшенности:

  • основатель Макондо Хосé Аркáдио Буэнди́а (много лет провёл в одиночестве под деревом);
  • У́рсула Игуарáн (жила в уединении своей старческой слепоты);
  • Хосе Аркадио и Ребека (ушли жить в отдельный дом, чтобы не позорить семью);
  • Амаранта (была всю жизнь незамужней);
  • Геринéльдо Мáркес (всю жизнь ждал так и не полученных пенсии и любви Амаранты);
  • Пьетро Кре́спи (отвергнутый Амарантой самоубийца);
  • Хосе Аркадио Второй (после увиденного расстрела никогда и ни с кем не вступал в отношения и провёл свои последние годы, запершись в кабинете Мельки́адеса);
  • Фернанда дель Карпио (была рождена, чтобы стать королевой и первый раз покинула свой дом в 12 лет);
  • Рената Ремéдиос «Ме́ме» Буэнди́а (была отправлена в монастырь против своей воли, но совершенно безропотно после несчастия с Маурисьо Бабилонья, прожив там в вечном молчании);
  • Аурелиано Бабилонья (жил, запершись в мастерской полковника Аурелиано Буэндиа, а после смерти Хосе Аркадио Второго перебрался в комнату Мельки́адеса).

Одна из основных причин их одинокой жизни и отрешённости - неспособность любить и предрассудки, которые были разрушены отношениями Аурелиано Бабилонья и Амаранты Урсулы, чье незнание своего родства привело к трагическому финалу истории, в которой единственный сын, зачатый в любви, был съеден муравьями. Этот род не способен был любить, поэтому они были обречены на одиночество. Был исключительный случай между Аурелиано Вторым и Петрой Кóтес: они любили друг друга, но у них не было и не могло быть детей. Единственная возможность иметь дитя любви у члена семьи Буэнди́а заключается в отношениях с другим членом семьи Буэнди́а, что и произошло между Аурелиано Бабилонья и его тетей Амарантой Урсулой. Кроме того, этот союз зародился в любви, предназначенной для смерти, любви, покончившей с родом Буэнди́а.

Наконец, можно говорить о том, что одиночество проявилось во всех поколениях. Самоубийство, любовь, ненависть, предательство, свобода, страдания, тяга к запретному - второстепенные темы, которые на протяжении романа меняют наши взгляды на многое и дают понять, что в этом мире мы живём и умираем в одиночестве.

Реальность и вымысел

В произведении фантастические события преподносятся через обыденность, через ситуации, которые для персонажей не являются аномальными. Также и исторические события Колумбии , например, гражданские войны между политическими партиями, массовое убийство работников банановых плантаций (в 1928 году транснациональная банановая корпорация «Юнайтед Фрут » совершила при помощи правительственных войск жестокую резню сотен забастовщиков, ожидавших возвращения делегации с переговоров после массовых протестов), отражены в мифе о Макондо. Такие события, как вознесение на небо Ремедиос, пророчества Мелькиадеса, появление умерших персонажей, необычные предметы, привозимые цыганами (магнит, лупа, лёд)… врываются в контекст реальных событий, отраженных в книге, и призывают читателя войти в мир, в котором возможны самые невероятные события. Именно в этом заключается такое литературное течение как магический реализм , характеризующий новейшую латиноамериканскую литературу.

Инцест

Отношения между родственниками обозначаются в книге через миф о рождении ребёнка со свиным хвостиком. Несмотря на это предупреждение, отношения возникают вновь и вновь между разными членами семьи и в разных поколениях на протяжении всего романа.

История начинается с отношений между Хосе Аркадио Буэндиа и его двоюродной сестрой Урсулой, которые росли вместе в старом посёлке и много раз слышали о своём дяде, имевшем свиной хвостик. Впоследствии Хосе Аркадио (сын основателя) женился на Ребеке, приёмной дочери, которая предположительно была его сестрой. Аркадио был рожден от Пилар Тернерa, и не подозревал, почему она не отвечала на его чувства, так как не знал ничего о своем происхождении. Аурелиано Хосе влюбился в свою тетю Амаранту, предложил ей женитьбу, но получил отказ. Также можно назвать близкими к любви отношения между Хосе Аркадио (сыном Аурелиано Второго) и Амарантой, тоже неудавшиеся. В конце концов развиваются отношения между Амарантой Урсулой и её племянником Аурелиано Вавилонья, которые даже не подозревали о своем родстве, поскольку Фернанда, бабушка Аурелиано и мать Амаранты Урсулы, скрыла тайну его рождения.

Эта последняя и единственно искренняя любовь в истории семьи, как это ни парадоксально, стала виной гибели рода Буэндиа, которая была предсказана в пергаментах Мельки́адеса.

