Домой Запоры Толстая софья андреевна. Софья толстая, как привычная мебель Девичья фамилия софьи андреевны толстой

Толстая софья андреевна. Софья толстая, как привычная мебель Девичья фамилия софьи андреевны толстой

Мужчина 34 лет, тщательно проанализировав своё настоящее и сделав прогнозы на будущее, решил, что готов жениться. Он и в самом деле был великий аналитик, поэтому жену выбирал очень тщательно.

Большой жизненный опыт подсказывал ему, что для мужчины физически привлекательной может быть любая красивая женщина. И здесь, главное - не потерять голову. Нужно хорошо знать семью, в которой выросла будущая жена.

Лев и Софья Толстые, 1910 год. Фото: publik domain/wikipedia

Поскольку мужчина провёл свою первую молодость в вихре светской жизни и хорошо понимал, что это такое, он вычеркнул из «списка кандидаток» в жёны аристократок и модных светских львиц. Присматривался к семьям не столько знатным и богатым (знатности и богатства у него самого было хоть отбавляй), сколько к дружным и счастливым.

Он никогда не думал, что в семье его друзей за одно лето три девочки превратятся в невест. Но так случилось. Они выросли вдруг, и он посмотрел на очаровательных юных девушек глазами опытного мужчины. Лиза, Соня, Таня. Он выбрал Соню.

Толстой с женой и детьми. Фото: public domain/wikipedia

Софья Андреевна Бернс в 18 лет стала женой Льва Николаевича Толстого. Их брак продлился 48 лет.

Эпилог

В конце 48 года их семейной жизни была сделана одна фотография, которую не очень любят публиковать историки русской литературы.

Немолодая женщина в белом платке заглядывает в окно чужого дома. Это Софья Андреевна Толстая. Она заглядывает в окно дома начальника железнодорожной станции Астапово. В доме умирает её муж. Её не пускают. Пока он был в сознании, она стояла под окном и плакала. Смогла увидеть только его агонию.

Он ушёл от неё и умер в чужом доме через несколько дней. А она осталась. Осталась с воспоминаниями о хорошем и плохом, с мыслями, что весь мир видит в ней, жене, причину его страданий и смерти.

Через несколько дней после кончины мужа она писала в дневнике: «Невыносимая тоска, угрызения совести, слабость, жалость до страданий к покойному мужу… Жить не могу».

Но прошло несколько лет и в мемуарах «Моя жизнь» вдова пишет: «Он ждал от меня, бедный, милый муж мой, того духовного единения, которое было почти невозможно при моей материальной жизни и заботах, от которых уйти было невозможно и некуда. Я не сумела бы разделить его духовную жизнь на словах, а провести её в жизнь, сломить её, волоча за собой целую большую семью, было немыслимо, да и непосильно».

Нет, она не могла по-другому. Такого «духовного единения» она осознанно не допускала.

Лет за 10 до его кончины она писала в своём дневнике, что когда это случится, весь мир её осудит и обвинит. Если даже её гениальный супруг скончается в 100 лет, для людей именно она навсегда будет виновницей его смерти.

Так оно и случилось. Лев Николаевич Толстой умер в возрасте 82 лет от воспаления лёгких. Виноватой навсегда осталась Софья Андреевна.

Супруги

Восемнадцатилетняя Соня Бернс выходила замуж за человека, которого не просто любила, но бесконечно уважала и просто «отдавала себя в хорошие руки».

Она доверяла жизненному опыту мужа и с радостью помогала ему «формировать» из себя женщину, подругу, хозяйку. Она училась всему: быть желанной в постели, быть незаменимой помощницей в подготовке к изданию сочинений мужа-литератора, быть рачительной хозяйкой Ясной Поляны.

Но главное - быть хорошей матерью его детей. Первого сына она родила в 19 лет, а последнего ребёнка рожала уже в 45. Муж считал, что смысл семьи - дети. Всего она родила 13 детей, пятерых они похоронили, а восьмерых она вырастила. Выкормила и вырастила.

Муж - человек творческий. Поэтому без всякой обиды она относилась к тому, что дети - это её мир. Их болезни, воспитание, обучение, их ссоры и драки, их увлечения и проблемы.

Она, коренная москвичка, с 18 лет жила в деревне и занималась только хозяйством и детьми. Они с мужем свили своё гнездо, и она пестует многочисленных птенцов. Они с мужем - одно целое.

Особенную радость ей приносит творчество её знаменитого супруга. Она переписывает «Войну и мир» для издателя и гордится тем, что понимает изнутри весь механизм создания образа Наташи Ростовой. Узнаёт эпизоды своей семейной жизни в жизни Наташи и Пьера.

А потом «Анна Каренина», и объяснение в любви Левина. Это ведь ей так «Лёвочка» в любви объяснялся. Это был самый счастливый период в жизни семьи. Он продолжался около 18 лет.

Слева: перстень, подаренный Львом Толстым жене за помощь в переписывании романа. Справа: Л. Н. Толстой в яснополянской библиотеке. Бумага, сангина. Фото: public domain/wikipedia

Семья растёт. Рождаются малыши, но пора уже и об образовании старших детей думать, и вывозить в свет повзрослевшую дочь.

Но… Биографы Льва Толстого назвали это период в жизни гения изменением мировоззрения. А домашние понимали это так: «Нищета, мир и согласие; сжечь всё, чему поклонялся; поклониться всему, что сжигал». Это слова из «Идеалов Ясной Поляны» - семейного еженедельного шуточного журнала.

Но это были не шутки. Муж становится всё более замкнутым и раздражительным, всё чаще покупку нового платья для жены или дочери комментирует рассуждением: а сколько бы дней на эти деньги жила крестьянская семья. Он теперь считает, что частная собственность - большой грех и несчастье. Он отстраняется от ведения всех дел. Предлагает отдать Ясную Поляну крестьянам.

«А наши дети?» - спрашивает жена. «Будут жить скромно», - ответ отца.

Между «идеальным» миром Толстого и «реальным» миром его жены просто не мог не разразиться конфликт - и так и произошло в 1880 годах, когда писателем овладела идея «опрощения».

Любя мужа преданно и верно, Софья Андреевна должна была сделать выбор: муж или дети. Она выбрала детей.

Софья Толстая с дочерью Александрой. С 16 лет Александра стала помощницей отца. В 1920 году была арестована ВЧК по делу «Тактического центра», приговорена к трём годам, после освобождения работала в Ясной Поляне. В 1929 году эмигрировала из СССР, в 1941 году получила гражданство США. Скончалась 26 сентября 1979 года в штате Нью-Йорк в возрасте 95 лет, последней из всех детей Льва Толстого, через 150 с лишним лет после рождения отца. Фото: public domain/wikipedia

«Она была в этом доме послом от действительности, напоминала о том, что дети должны жить, „как все“, нужно иметь деньги, надо выдавать дочерей замуж, надо, чтобы сыновья окончили гимназии и университет. Нельзя ссориться с правительством, иначе могут сослать. Надо быть знаменитым писателем, надо написать ещё книгу, как „Анна Каренина“, самой издавать книги, как издаёт их жена Достоевского, и, кроме того, быть в „свете“, а не среди „тёмных“, странных людей. Она была представительницей тогдашнего здравого смысла, средоточием предрассудков времени… его любила горестно, завистливо и тщеславно», - писал в биографии Толстого известный литературовед Виктор Шкловский.

