Архитектор Н.А. Львов (1751-1803 гг.)
к 250-летию со дня рождения
"... Для русского человека
русские только годятся
правила и... совсем
подражательным - везде исполин и везде подлинник "
В основу статьи положен этюд из очерка
А.Островского "Архитекторы Петербурга"
Писать о Николае Александровиче Львове
увлекательно и трудно. То и другое потому,
что был он личностью крупной,
необыкновенной, даже если хотите,
загадочной, многогранной, и каждая грань
его таланта заслуживает отдельного,
достойного внимания рассказа. Это был
человек из породы Леонардо, Ломоносова -
людей, не так уж часто посещающих Землю,
людей, которым интересно жить в этом мире,
для которых увлеченность, страсть к
познанию - высшая страсть в жизни. Он был из
тех, кто смотрел на природу не восхищенными
глазами наблюдателя, а преображал ее,
заботясь прежде всего о пользе отечества.
Такие люди неизбежно находились впереди
своего времени или, по крайней мере, на
самом переднем его рубеже.
Любопытно, что старая энциклопедия
Брокгауза и Ефрона видит Львова лишь как
литератора и поэта XVIII века, оставляя без
внимания или упоминая вскользь другие
стороны его деятельности. Большая
советская энциклопедия пишет о Львове
прежде всего как о выдающемся архитекторе.
Другие, специальные энциклопедии и
справочники могли бы сделать упор на ином -
и тоже было бы справедливо.
По самым скромным подсчетам, Львов
спроектировал и за очень небольшим
исключением построил более тридцати зданий
разного назначения. Все дошедшие до нас
постройки ценятся как замечательные
архитектурные памятники классицизма.
Он перевел "Четыре книги по архитектуре"
Палладио и опубликовал первую часть, чего
не успел сделать Петр Еропкин за
полстолетия до него. Львов писал стихи,
басни; поэма его в духе русских былин "Добрыня,
богатырская песня" увидела свет уже после
смерти писателя. Он сотрудничал в журнале "Собеседник
любителей российского слова". Увлекаясь
фольклором, собирал народные песни и
опубликовал "Собрание народных русских
песен с их голосами" в музыкальной
обработке Прача, выдержавшее несколько
изданий. "Собранию" был предпослан
трактат "О русском народном пении". Он
написал либретто трех комических опер; одна
из них, "Ямщики на подставе" композитора Е.
И. Фомина, вскоре после постановки была
снята за резкую критику нравов того времени.
Занимаясь историей, он обнародовал
летопись XVI века, известную сейчас как "Львовская
летопись". Он был великолепным чертежником
и рисовальщиком - право говорить об этом
дают его архитектурные проекты и рисунки.
Он был отменным гравером, нередко
гравировал свои же рисунки и увлекался
новой тогда техникой этого искусства -
лависом, пробовал соединять офорт,
акватинту и лавис с иглой.
Львов усовершенствовал доступный способ
постройки зданий из земли, дешевого и
огнестойкого материала, что было важно для
вечно страдавших от пожаров деревень и сел
в безлесных районах, а также открыл школу у
себя в имении, научив за шесть лет более
восьмисот присланных из разных губерний
крестьян строить такие дома. Он занялся
поиском на Валдайской возвышенности
каменного - или, как тогда говорили,
земляного угля, желая сократить порубки
драгоценного леса и освободить страну от
привозного, из Англии, топлива, и обнаружил
месторождение в Боровичах, осваивать
которое начали лишь в советское время. С той
же целью он разведывал залежи торфа под
Москвой. Опубликовал труд "О пользе и
употреблении русского земляного угля" и в
нем впервые указал на возможность
получения из боровичского угля кокса. Он
научился добывать из этого угля серу, также
целиком ввозимую тогда из-за границы, и
особую смолу для корабельных снастей и
покрытия днищ судов. Он изобрел новый
строительный материал - "каменный картон".