Сюжет

Почти все события романа происходят в вымышленном городке Макондо, но имеют отношение к историческим событиям в Колумбии . Город был основан Хосе Аркадио Буэндиа, волевым и импульсивным лидером, глубоко заинтересованным в тайнах вселенной, которые ему периодически открывали заезжие цыгане во главе с Мелькиадесом. Город постепенно растёт, и правительство страны проявляет интерес к Макондо, но Хосе Аркадио Буэндиа оставляет руководство городом за собой, переманив присланного алькальда (мэра) на свою сторону.

Отрывок, характеризующий Сто лет одиночества

– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.

Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.

Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.

Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка, Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.

События романа "Сто лет одиночества" Гарсиа Маркеса начинаются с отношений между Хосе Аркадио Буэндиа и его двоюродной сестрой Урсулой. Они росли вместе в старом поселке и много раз слышали о своем дяде, имевшем свиной хвостик. То же говорили и им, мол, и у вас родятся дети со свиным хвостом, если вы поженитесь. Любящие друг друга решили уйти из поселка и основать свое село, где их не будут доставать подобными разговорами.

Хосе Аркадио Буэндиа был человеком непостоянным и авантюрным, всегда цеплялся за какие-то новые идеи и не доводил их до конца, потому что на горизонте появлялись другие интересные вещи, за которые он с воодушевлением брался. Было у него двое сыновей (без свиных хвостов). Старший - тоже Хосе Аркадио, потому Хосе Аркадио младший. Младший - Аурелиано.

Хосе-Аркадио младший, когда вырос, был в связи с одной женщиной из села, и вот она от него забеременела. Тогда он убежал из села вместе с путешествующими цыганами. Его мать Урсула пошла искать сына, но сама заблудилась. Да так заблудилась, что появилась дома только через полгода.

Та беременная женщина родила сына, и теперь маленький Хосе Аркадио (это уже третий Хосе Аркадио, но в дальнейшем его будут называть Аркадио, без "Хосе") жил в большой семье Буэндиа. Однажды в их дом пришла 11-летняя девочка Ребека. Семья Буэндиа удочерила ее, так как она вроде бы приходилась им дальней родственницей. Ребека страдала бессонницей - болезнь такая у нее была. Со временем бессонницей заболела вся семья, а потом и все село. Вылечить их всех смог только цыган Мелькиадес, который был другом семьи Буэндиа и также стал жить в их доме в отдельной комнате (это потом будет важно).

Аурелиано, младший сын Урсулы, очень долго оставался девственником. Стеснялся, бедняга, этого, но со временем влюбился в девушку Ремедиос. Та была согласна выйти за него замуж, когда подрастет.
Ребека и Амаранта (это дочь Урсулы и Хосе Аркадио), когда стали взрослыми, вместе влюбились в одного итальянца, Пьетро Креспи. Он полюбил Ребеку. Хосе Аркадио дал свое согласие на их свадьбу. Амаранта же решила, что они поженятся только через ее труп, а потом даже угрожала Ребеке, что убьет ее.

А тем временем умирает цыган Мелькиадес. Это были первые похороны в селе Макондо. Аурелиано и Ремедиос поженились. До того, как жениться на Ремедиос, Аурелиано уже не был девственником. Ему помогла та же женщина Пилар Тернера, с которой спал когда-то его старший брат, Хосе Аркадио младший. Как и от брата, она родила Аурелиано сына, которого назвали Аурелиано Хосе. Ремедиос же, когда была беременной, умерла. Но как умерла! Амаранта, помешанная на неразделенной любви к итальянцу, хотела отравить Ребеку, а яд выпила Ремедиос. Тогда Амаранта взяла на воспитание Аурелиано Хосе.

Вскоре домой вернулся Хосе Аркадио младший, брат Аурелиано, который давно исчез с цыганами, узнав о беременности своей женщины. Ребека, жена итальянца, влюбилась в него, а он спал со всеми женщинами в селе. А когда добрался и до Ребеки, то потом женился на ней, хотя все считали их братом и сестрой. Напомню, что Ребеку родители Хосе Аркадио младшего удочерили.

Урсула, их мать, была против этого брака, поэтому молодожены ушли из дома и стали жить отдельно. Итальянцу, бывшему мужу Ребеки, сначала было плохо. Он предложил Амаранте выйти за него замуж.

Начинается война. Село разделилось на два лагеря - либералы и консерваторы. Аурелиано возглавил движение либералов и стал председателем уже не села, а города Макондо. Потом он пошел на войну. Вместо себя Аурелиано оставляет племянника, Хосе Аркадио (Аркадио). Он становится самым жестоким правителем Макондо.

Чтобы его жестокость закончилась, Урсула, то есть его бабушка, побила его и сама возглавила город. Ее муж Хосе Аркадио Буэндиа сошел с ума. Теперь ему все было безразлично. Все свое время он проводил под деревом привязанным к нему.