Шкловский писал это в советское время, когда стремление к достойной жизни детей и внуков считалось предрассудком и мещанством. Слова «любила горестно, завистливо и тщеславно» тоже оставим на совести литературоведа.

Лев Николаевич отстранился от всех материальных, хозяйственных и семейных дел. Но всё-таки он был рядом с женой и детьми.

За эти годы он создал новое религиозно - нравственное учение, обрёл тысячи последователей и учеников, но поссорился с правительством, церковью, сыновьями и женой.

Определение Синода об отлучении от церкви Толстого было провозглашено 24 февраля 1901 года и опубликовано в «Церковных ведомостях»

Само собой разумеется, что конфликты с правительством и церковью были публичны. Но публичным стал и семейный конфликт супругов Толстых. Постарались друзья и ученики Льва Николаевича.

Софья Андреевна сражалась яростно за честь и благосостояние семьи, а Лев Николаевич демонстрировал «непротивление злу насилием». Зато у него были умные и энергичные заступники- почитатели его нового учения. В их среде «неугомонная», «корыстная», «бездушная», «скандальная» жена стала притчей во языцех.

Самые последние годы супружеской жизни этой некогда счастливой пары были очень тяжелы. «Уйти, жить одному», - всё чаще пишет Лев Николаевич в дневнике. И он ушёл.

Лист из Альбома В. Россинского. «Последние дни Л.Н. Толстого». 1911 г. Фото: public domain/wikipedia

Никто никогда ни в чём не обвинит этого гениального и сложного человека. Откройте на любой странице его роман «Война и мир», и все ваши горькие мысли развеются.

Но прочтите ещё вот эти слова, которые написала для нас Софья Андреевна: «Пусть люди снисходительно отнесутся к той, которой, может быть, непосильно было с юных лет нести на слабых плечах высокое назначение - быть женой гения и великого человека».

Здравствуйте, уважаемые сообщники! Я уже писала о проекте, посвещённом прадеду Софьи Андреевны Толстой П.В.Завадовскому. Делюсь тем, что удалось найти о корнях Софьи и её родственниках. Большая просьба ко всем, у кого будут какие-то замечания или комментарии писать тут или лично на почту kitab11 @ yandex.ru

Начинается история с дочери графа Завадовского Софьи.
Софья Петровна Завадовская (1795-1830).

Юные годы старшей дочери Завадовских прошли в Петербурге, где служил её отец. Сама Софья, благодаря высокому положению семьи, состояла во фрейлинах Её Императорского Высочества, и пользовалась покровительством монарших особ. Когда Соне исполнилось 17 лет, ей обеспечили, как тогда казалось, удачную партию с представителем древнего княжеского рода Козловских. Владимир Николаевич Козловский (1790-1847) служил командиром батальона Лейб-гвардии Преображенского полка, а позже был произведён в генерал-майоры. У супругов родился сын Николай, который пошёл по стопам отца, и стал военным. Недолгая служба принесла Николаю чин полковника, но затем жизнь первенца Софьи трагически оборвалась.

Самое начало супружеской жизни Козловских было омрачено слабостью Владимира к алкоголю. День за днём страсть мужа к зелёному змию росла, а отношения супругов сходили на нет. И всё же, судьба уготовила Софье много любви и счастья, но, правда, уже с другим человеком.

На одном из светских раутов молодая княгиня Козловская познакомилась с бравым офицером, героем Бородина, Александром Михайловичем Исленьевым (1794-1882). Вспыхнул роман, который очень скоро привёл молодых влюблённых под венец. Тайно обвенчавшись, Софья и Александр уехали жить в Ляличи, а потом в имение Исленьева Красное. Законы того времени не позволили оформить развод официально, и Софья до конца своих дней жила с фамилией первого мужа. Поступок княгини пошатнул её положение в свете, а шестеро детей, которые родились в неофициальном браке, и вовсе считались незаконнорождёнными, и носили вымышленную фамилию Иславины. Кроме того, внуки Завадовского лишались дворянского титула и были приписаны к купеческому сословию. Все эти трудности не разрушили семейную идиллию, и Иславины благополучно проживали в имении и растили детей. Детям наняли гувернантку-француженку, и они получили домашнее образование.

Много лет семья жила без выездов в свет, довольствуясь обществом местных помещиков. Хорошим другом А.Исленьева был Николай Ильич Толстой, чьё имение Ясная Поляна находилось в 38 километрах от Красного. Семьи ездили друг к другу по праздникам и оставались гостить неделями. Их дружба протянулась на несколько поколений, и спустя время, один из сыновей Толстых, Лев, будет черпать вдохновение для своих произведений в семейных историях Исленьевых. Так, Александр Исленьев стал прототипом отца Николеньки в романах «Детство» и «Юность», а его сын Владимир Иславин был прообразом самого Николеньки.

Вообще, личность супруга Софьи была очень примечательной. В округе славилась его псовая охота, любовь к цыганскому пению и страсть к карточной игре. Будучи отчаянным игроком, Исленьев нередко подвергал благосостояние семьи серьёзному риску, но удача чаще была на его стороне.Много позже, в 1878 году Л.Толстой напишет А.Фету: «Из двух милее столиц Петербург. В нём из трёх поколений/ Родных наберется до ста лиц, И милее всех - глава- Александр Исленьев».

Судьба отмерила Софье и Александру 15 счастливых лет, а в 1830 году внезапная болезнь унесла жизнь любимой жены Исленьева. Утешением Александра были только дети, которых так и не удалось узаконить, вопреки всем усилиям.

Через несколько лет в доме Исленьева появилась новая хозяйка - дочь тульского помещика Софья Александровна Жданова. Мачеха, как могла, заботилась о детях супруга от первого брака, которые тем временем подрастали и начали определяться в жизни. В 1836 году семья переехала в Тулу, где барышни вскоре были сосватаны и создали свои семьи. Сыновья в первую очередь получили необходимое образование и занялись карьерой.

1. Михаил Александрович Иславин (1814-1905).

О судьбе старшего сына известно лишь то, что он служил в Петербурге в Министерстве земледелия и государственных имуществ. Членом совета министров этого жеведомства был и его брат Владимир.

2. Владимир Александрович Иславин (1818-1895).

Владимир Александрович занимался этнографией, и после рабочей поездки на Крайний Север написал книгу «Самоеды в домашнем и общественном быту». Являлся действительным тайным советником. Был женат на Юлии Михайловне Кириковой, которая родила ему двух сыновей:

1)Михаил Владимирович Иславин (1864-1942) стал влиятельным государственным деятелем, был последним Новгородским губернатором. После революции Михаил с семьёй эмигрировал во Францию и посвятил остаток жизни служению в местной церкви (Святоникольская церковь в Сент-Живьен-де-Буа). О его четырёх детях информации совсем немного: Владимир (1894-1977), Варвара (1895-1978) была замужем за Сергеем Эйлером, Марфа (1907-1992) замужем за священником Григорием Свечкиным. Их потомки, вероятнее всего, живут во Франции.

2)Лев Владимирович Иславин (1866-1834).

Был правоведом и сделал карьеру в дипломатической сфере. Служилгенеральным консулом в Ницце, затем в Вене. После Февральской революции остался при Николае II дипломатическим представителем Временного правительства, а после Октябрьской революции - белогвардейского правительства России (до 1919). Известен так же как библиофил, коллекционер. Судя по сведениям о захоронении его сына Льва Львовича Иславина (1894-1920) в Сан-Ремо, семья в 1919 году эмигрировала в Италию.