"Из сей материи, писал Львов, - можно делать
не только всякие разные украшения и
барельефы, столько же вечные, как и бронза,
но даже и круглые статуи". Мог картон
употребляться и на обшивку кораблей. Для
его производства он сконструировал
специальный механизм, соединявшийся с
паровой машиной. Между прочим, машина
Львова дала толчок для механизации
бумажного производства, бывшего до того
времени полностью ручным. Львов занимался
усовершенствованием вентиляционно-отопительной
техники в жилищах и опубликовал книгу в
двух частях "Русская пиростатика, или
употребление испытанных уже воздушных
печей и каминов...". Он обследовал на
Кавказе минеральные источники и
проектировал водные лечебницы, которые
могли бы конкурировать с иностранными.
Я позволил себе привести этот длинный
деловой перечень, преследуя исключительно
одну цель- показать, чем занимался, кроме
архитектуры, и чего достиг Львов. Можно
смело поручиться: немногим за пятьдесят два
года жизни удавалось сделать столько,
сколько сделал он. Но самое, пожалуй,
поразительное, что Львов нигде
основательно не учился; мало того, до
восемнадцати лет он вообще был захолустным
дворянским недорослем, который, по словам
знавшего его лично биографа, "лепетал
несколько слов по-французски, а по-русски
писать почти не умел". Первые же кирпичи
под будущую церковь Иосифа по проекту
Львова заложат в Могилеве, когда
архитектору исполнится двадцать девять...
Стало быть, всего десять лет понадобилось
Львову, чтобы, начав с азов, собственными
усилиями достигнуть уровня
высококультурноro, эрудированного человека,
стать архитектором! Неужели это возможно?
Для многих это так и осталось загадкой. До
сих пор искусствоведы не верят, что Львов не
учился у кого-либо из известных
архитекторов того времени. Но подтвердить
свои сомнения документально не могут.
1780 год - год, когда началось строительство
церкви в Могилеве, - откроет список всех
дальнейших работ Львова. И список этот
будет заполняться с невероятной быстротой
до последних дней жизни. А жить ему
оставалось всего двадцать три года...
Собственно, личность его по настоящему
начала формироваться в Петербурге, куда он
приехал восемнадцатилетним юношей из
глухой провинции - под Торжком у родителей
было небольшое имение, село Черенчицы; там
Львов родился в 1751 году, там провел детство,
довольно рано потеряв отца. По тогдашним
традициям многих дворянских семей его с
младенчества записали в гвардию. Местом
службы определялась бомбардирская рота
лейб-гвардии Измайловского полка в
Петербурге.
В столице он поселился на 11-й линии
Васильевского острова, у братьев
Соймоновых, близких своих родственников.
Это была культурнейшая семья, известная в
Петербурге своей патриотической
настроенностью. Отец - Федор Иванович
Соймонов - первый русский гидрограф,
картограф, составитель карты Каспийского
моря, - в последний год правления Анны
Иоанновны был осужден по делу Волынского за
выступление против Бирона и вместе с
архитектором Петром Еропкиным приговорен к
четвертованию. Правда, он избежал смерти,
был бит кнутом на площади и сослан в Сибирь.
Один из его сыновей - Михаил Федорович,
президент Берг-коллегии горного ведомства,
- был учредителем Горного института и
первым его директором. Другой - Юрий
Федорович - занимался строительством и
гражданской архитектурой.
Братья Соймоновы, по-родственному
опекавшие молодого провинциала, возможно, и
определили круг его интересов: вряд ли
случайно Львов займется потом именно
архитектурой, строительством и горным
делом.
Но пока он прилежно служил в Измайловском
полку. В то время здесь открылась школа.
Учеба в школе была поставлена довольно
серьезно, - там преподавали грамматику,
географию, французский и немецкий языки,
математику, фортификацию. Школа ввела
Львова в мир знаний. Словно обеспокоенный
попусту проведенными в провинции годами, он
с жадностью брал все, что смогла дать ему
школа, и, сверх того, упорно учился сам.
И все же не фортификация и не баллистика
занимали его. Неудержимо влекло искусство.