Свадьба Амаранты и итальянца так и не состоялась. Когда он предложил девушке выйти за него замуж, та отказалась, хотя любила его. Итальянец был так убит очередным горем, что решил покончить жизнь самоубийством, и ему это удалось.

Урсула теперь возненавидела и Амаранту, а до этого - Аркадио, убийцу-либерала. У этого Аркадио и одной девушки родилась дочка. Назвали ее Ремедиос. Напомню, что первую Ремедиос отравила Амаранта, которая на самом деле хотела убить Ребеку. Со временем к имени Ремедиос добавилось прозвище Прекрасная. Потом у Аркадио с той же девушкой родились сыновья-близнецы. Назвали их Хосе Аркадио Второй, как деда, и Аурелиано Второй, как дядю. Но Аркадио этого всего уже не знал. Его расстреляли войска консерваторов.

Потом консерваторы Макондо привели и Аурелиано, чтобы расстрелять его в родном городе. Аурелиано был ясновидящим. Уже несколько раз этот дар уберегал его от покушения на жизнь. Его не расстреляли - помог старший брат Хосе Аркадио младший, которого очень скоро нашли мертвым в своем доме. Поговаривали, что это могла сделать Ребека. Она после смерти мужа больше из дома не выходила. В Макондо о ней почти забыли. Аурелиано чуть не умирает, выпив яда, который был в чашке кофе.

Краткое содержание продолжается тем, что Амаранта снова влюбилась. Это та, что итальянцу-самоубийце отказала. В этот раз в полковника Геринельдо Маркеса, друга Аурелиано. Но когда тот предложил ей выйти за него замуж, та снова отказала. Геринельдо решил лучше подождать, чем себя убивать.

Хосе Аркадио Буэндиа, основатель города Макондо и рода Буэндиа, тот, что сошел с ума, умер под деревом. Аурелиано Хосе - это сын Аурелиано и Пилар Тернера, которая спала с двумя братьями. Напомню, что его воспитывала Амаранта. Он предложил Амаранте выйти за него замуж. Ему она тоже отказала. Потом Аурелиано-отец забрал сына на войну.

На войне Аурелиано сделал 17 сыновей от 17-ти разных женщин. Его первого сына, Аурелиано Хосе, убивают на улицах Макондо. Полковник Геринельдо Маркес так и не дождался согласия Амаранты. Аурелиано война так надоела, что он решил сделать все возможное, чтобы она закончилась. Он подписывает мирный договор.

Человек, который 20 лет провоевал, не может дальше жить без войны. Он или сходит с ума, или убивает себя. Так случилось и с Аурелиано. Он выстрелил себе в сердце, но каким-то образом остался жив.

Аурелиано Второй (один из братьев-близнецов, сын Аркадио, племянника Аурелиано) женится на Фернанде. У них рождается сын. Называют его Хосе Аркадио. Потом родилась еще и дочка Рената Ремедиос. Дальше Габриэль Гарсиа Маркес в произведении "Сто лет одиночества" описывает жизнь двух братьев-близнецов Аурелиано Второго и Хосе Аркадио Второго. Чем они занимались, как зарабатывали на жизнь, об их причудах…

Когда подросла Ремедиос Прекрасная, она стала самой красивой женщиной Макондо. Мужчины умирали от любви к ней. Она была девушкой своенравной - не любила носить одежду, потому ходила без нее.

Как-то с Аурелиано на празднование юбилея пришли его 17 сыновей. Из них в Макондо остался только один - Аурелиано Хмурый. Потом в Макондо перебрался еще один сын - Аурелиано Ржаной.

Несколько лет назад Хосе Аркадио Второй хотел, чтобы в Макондо был порт. Он вырыл канал, в который запустил воду, но из этой затеи ничего не вышло. Корабль в Макондо был всего один раз. Аурелиано Хмурый решил же построить железную дорогу. Тут у него дела были получше - железная дорога заработала; и со временем Макондо становится городом, в который стали приезжать чужеземцы. Они его заполонили. Коренные жители Макондо уже не узнавали свой родной город.

Ремедиос Прекрасная продолжала разбивать сердца мужчин. Многие из них даже умирали. Потом в Макондо перебрались еще два сына Аурелиано из тех 17-ти. Но однажды неизвестные убили 16 сыновей Аурелиано. В живых остался только один - Аурелиано влюбленный, который смог убежать от убийц.

Ремедиос Прекрасная покинула этот мир, когда непостижимым образом вознеслась на небеса и душой, и телом. Урсула, старшая мать, ослепла, но старалась это скрывать как можно дольше. После этого главой в семье стала Фернанда, жена Аурелиано Второго. Однажды Аурелиано Второй едва не умер от обжорства, когда устроил турнир на то, кто больше съест.