3. Константин Александрович Иславин (1827-1908).

Возвращаясь к сыновьям Софьи Завадовской-Козловской, следует сказать, что третий из них, Константин, не выражал карьерных устремлений и жил одним днём. Друг семьи Л.Н.Толстой устроил его секретарём в редакцию «Русского Вестника». Последние годы жизни Константин служил в странноприимном доме С.Д.Шереметьева в Москве. После смерти Константина Шереметьев издал брошюру, в которой граф, не жалея слов, восхищается доблестной службой Иславина. Умер Константин Александрович холостым, не оставив потомства.

Для романтичных барышень Иславиных на первом месте была семья. В 1837 году были сосватаны старшие дочери: Вера и Надежда.

4. Вера Александровна Иславина (1825-1910).

Самая старшая дочь Исленьевых красотой пошла в бабушку Веру Апраксину, и очень напоминала её внешне. Вера вышла замуж за статского советника Михаила Петровича Кузьминского (1811-1847). У них родились две дочери и сын Александр.

Александр Михайлович Кузминский (1844-1917) получил юридическое образование и работал в судебной системе. Был действительным статским советником. Его служба была отмечена пятью высшими российскими орденами. Избранницей Александра стала его кузина Татьяна Андреевна Берс (1848-1925). У них родилось 8 детей. 1. Михаил (1875-1838)-коллежский асессор, 2.Александр (1880-ок.1930) - коллежский секретарь. 3.Дмитрий (1888-1937) - коллежский асессор, 4. Мария (1869-1923) была замужем за генералом от кавалерии И.Г. Эрдли (1870-1939). Известно, что их семья эмигрировала во Францию, и удочери от брака с Фёдором Крамаревым родился сын Дмитрий, 5. Вера (1871-1940-е),6.Василий (1883-1933) капитан 2-го ранга. 7,8.Дочери Татьяна (1872-1877) и Дарья (1868-1933) умерли в возрасте 5 лет.

Счастливый брак Веры и Михаила Кузьминских продлился недолго- в 1847 году от холеры умирает супруг Веры Александровны. Вторым её мужем стал воронежский помещик Вячеслав Иванович Шидловский (1823-1879). Он служил статским советником, состоял при министерстве иностранных дел, был камер-юнкером. Семья Веры заметно увеличилась: один за другим появлялись на свет наследники фамилии Шидловских.

1)Ольга Вячеславовна Шидловская (1849-1909) была замужем за Петром Алексеевичем Северцовым (1844-1884)

2)Надежда Вячеславовна Шидловская (1858-?) замужем за Николаем Михайловичем Литвиновым (1846-1906), русским генералом и государственным деятелем. Николай был убит террористами в Омске в год назначения его местным губернатором. У супругов было трое детей.

3) Всеволод Вячеславович Шидловский (1854-1912) был женат на Софье Ивановне Томилиной. Их сын Вадим (1889-1920) служил лейтенантом Балтийского флота, расстрелян большевиками в Крыму.

4) Ирина Вячеславовна Шидловская (1890-?)

5)Игорь Вячеславович Шидловский (1893-?)

6) Зоя Вячеславовна Шидловская (1886-1969). Её муж Пётр Владимирович Кондоиди (1883-1920) служил корнетом 1го Лейб-гвардии Драгунского Московского полка и был участником Белого движения. В 1920 году расстрелян в Севастополе.

7) Мария Вячеславовна Шидловская (1853-1912) вышла замуж за надворного советника Михаила Дмитриевича Свербеева (1843-1903). Их дочь Екатерина (1879-1948) была замужем за Александром Михайловичем Звегинцевым (1869-1915), членом Государственной Думы, полковником, востоковедом. Александр участвовал в I МВ и был убит на фронте. Екатерина после революции эмигрировала вместе с детьми Михаилом (1904-1978) и Марией в Великобританию, где и закончила свои дни.

8) Борис Вячеславович Шидловский (1859-1922) служил поручиком Лейб-гвардии Гусарского полка. Был женат на графине Вере Николаевне Милорадович (Шабельской). В 1899 году она ушла в Николо-Тихвинский монастырь, где позднее стала настоятельницей. У супругов родилась дочь Мария (1885-?).Второй женой Бориса стала известная балерина Юлия Николаевна Седова (1880-1969).

Юлия выступала в Мариинском театре. Революция заставила семью эмигрировать во Францию, где балерина открыла свою балетную школу. Во втором браке у Бориса Шидловского родилось двое детей: Татьяна (1903-1996) (замужем за кн. Урусовым Николаем Петровичем (1898-8930)) и Наталья (1906-?).

9) Георгий (Юрий)Вячеславович Шидловский (1856-1931). Известно, что Георгий был действительным статским советником, женат на Елене Александровне Пейм (1867-1949), и умер в эмиграции, в Сент-Живьен-де-Буа.

10) Наталья Вячеславовна Шидловская (1851-1889) стала женой камергера Высочайшего двора Анатолия Львовича Исленьева-Шостака (1842-1914). Её супруг занимал должности Харьковского, потом Черниговского вице-губернатора, был чиновником канцелярии Его Императорского Высочества.

5. Надежда Александровна Иславина (?-1900) вышла замуж за тульского уездного предводителя дворянства Владимира Ксенофонтовича Карновича (1806-1870). У них родилось 4 детей: 1) Юрий (1853-1877) 2) София была замужем за Степаном Петровичем Лукьяновичем (1806-1870). Их сын Владимир (1881-1882) прожил всего год. 3) Екатерина (1849-?) фамилия по мужу Смирнова, 4) Елисавета (1845-?) замужем за Александром Ивановичем Муратовым.

6.Любовь Александровна Иславина (1826 - 1886).

В то время как старшие дочери Софьи и Александра Ислентевых обзавелись женихами, младшая Любочка только готовилась к первым выходам в свет. Но случай решил её судьбу быстрее, чем она могла ожидать. Тяжёлая болезнь, перед которой оказались бессильны местные врачи, приковала девушку к постели и составила серьёзную угрозу её жизни. По счастью, в Туле проездом был придворный медик Андрей Евстафьевич Берс. Вняв просьбам отца Любы, он посвятил больной столько времени, сколько было необходимо для её выздоровления. Эти дни в доме Исленьевых сблизили доктора с семьёй пациентки, и сделали Берса их желанным гостем. Очень скоро доктор воспользовался приглашением, и навестил Любу, к которой успел проникнуться нежным чувством. Девушка ответила взаимностью, и вопреки уговорам родных Любы, 16-летняя Любовь Иславина и 34-летний Андрей Берс (1808-1868) поженились.

Будучи гоф-медиком, Андрей Берс жил в бывшем царском доме в Кремле. Переехав в Москву, Люба окунулась в хлопоты о всё более и более растущем семействе. Всего у Берсов родилось 13 детей, пятеро из которых не пережили детский возраст. Об остальных восьми известно следующее.

1.Владимир Андреевич Берс (1853-1874).

2.Александр Андреевич Берс (1845-1918) был начальником города Батума, Орловским вице-губернатором, действительным статским советником. Первый раз он женился на грузинской княжне Матроне Дмитриевне Патти (урождённая Эристова). Второй его женой стала дочь коллежского асессора Анна Александровна Митрофанова. В 1878 году у них родился сынАндрей, который сделал военную карьеру. Жена Андрея,Энгельгардт Мария Константиновна (1880-?) несмотря на дворянское происхождение, служила сестрой милосердия в Красной Армии. Их сын Александр (1902-1937) прославился как историк,ураловед. По приговору НКВД был расстрелян в 1937 году. У Александра вбраке с Елизаветой Михайловной Никифоровой (1937-1981) в 1934 году родился единственный сын Андрей, который так же стал выдающимся учёным, доктором технических наук.

3.Пётр Андреевич Берс (1849-1910) известен как литератор, был исправником Звенигородского уезда Московской области. Женился в 1874 году на Постниковой Ольге Дмитриевне.

4.Вячеслав Андреевич Берс (1861-1907) был мостостроителем, инженером путей сообщений. Его супруга - Александра Александровна Крамер. Известно так же, что у них около 1893 года родилась дочь, которую в честь бабушки назвали Любой.

5. СтепанАндреевич Берс (1855-1910) служил судебным следователем. Являлся статским советником. Автор книги«Воспоминания о графе Толстом». В первом браке был женат на мещанке Марии Петровне Романовой, вторая жена - Варвара Евгеньевна. В 1889 году на свет появился сын Николай, а около 1892 года - дочь Татьяна.

У Любови иАндрея Берс было три дочери: старшая Елизавета, средняя Соня и младшая - Таня.

6. Татьяна Андреевна Берс (Кузминская) (1846-1921).

О судьбе Татьяны мы уже знаем, так как её супругом стал кузен Александр Михайлович Кузминский, о котором говорилось выше. Таня посвятила свою жизнь литературе, став писательницей и мемуаристкой, во многом, под влиянием Л.Н.Толстого. Она была прототипом Наташи Ростовой в известном романе «Война и мир».

7. Елизавета Андреевна Берс (1843-?).

Старшая дочь Елизавета тоже вышла за своего кузена. Её мужем был Александр Александрович Берс (1844- ?) - музыкант, полковник, участник военного похода в Турцию 1877-1878гг, воспоминания о котором стали материалом для его книги. В 1884 году у Берсов родилась дочь Елизавета (1884-1917), которая вышла замуж за Николая Александровича Мясоедова (1850-?). Из четырёх дочерей Мясоедовых удачно сложилась судьба только у Ольги (р.1915). Живя в эмиграции, во Франции, он вышла замуж за барона Икскюля. Известно, что ещё в 90-е пара проживала в Париже. Остальные дочери трагически погибли (Александра утонула в 1916г., Кира в 1919 г. умерла после операции, Мария погибла в 1937 году в Сталинских лагерях).

8. Софья Андреевна Берс (Толстая) (1844-1919).

Легче всего проследить судьбу потомков Софьи Завадовской получилось по линии её внучки Софьи Андреевны Берс, поскольку избранником Софьи стал писатель Лев Николаевич Толстой. По сей день, потомки Толстых поддерживают отношения, и организуют встречи в Ясной Поляне.

Ну, а началось все, когда дочери Берсов были ещё маленькими девочками. У них на даче в Покровском-Стрешеве часто гостил семейный друг, Лев Толстой. Он любил играть с девочками, помогал им осваивать грамоту. Потом была Кавказская война, во время которой Лев состоялся как офицер и получил популярность благодаря своим первым литературным трудам. Вернувшись на Родину, 34-летний граф был очарован повзрослевшими барышнями Берс. «Если бы я женился, то только в этой семье», писал он своей сестре Марии. Литературный дебют Софьи, состоявшийся в то время, стал судьбоносным как для неё, так и для Льва. В одном из героев её рассказа Толстой узнал себя. Так, открылись тайные грёзы Софьи, которые вызвали непреодолимое ответное чувство графа. Затем последовало мистическое объяснение, где по первым буквам, написанным на карточном столе, Софья прочитала признание Льва: « Ваша молодость и потребность счастья слишком живо напоминают мне мою старость и невозможность счастья», потом - письмо, с предложением руки и сердца, на которое было получено решительное «Да!». Ну, а за ним - поспешная свадьба.

И вот, городская 18-летняя барышня стала хозяйкой большого имения Ясная Поляна. Для Софьи началась совсем другая, взрослая жизнь, полная забот, тревог и нескончаемой любви к мужу и многочисленным детям. «Неимоверное счастье»- писал Лев Толстой в дневнике- «не может быть, чтобы это всё кончилось только жизнью…. Я люблю её ещё больше. Она прелесть». Одновременно Софья делилась со своим дневником: «Люблю его ужасно…. Ничего, кроме его интересов, для меня не существует». И действительно, вся жизнь Софьи Андреевны была посвящена мужу. Философские и религиозные искания, литературный труд, отказ от роскоши- всё Софья пропускала через себя, и, по возможности, старалась соответствовать любимому гению. Сложно даже перечислить все хлопоты, которые выпали на её долю. О них потомкам поведали дневники и мемуары Софьи Толстой. Непростым, но любимым занятием было переписывание рукописей Льва Николаевича. Например, роман«Война и мир» подвергался изменениям семь раз, и основной труд по переписке ложился на плечи жены писателя.

Перу самой Софьи принадлежат повести, детские рассказы, мемуарные очерки. Кроме того, её увлекала живопись, музыка и фотография. Творчество удивительным образом вплеталось в повседневную жизнь графини, полную многочисленных бытовых вопросов касательно поместья и растущей семьи. Как и мать, Софья родила 13 детей, из которых выжили только 8.

Об их судьбе информацию найти уже несложно.

История любви и жизни Льва Толстого и его жены Софьи Андреевны, прожившей с писателем 48 лет и родившей ему 13 детей.

23 сентября 1862 года Лев Николаевич Толстой женился на Софье Андреевне Берс. Ей на тот момент было 18 лет, графу - 34. Они прожили вместе 48 лет, до самой смерти Толстого, и брак этот нельзя назвать лёгким или безоблачно счастливым. Тем не менее Софья Андреевна родила графу 13 детей, опубликовала и прижизненное собрание его сочинений, и посмертное издание его писем. Толстой же в последнем послании, написанном супруге после ссоры и перед тем, как отправиться прочь из дома, в свой последний путь до станции Астапово, признавался, что любит её, несмотря ни на что - только вот жить с ней не может.


Репродукция картины художника Ильи Репина «Лев Николаевич Толстой и Софья Андреевна Толстая за столом».

Софью Андреевну и при жизни мужа, и после его смерти обвиняли в том, что она так и не поняла супруга, не разделила его идей, была слишком приземлённой и далёкой от философских воззрений графа. В этом обвинял её и он сам, это, по сути, и стало причиной многочисленных разногласий, омрачавших последние 20 лет их совместной жизни. И тем не менее нельзя упрекнуть Софью Андреевну в том, что она была плохой женой. Посвятив всю жизнь не только рождению и воспитанию многочисленных детей, но и заботам по дому, хозяйству, решению крестьянских и хозяйственных проблем, а также сохранению творческого наследия великого мужа, она забыла и о платьях, и о светской жизни.