Полковник Аурелиано Буэндиа умирает. А у Фернанды и Аурелиано Второго родилась еще одна дочка, Амаранта Урсула. До этого родилась Рената Ремедиос или, как ее еще называли, Меме. Потом умирает Амаранта девственницей. Это та, которая всем отказывала в просьбе жениться на ней. Ее самым большим желанием было умереть позже Ребеки, своей соперницы. Не получилось.

Меме подросла. Она увлеклась одним юношей. Мать Фернанда была против. Меме долго с ним встречалась, а потом этого юношу подстрелили. После этого Меме перестала разговаривать. Фернанда отвела ее в монастырь против ее же воли, где та родила мальчика от того юноши. Мальчика назвали Аурелиано.

Хосе Аркадио второй чудом остался жив, когда на площади военные из пулеметов расстреляли толпу бастующих, среди которых был и он.

Мальчик Аурелиано, сын Меме из монастыря, стал жить в доме Буэндиа. Меме осталась в монастыре. А потом в Макондо пошел дождь. Он продолжался 5 лет. Урсула сказала, что, когда дождь закончится, она умрет. Во время этого дождя все чужаки покинули город. Теперь в Макондо жили только те, кто любил его. Дождь закончился, Урсула умерла. Она прожила больше 115 лет и меньше 122. В этом же году умерла и Ребека. Это та, которая после смерти мужа, Хосе Аркадио младшего, не выходила больше из своего дома.

Амаранту Урсулу, дочь Фернанды и Аурелиано Второго, когда та подросла, отправили учиться в Европу (в Брюссель). Умерли братья-близнецы в один день. Чуть раньше умер Хосе Аркадио Второй, потом - Аурелиано Второй. Когда хоронили близнецов, могильщики даже умудрились перепутать могилы и похоронили их не в своих могилах.

Теперь в доме Буэндиа, где когда-то жило больше 10-ти человек (когда гости - приходило еще больше человек), жили только двое - Фернанда и ее внук Аурелиано. Фернанда тоже умерла, но Аурелиано недолго оставался в доме один. Домой вернулся его дядя Хосе Аркадио. Напоминаю, это первый сын Аурелиано Второго и Фернанды. Он был в Риме, где учился в семинарии.

Однажды в дом Буэндиа пришел сын полковника Аурелиано - Аурелиано Влюбленный. Тот, который один из 17-ти братьев остался жив. Но возле дома два офицера застрелили его. Четыре подростка как-то в купальне утопили Хосе Аркадио и украли три мешка с золотом, которые были в доме. Так Аурелиано снова остался один, но снова ненадолго.

Домой из Брюсселя вернулась Амаранта Урсула со своим мужем Гастоном. Дом снова ожил. Непонятно, зачем они из Европы приехали сюда. Денег у них хватало, чтобы жить где угодно. Но Амаранта Урсула вернулась в Макондо.

Аурелиано жил в комнате, где когда-то обитал цыган Мелькиадес, и изучал его пергаменты, пытался их расшифровать. Аурелиано возжелал Амаранту Урсулу, не зная, что она приходится ему тетей, так как Фернанда скрывала от него правду о его рождении. Не знала и Амаранта Урсула, что Аурелиано ее племянник. Он начал к ней приставать. Та через некоторое время согласилась лечь с ним в постель.

Умерла Пилар Тернера, местная гадалка, та, что когда-то спала с двумя братьями и родила от каждого из них по сыну. Она прожила больше 145-ти лет.

Когда Гастон уехал в Брюссель по делам, любовникам стало свободно. Страсть кипела в них обоих. Как следствие - беременность от родственника. Инцест дал свои плоды. Родился мальчик со свиным хвостом. Назвали его Аурелиано. Амаранта Урсула сразу же после родов умерла от кровотечения, которое не останавливалось.

Аурелиано пошел пить. Когда вернулся, то увидел, что его маленького сына съели желтые муравьи, которые появились в доме во время пятилетнего дождя. И именно в этот момент он расшифровал пергаменты цыгана Мелькиадеса, над которыми думал всю свою жизнь. Там был эпиграф: "Первый из рода будет к дереву привязан, последнего съедят муравьи". Все, что должно было случиться, случилось. В пергаментах Мелькиадеса была зашифрована вся судьба рода Буэндиа, во всех подробностях. И последнее его пророчество гласило, что, когда Аурелиано сможет дочитать его до конца, страшный ураган уничтожит город Макондо и в нем никого больше не останется. Дочитывая эти строки, Аурелиано услышал приближение урагана.

На этом заканчивается краткое содержание. "Сто лет одиночества" - пересказ по видеолекции Константина Мельника (видео в начале статьи).

Новое на сайте

>

Самое популярное