До встречи со своей первой и единственной женой граф Толстой - потомок древнего дворянского рода, в котором перемешалась кровь сразу нескольких благородных семейств, - уже успел сделать и военную, и педагогическую карьеру, был известным писателем. С семьёй Берсов Толстой был знаком ещё до своей службы на Кавказе и путешествия по Европе в 50-х годах. Софья была второй из трёх дочерей врача Московской дворцовой конторы Андрея Берса и его супруги Любови Берс, в девичестве Иславиной. Жили Берсы в Москве, в квартире в Кремле, но нередко наведывались и в тульское имение Иславиных в селе Ивицы, неподалёку от Ясной Поляны. Любовь Александровна водила дружбу с сестрой Льва Николаевича Марией, её брат Константин - с самим графом. Софью и её сестёр он увидел впервые ещё детьми, они проводили вместе время и в Ясной Поляне, и в Москве, играли на фортепиано, пели и даже поставили однажды оперный театр.

Софья получила прекрасное домашнее образование - мать с детства прививала детям любовь к литературе, а позже и диплом домашней учительницы в Московском университете и писала небольшие рассказы. Кроме того, будущая графиня Толстая с юности увлекалась написанием рассказов и вела дневник, который позже будет признан одним из выдающихся образцов мемуарного жанра. Вернувшийся в Москву Толстой обнаружил уже не маленькую девочку, с которой когда-то ставил домашние спектакли, а очаровательную девушку. Семьи снова стали бывать друг у друга в гостях, и Берсы явно замечали интерес графа к одной из своих дочерей, однако долгое время считали, что свататься Толстой будет к старшей Елизавете.

Какое-то время он, как известно, и сам сомневался, однако после очередного дня, проведённого с Берсами в Ясной Поляне в августе 1862 года, принял окончательное решение. Софья покорила его своей непосредственностью, простотой и ясностью суждений. Они расстались на несколько дней, после чего граф сам приехал в Ивицы - на бал, который устраивали Берсы и на котором Софья танцевала так, что в сердце Толстого не осталось сомнений. Считается даже, что свои собственные чувства в тот момент писатель передал в «Войне и мире», в сцене, где князь Андрей наблюдает за Наташей Ростовой на её первом балу.

16 сентября Лев Николаевич попросил у Берсов руки их дочери, предварительно отправив Софье письмо, чтобы убедиться, что она согласна: «Скажите, как честный человек, хотите ли вы быть моей женой? Только ежели от всей души, смело вы можете сказать: да, а то лучше скажите: нет, ежели в вас есть тень сомнения в себе. Ради Бога, спросите себя хорошо. Мне страшно будет услышать: нет, но я его предвижу и найду в себе силы снести. Но ежели никогда мужем я не буду любимым так, как я люблю, это будет ужасно!». Софья немедленно ответила согласием.

Желая быть честным с будущей женой, Толстой дал ей прочитать свой дневник - так девушка узнала о бурном прошлом жениха, об азартных играх, о многочисленных романах и страстных увлечениях, в том числе о связи с крестьянской девушкой Аксиньей, которая ждала от него ребёнка. Софья Андреевна была шокирована, но, как могла, скрывала свои чувства, тем не менее память об этих откровениях она пронесёт через всю жизнь.
Свадьбу сыграли всего через неделю после помолвки - родители не могли сопротивляться напору графа, который хотел обвенчаться как можно скорее. Ему казалось, что после стольких лет он нашёл наконец ту, о которой мечтал ещё в детстве. Рано потерявший мать, он вырос, слушая рассказы о ней, и думал о том, что и его будущая жена должна быть верной, любящей, всецело разделяющей его взгляды спутницей, матерью и помощницей, простой и в то же время способной оценить красоту литературы и дар своего мужа. Именно такой виделась ему Софья Андреевна - 18-летняя девушка, отказавшаяся от городской жизни, светских приёмов и красивых нарядов ради жизни рядом с мужем в его загородном имении. Девушка взяла на себя заботу о хозяйстве, постепенно привыкая к сельской жизни, столь отличной от той, к которой она привыкла.

Первенца Серёжу Софья Андреевна родила в 1863 году. Толстой же тогда взялся за написание «Войны и мира». Несмотря на тяжёлую беременность, его жена не только продолжала заниматься домашними делами, но и помогала мужу в его работе - переписывала набело черновики.

Впервые свой характер Софья Андреевна проявила после рождения Серёжи. Не способная выкормить его сама, она потребовала у графа привести кормилицу, хотя тот был категорически против, говоря о том, что тогда без молока останутся дети этой женщины. В остальном же она полностью следовала правилам, установленным супругом, решала проблемы крестьян в окрестных деревнях, даже лечила их. Всех детей учила и воспитывала дома: всего Софья Андреевна родила Толстому 13 детей, пятеро из которых умерли в раннем возрасте.

Первые двадцать лет прошли почти безоблачно, однако обиды копились. В 1877 году Толстой закончил работу над «Анной Карениной» и чувствовал глубокую неудовлетворённость жизнью, что огорчало и даже обижало Софью Андреевну. Она, пожертвовавшая ради него всем, в ответ получала недовольство той жизнью, которую она так усердно для него обустраивала. Нравственные искания Толстого привели его к формированию заповедей, по которым теперь надлежало жить его семье. Граф призывал, в том числе, к самому простому существованию, отказу от мяса, алкоголя, курения. Он одевался в крестьянскую одежду, сам делал одежду и обувь для себя, жены и детей, хотел даже отказаться от всего имущества в пользу сельских жителей - Софье Андреевне стоило огромных трудов отговорить мужа от этого поступка. Её искренне обижало, что супруг, вдруг почувствовавший вину перед всем человечеством, не чувствовал вины перед ней и готов был отдать всё нажитое и оберегаемое ею на протяжении стольких лет. Он же ждал от жены, что она разделит не только материальную, но и духовную его жизнь, его философские воззрения. Впервые крупно поссорившись с Софьей Андреевной, Толстой ушёл из дома, а вернувшись, уже не доверял ей рукописи - теперь обязанность переписывать черновики легла на дочерей, к которым Толстая очень ревновала. Подкосила её и смерть последнего ребёнка, Вани, родившегося в 1888 году, - он не дожил и до семи лет. Это горе поначалу сблизило супругов, однако ненадолго - пропасть, разделившая их, взаимные обиды и непонимание, всё это подтолкнуло Софью Андреевну искать утешения на стороне. Она занялась музыкой, стала ездить в Москву брать уроки у преподавателя Александра Танеева. Её романтические чувства к музыканту не были секретом ни для самого Танеева, ни для Толстого, однако отношения так и остались дружескими. Но граф, ревновавший, злившийся, не мог простить эту «полуизмену».

Софья Толстая у окна дома начальника станции Астапово И. М. Озолина, где лежит умирающий Лев Толстой, 1910 год.

В последние годы взаимные подозрения и обиды переросли почти в маниакальную одержимость: Софья Андреевна перечитывала дневники Толстого, отыскивая что-то плохое, что он мог написать о ней. Он ругал жену за излишнюю подозрительность: последняя, роковая ссора произошла с 27 на 28 октября 1910 года. Толстой собрал вещи и ушёл из дома, оставив Софье Андреевне прощальное письмо: «Не думай, что я уехал, потому что не люблю тебя. Я люблю тебя и жалею от Всей души, но не могу поступить иначе, чем поступаю». По рассказам домашних, прочитав записку, Толстая бросилась топиться - её чудом удалось вытащить из пруда. Вскоре пришла информация, что граф, простудившись, умирает от воспаления лёгких на станции Астапово - дети и жена, которую он даже тогда не хотел видеть, приехали к больному в домик станционного смотрителя. Последняя встреча Льва Николаевича и Софьи Андреевны произошла перед самой смертью писателя, которого не стало 7 ноября 1910 года. Графиня пережила мужа на 9 лет, занималась изданием его дневников и до конца своих дней слушала упрёки в том, что была женой, не достойной гения.

Эти две истории удивительны по своей силе, но еще больше - по своей парадоксальности, что ли. Потому что может показаться: великий Лев Толстой вдруг предстает каким-то нравственным чудовищем. Но, задумавшись, понимаешь: есть люди, которых нельзя судить по нашим обыденным законам. Просто Толстой был "другой". С другим отношением к смерти даже самых близких людей.
И с другим пониманием любви.

"Полон дом докторов..."

В начале сентября 1906 года Софья Андреевна перенесла сложную и опасную операцию по удалению гнойной кисты. Операцию пришлось делать прямо в яснополянском доме, потому что перевозить больную в Тулу было уже поздно. Так решил вызванный телеграммой известный профессор Владимир Федорович Снегирев.

Он был опытным хирургом, но делать операцию жене Толстого, да еще и в неклинических условиях, - значит рисковать и брать на себя огромную ответственность! Поэтому Снегирев несколько раз буквально допрашивал Толстого: дает ли тот согласие на операцию? Реакция неприятно поразила врача: Толстой "умыл руки"...

В воспоминаниях Снегирева, опубликованных в 1909 году, чувствуется едва сдерживаемое раздражение на главу семьи и писателя, перед гением которого профессор преклонялся. Но профессиональный долг заставлял его снова и снова загонять Толстого в угол прямым вопросом: согласен ли он на рискованную операцию, в результате которой жена, возможно, умрет, но без которой умрет без сомнения? И умрет в ужасных мучениях...

Профессиональный долг хирурга заставлял его снова и снова загонять Толстого в угол прямым вопросом: согласен ли он на рискованную операцию, в результате которой жена, возможно, умрет, но без которой умрет без сомнения?

Сначала Толстой был против. Он почему-то уверил себя в том, что Софья Андреевна непременно умрет. И, по словам дочери Саши, "плакал не от горя, а от радости...", восхищенный тем, как жена вела себя в ожидании смерти.

"С громадным терпением и кротостью мама переносила болезнь. Чем сильнее были физические страдания, тем она делалась мягче и светлее, - вспоминала Саша. - Она не жаловалась, не роптала на судьбу, ничего не требовала и только всех благодарила, всем говорила что-нибудь ласковое. Почувствовав приближение смерти, она смирилась, и все мирское, суетное отлетело от нее".

Вот это духовно прекрасное состояние жены и хотели нарушить, по убеждению Толстого, приехавшие врачи, которых, в конце концов, собралось восемь человек.

"Полон дом докторов, - с неприязнью пишет он в дневнике. - Это тяжело: вместо преданности воле Бога и настроения религиозно-торжественного - мелочное, непокорное, эгоистическое".

При этом он чувствует к жене "особенную жалость", потому что она "трогательно разумна, правдива и добра". И пытается объяснить Снегиреву: "Я против вмешательства, которое, по моему мнению, нарушает величие и торжественность великого акта смерти". А тот справедливо негодует, отчетливо осознавая: в случае неблагоприятного исхода операции вся тяжесть ответственности ляжет на него. "Зарезал" жену Толстого против воли ее мужа...

А жена в это время невыносимо страдает от начавшегося абсцесса. Ей постоянно впрыскивают морфий. Она зовет священника, но когда тот приходит, Софья Андреевна уже без сознания. По свидетельству личного врача Толстых Душана Маковицкого, начинается смертная тоска...

"Я устраняюсь..."

Что же Толстой? Он ни "за", ни "против". Он говорит Снегиреву: "Я устраняюсь... Вот соберутся дети, приедет старший сын, Сергей Львович... И они решат, как поступить... Но, кроме того, надо, конечно, спросить Софью Андреевну".

Между тем в доме становится людно. "Съехалась почти вся семья, - вспоминала Саша, ставшая хозяйкой на время болезни матери, - и, как всегда бывает, когда соберется много молодых, сильных и праздных людей, несмотря на беспокойство и огорчение, они сразу наполнили дом шумом, суетой и оживлением, без конца разговаривали, пили, ели. Профессор Снегирев, тучный, добродушный и громогласный человек, требовал много к себе внимания... Надо было уложить всех приехавших спать, всех накормить, распорядиться, чтобы зарезали кур, индеек, послать в Тулу за лекарством, за вином и рыбой (за стол садилось больше двадцати человек), разослать кучеров за приезжающими на станцию, в город..."

Перед уходом из дома Толстой сказал: "Если будет удачная операция, позвоните мне в колокол два раза, а если нет, то... Нет, лучше не звоните совсем, я сам приду..."

Возле постели больной - посменное дежурство, и Толстому там делать нечего. Но время от времени он приходит к жене. "В 10. 30 вошел Л. Н., - пишет Маковицкий, - постоял в дверях, потом столкнулся с доктором С.М. Полиловым, поговорил с ним, как бы не осмеливаясь вторгнуться в царство врачей, в комнату больной. Потом вошел тихими шагами и сел на табуретку подальше от кровати, между дверью и постелью. Софья Андреевна спросила: "Кто это?" Л. Н. ответил: "А ты думала кто?" - и подошел к ней. Софья Андреевна: "А ты еще не спишь! Который час?" Пожаловалась и попросила воды. Л.Н. ей подал, поцеловал, сказал: "Спи" и тихо вышел. Потом в полночь еще раз пришел на цыпочках".

"Во время самой операции он ушел в Чепыж и там ходил один и молился", - вспоминал сын Илья.

Перед уходом сказал: "Если будет удачная операция, позвоните мне в колокол два раза, а если нет, то... Нет, лучше не звоните совсем, я сам приду..."

Операция шла успешно. Впрочем, гнилым оказался кетгут, которым зашивали рану. Профессор во время операции самыми бранными словами ругал поставщика: "Ах ты немецкая морда! Сукин сын! Немец проклятый..."

Опухоль, размером с детскую голову, показали Толстому. "Он был бледен и сумрачен, хотя казался спокойным, как бы равнодушным, - вспоминал Снегирев. - И, взглянув на кисту, ровным, спокойным голосом спросил меня: "Кончено? Вот это вы удалили?"

А увидев жену, отошедшую от наркоза, пришел в ужас и вышел из ее комнаты возмущенным:

"Человеку умереть спокойно не дадут! Лежит женщина с разрезанным животом, привязана к кровати, без подушки... стонет больше, чем до операции. Это пытка какая-то!"

Он чувствовал себя как будто кем-то обманутым.

"Ужасно грустно, - пишет Толстой в дневнике. - Жалко ее. Великие страдания и едва ли не напрасные".

Со Снегиревым они расстались сухо.

"Он был мало разговорчив, - вспоминал профессор свое прощание с Толстым в его кабинете, - сидел все время нахмурившись и, когда я стал с ним прощаться, даже не привстал, а, полуповернувшись, протянул мне руку, едва пробормотав какую-то любезность. Вся эта беседа и обращение его произвели на меня грустное впечатление. Казалось, он был чем-то недоволен, но ни в своих поступках и поведении или моих ассистентов, ни в состоянии больной причины этого недовольства я отыскать не мог...".

Как объяснить реакцию мужа, зная, что хирург Снегирев подарил его жене тринадцать лет жизни?

Толстой, разумеется, не желал смерти жены. Предположить такое не только чудовищно, но и неверно - фактически. И дневник Толстого, и воспоминания дочери Саши говорят о том, что он радовался выздоровлению Софьи Андреевны.

Во-первых, он действительно любил и ценил ее и был привязан к ней сорокалетней совместной жизнью. Во-вторых, выздоровление Софьи Андреевны означало, что яснополянский быт возвращался в привычное русло, а для Толстого с его рациональным образом жизни, да еще ввиду его возраста, это было насущно необходимо. И хотя, по словам Саши, "иногда отец с умилением вспоминал, как прекрасно мама переносила страдания, как она была ласкова, добра со всеми", это нисколько не означало, что он не радовался ее спасению.

Дело, мне кажется, было в другом. Толстой чувствовал себя духовно уязвленным. Он настроился на то, чтобы встретить смерть жены как "раскрывание" ее внутреннего существа, а вместо этого получил от Снегирева огромную гнойную кисту. Толстой при этом казался спокойным, но на самом деле испытал сильнейшее духовное потрясение. Потому что вот эта гадость была истинной причиной страданий жены.

Временная победа материального над духовным

Он чувствовал себя проигравшим, а Снегирева - победителем. Скорее всего, Снегирев понял это, судя по тональности его воспоминаний. И поэтому Толстой не мог без фальши выразить горячую благодарность врачу за спасение жены; это в глазах Толстого было лишь временной победой материального над духовным. Она не имела для него настоящей цены и была всего лишь признаком животной природы человека, от которой сам Толстой, приближаясь к смерти, испытывал все большее и большее отторжение. Он понимал, что ему самому придется с этим расставаться, оно будет сложено в гроб, а что останется после? Вот что волновало его! Вот о чем он непрерывно думал!

Суеверная Софья Андреевна всерьез считала, что это она, "ожив после опасной операции", "отняла жизнь у Маши"

И надо же так случиться, что спустя всего два месяца после удачной операции Софьи Андреевны скоропостижно скончалась от воспаления легких самая любимая его дочь Маша. Ее смерть была такой внезапной и стремительной при абсолютной беспомощности врачей, что невольно закрадывается мысль: не подарила ли Маша отцу эту смерть? Во всяком случае суеверная Софья Андреевна всерьез считала, что это она, "ожив после опасной операции", "отняла жизнь у Маши" (из письма Лидии Веселитской).

"Не испытываю ни ужаса, ни страха..."

Маша сгорела за несколько дней. "Она не могла говорить, только слабо по-детски стонала, - вспоминала Саша. - На худых щеках горел румянец, от слабости она не могла перевернуться, должно быть, все тело у нее болело. Когда ставили компрессы, поднимали ее повыше или поворачивали с боку на бок, лицо ее мучительно морщилось, и стоны делались сильнее. Один раз я как-то неловко взялась и сделала ей больно, она вскрикнула и с упреком посмотрела на меня. И долго спустя, вспоминая ее крик, я не могла простить себе неловкого движения..."

Атмосфера этого события сильно отличалась от того, что происходило в Ясной Поляне два месяца назад. Врачей было мало... Никто из родных не шумел, не суетился... Толстого ни о чем не спрашивали... Илья Львович пишет в воспоминаниях, что "ее смерть никого особенно не поразила".

В дневнике Татьяны Львовны короткая запись: "Умерла сестра Маша от воспаления легких". В этой смерти не увидели чего-то ужасного. А ведь умерла молодая тридцатипятилетняя женщина, поздно вышедшая замуж и не успевшая вкусить настоящего семейного счастья...

Описание смерти дочери в дневнике Толстого словно является продолжением описания смерти жены, которая по причине вмешательства врачей не состоялась. "Сейчас, час ночи, скончалась Маша. Странное дело. Я не испытываю ни ужаса, ни страха, ни сознания совершающегося чего-то исключительного, ни даже жалости, горя... Да, это событие в области телесной и потому безразличное. Смотрел я все время на нее, как она умирала: удивительно спокойно. Для меня - она была раскрывающимся перед моим раскрыванием существо. Я следил за его раскрыванием, и оно радостно было мне...".

По свидетельству Маковицкого, за десять минут до смерти Толстой поцеловал своей дочери руку.

Прощание

Через четыре года, умирая на станции Астапово, Лев Толстой звал не живую жену, но ушедшую дочь. Сергей Львович, сидевший у постели отца накануне смерти, пишет: "В это время я невольно подслушал, как отец сознавал, что умирает. Он лежал с закрытыми глазами и изредка выговаривал отдельные слова из занимавших его мыслей, что он нередко делал, будучи здоров, когда думал о чем-нибудь, его волнующем. Он говорил: "Плохо дело, плохо твое дело..." И затем: "Прекрасно, прекрасно". Потом вдруг открыл глаза и, глядя вверх, громко сказал: "Маша! Маша!" У меня дрожь пробежала по спине. Я понял, что он вспомнил смерть моей сестры Маши".

Он шел по тающему мокрому снегу частой старческой походкой, как всегда резко выворачивая носки ног, и ни разу не оглянулся...

Но тело дочери Толстой проводил только до конца деревни. "...Он остановил нас, простился с покойницей и пошел по пришпекту домой, - вспоминал Илья Львович. - Я посмотрел ему вслед: он шел по тающему мокрому снегу частой старческой походкой, как всегда резко выворачивая носки ног, и ни разу не оглянулся..."

(урожденная Бахметева, в первом бра-ке — Миллер)

Графиня, жена поэта, прозаика и драматурга . Дружба и встречи с Толстой — одна из самых светлых страниц в последние годы жизни До-стоевского. Толстая была незаурядной женщи-ной. Она окончила одно из закрытых женских учебных заведений, знала 14 языков, была в дружеских отношениях со многими выдающи-мися людьми своего времени: , и др., кото-рые бывали в ее литературном салоне, велико-лепно знала мировую историю и литературу, прекрасно разбиралась в искусстве, обладала не-заурядными музыкальными способностями. Из-вестный французский писатель и историк лите-ратуры писал в 1895 г. о работе над изучением и переводами русских писателей: «Если я и смог схватить какие-то черты; состав-ляющие сущность их гения, если их книги ста-ли понятны мне после усердного изучения их авторов, я обязан этим человеку редких досто-инств: умершей несколько месяцев назад гра-фине Толстой, вдове тончайшего поэта Алексея Константиновича. Она совмещала в себе все ка-чества, которые мы привыкли находить у рус-ской интеллигенции. Я не представляю себе, как иностранец, западный человек, смог бы разо-браться в запутанных душах и мыслях Достоев-ского или Аксакова, если бы эти туманные ге-нии не засияли ярким светом, будучи пропуще-ны для него через алмазную призму ума этой необыкновенной и разносторонней женщины. Именно она внушила мне мысль познакомить французскую публику с произведениями столь далекими и столь необычными, и она помогла мне побороть страх перед моим начинанием».
Петербургский салон Толстой, по свидетель-ству современников, выгодно отличался от дру-гих светских салонов: в атмосфере подлинного искусства здесь царили непринужденность и благородство тона, присущие самой хозяйке.
Достоевский относился к Толстой с большим уважением и между ними всегда были друже-ские отношения. В архиве писателя сохранилась записка к нему Толстой, относящаяся скорее всего к 1878 г. (познакомились они во второй половине 1870-х гг.): «Федор Михайлович, по-жалуйста, пожалуйста, приходите к нам хоть на минуту — или сегодня в 10 часов вечера я буду дома, или завтра утром — очень мне хочется вас видеть. Жалею очень, что не видела жену ва-шу — надеюсь, в другой раз познакомимся. До свидания, не правда ли? С. Толстая ».
Именно Толстая послала Достоевскому кол-лективную телеграмму от почитателей его талан-та в связи с триумфом его Пушкинской речи. В ответ Достоевский направил Толстой письмо 13 июня 1880 г., которое свидетельству-ет о том, что он неизменно относился к ней с боль-шим уважением и теплотой. Письмо заканчивалось слова-ми: «Примите, глубокоуважаемая графиня, мой глубоко сердечный привет. Слишком, слишком ценю Ваше расположение ко мне и потому Ваш весь навсегда».
вспоминает: «Но всего чаще в годы 1879-1880 Федор Михай-лович посещал вдову покойного поэта гр. Алек-сея Толстого, графиню Софию Андреевну Тол-стую. Это была женщина громадного ума, очень образованная и начитанная. Беседы с ней были чрезвычайно приятны для Федора Михайлови-ча, который всегда удивлялся способности гра-фини проникать и отзываться на многие тонко-сти философской мысли, так редко доступной кому-либо из женщин. Но, кроме выдающегося ума, гр. С.А. Толстая обладала нежным, чутким сердцем, и я всю жизнь с глубокою благодарно-стью вспоминаю, как она сумела однажды пора-довать моего мужа». И далее А.Г. Достоевская рассказы-вает о том, как Толстая выполнила заветное желание Достоевского — иметь хорошую репро-дукцию его любимого произведения — «Сикс-тинской мадонны» Рафаэля. Подарок Толстой был бесконечно дорог Достоевскому, он «был тронут до глубины души ее сердечным внимани-ем, — пишет А.Г. Достоевская — и в тот же день поехал благодарить ее. Сколько раз в последний год жизни Федора Михайловича я заставала его стоящим перед этою великою картиною в таком глубоком умилении, что он не слышал, как я вошла, и, чтоб не нарушать его молитвенного настроения, я тихонько уходила из кабинета. Понятна моя сердечная признательность графи-не Толстой за то, что она своим подарком дала возможность моему мужу вынести пред ликом Мадонны несколько восторженных и глубоко прочувствованных впечатлений!».
Более подробное описание салона Толстой ос-тавила , очевид-но, посещавшая его после смерти своего отца или узнавшая об этом от своей матери: «Из литера-турных салонов Петербурга, посещавшихся До-стоевским в последние годы жизни, самым зна-чительным был салон графини Толстой, вдовы писателя Алексея Толстого <...>. Графиня при-надлежала к числу тех женщин-вдохновительниц, которые, не будучи сами творческими на-турами, умеют, однако, внушать писателям пре-красные замыслы. Алексей Толстой очень высо-ко ценил ум своей жены и ничего не публиковал без ее совета. Став вдовой, графиня обосновалась в Петербурге <...>. Поселившись в Петербурге, графиня Толстая стала принимать в своем доме всех прежних друзей мужа, поэтов и писателей, и попыталась завязать новые литературные зна-комства. Встретив моего отца, она поспешила пригласить его к себе и была с ним очень любез-на. Отец обедал у нее, бывал на ее вечерах, со-гласился прочесть в ее салоне несколько глав из "Братьев Карамазовых" до их публикации. Вско-ре у него вошло в привычку заходить к графине Толстой во время своих прогулок, чтобы обме-няться новостями дня. Хоть моя мать и была несколько ревнива, она не возражала против частых посещений Достоевским графини, в то время уже вышедшей из возраста соблазнитель-ницы. Всегда одетая в черное, с вдовьей вуалью на седых волосах, совсем просто причесанная, графиня пыталась пленять лишь своим умом и любезным обхождением. Она очень редко выхо-дила и к четырем часам всегда была уже дома, готовая предложить Достоевскому обычную чашку чая. Графиня была очень образованна, много читала на всех европейских языках и час-то обращала внимание моего отца на какую-ни-будь интересную статью, напечатанную в Евро-пе. Достоевский тратил много времени на созда-ние своих романов и, естественно, не мог так много читать, как бы этого хотел. У графа Алек-сея Толстого было плохое здоровье, и больше половины жизни он провел за границей. Он при-обрел там многочисленных друзей, с которыми графиня поддерживала постоянную переписку. Они, в свою очередь, посылали к ней своих дру-зей, приезжавших в Петербург, и те становились усердными посетителями ее салона. Благодаря беседам с ними Достоевский соприкасался с Ев-ропой, которую всегда считал своим вторым оте-чеством. Вежливый и любезный тон, царивший в салоне графини, приятно отличал его от три-виальности других литературных салонов. Не-которые его старые друзья из круга Петрашевского разбогатели и охотно приглашали теперь к себе знаменитого писателя. Отец принимал эти приглашения; но назойливая роскошь недавно приобретенного богатства не нравилась ему, он предпочитал комфорт и сдержанную элегант-ность салона графини Толстой.
Благодаря отцу салон этот вскоре вошел в моду и привлекал многих посетителей. "Когда графиня Софья приглашала нас на свои вечера, мы приходили, если у нас не было более инте-ресных приглашений; когда же она писала: «Од-ной из нас Достоевский обещал прийти», тогда забывались все другие вечера, и мы прилагали все усилия, чтобы явиться к ней", — рассказы-вала мне недавно одна старая дама из велико-светского петербургского общества, бежавшая в Швейцарию. Почитатели Достоевского, принад-лежавшие к высшим кругам петербургского об-щества, просили Толстую познакомить их с от-цом. Она всегда соглашалась, но это не всегда было легко. Достоевский не был светским чело-веком и совсем не старался казаться любезным людям, которые ему не нравились. Встречаясь с доброжелательными людьми, чистыми и бла-городными душами, он бывал настолько мил с ними, что они никогда не могли его забыть и даже через двадцать лет после его смерти повто-ряли слова, сказанные им Достоевским. Если же перед отцом оказывался один из снобов, которым были полны петербургские салоны, он упорно молчал. Напрасно старалась тогда графиня Тол-стая прервать его молчание, искусно задавая ему вопросы; отец отвечал рассеянно "да", "нет" и продолжал рассматривать сноба как удивитель-ное и вредное насекомое. Подобной нетерпимос-тью отец нажил себе множество врагов, что его обычно мало беспокоило. Это высокомерие Дос-тоевского находилось в поразительном противо-речии с той изысканной вежливостью, восхити-тельной любезностью, с которой отец отвечал на письма своих почитателей из провинции. Досто-евский знал, что все его мысли, его советы при-нимались с благоговением сельскими врачами, учительницами народных школ и священника-ми из маленьких приходов, тогда как петербург-ских фатов он интересовал лишь потому, что был в моде».
Судя по воспоминаниям жены управляюще-го имением А.К. Толстого Пустынька , хотя и не совсем достоверным, Достоевский был во второй половине 1870-х гг. у Толс-той в этом имении Пустынька под Петербургом. В записях Достоевского за 1880 г. есть запись: «Заехать перед отъездом к гр. Толстой».

Новое на сайте

>

Самое популярное