"Не было искусства, к которому он был бы
равнодушен, - писал о Львове современник, - не
было таланта, к которому он не проложил
тропинки; все его занимало, все возбуждало
его ум и разгорячало сердце". Уже в
полковой школе вокруг Львова образовался
небольшой кружок любителей словесности. В
нем молодые люди читали и обсуждали книги,
публикации в журналах, переводили
латинских авторов, пробовали сами писать
стихи и издавали рукописный журнал "Труды
четырех разумных общников". В полку Львов
подружился и с Василием Васильевичем
Капнистом, будущим поэтом и драматургом,
ставшим впоследствии и близким его
родственником.
Однажды, прочитав в журнале "Оду на взятие
турецкой крепости Журжи", Львов захотел
познакомиться с автором. Это оказалось
делом не таким трудным, потому что автор оды
и будущий баснописец Иван Иванович
Хемницер работал маркшейдером в Берг-коллегии
у М. Ф. Соймонова. Застенчивый, простодушный
и рассеянный молодой человек, сын полкового
лекаря, приехавшего в петровские времена из
Саксонии, Хемницер пришелся по душе Львову.
Особенно они сдружились во время
длительной поездки по Германии, Голландии и
Франции, куда их обоих взял с собой М. Ф.
Соймонов.
Человек подвижной, обаятельный,по словам
современника, "устойчивый в преодолении
всякого рода затруднений", Львов находил
людей, близких ему по духу и стремлениям,
быстро сходился с ними, и многие остались
ему верны до самой смерти. Он знаком с
Фонвизиным и Кваренги, известнейший
художник Левицкий для него - свой человек.
Благодаря Левицкому мы великолепно
представляем, как выглядели не только сам
Львов, но и его жена Мария Алексеевна (до
замужества Дьякова), - портрет Дьяковой,
шедевр портретной живописи XVIII века,
хранится в Третьяковской галерее. Львов "открыл"
другого замечательного художника того
времени - Боровиковского, который
расписывал ему храм Иосифа в городе
Могилеве.
В конце 1770-х годов произошло знакомство
Львова с работавшим в Сенате Гавриилом
Романовичем Державиным, в то время
начинающим поэтом. Они встретились в здании
этого высшего правительственного
учреждения среди битых кирпичей и
наваленной повсюду штукатурки- Сенат
перестраивался и ремонтировался. Державин
вел надзор за работами, а Львов придумывал
аллегорические барельефы, которые должен
был сделать скульптор Рашетт для украшения
зала общих собраний. Знакомство Львова с
Державиным, очень скоро перешедшее в дружбу
и даже в родственные отношения, существенно
повлияло на жизнь обоих. А после кончины
Львова и его жены Державин воспитывал
пятерых их детей.
Все эти люди были разного положения и
разного возраста, почти все старше Львова, -
Левицкий на шестнадцать лет, Державин на
восемь, - но это не являлось помехой в
отношениях: их объединяла страстная любовь
к прекрасному, к творчеству...
В хлебосольном доме Державина часто
собирался кружок, в котором, как писал под
конец жизни сам Державин, "поселились
Словесность, Поэзия, Живопись, Архитектура,
лепные работы и Музыка". Сюда приходил
подвижной, решительный Капнист; садился
укромно в уголочке молчаливый Хемницер; из
комнат слышался смех - это балагурил,
блистая остроумием, сенатский секретарь А.
С. Хвостов, больше любитель поэзии, нежели
поэт. Он развлекал молодежь - художника А. Н.
Оленина, впоследствии президента Академии
художеств, композитора Н. П. Яхонтова и его
сестру, искусно лепившую фигуры из воска.
Державин в свободном домашнем сюртуке
принимал гостей...
И ни одно собрание не обходилось без Львова.
Высокий красавец с тонкими чертами лица, он
был и любимцем, и душой кружка, и его
теоретиком. Он умел со всеми ладить, шутил,
забавлял веселыми историями.
Безукоризненный природный вкус и
поэтическое чутье, с удивительной силой
развившееся во Львове, давали ему право на
замечания и советы. Его мнение ценили, к
нему прислушивались. В рукописях Державина
сохранилось множество пометок и поправок,
сделанных рукой Львова. Ему прежде всего
показал Державин свою знаменитую оду "Фелица".
Хемницер не печатал ни одной своей басни
без одобрения Львова... Сам же он, возможно,
не чувствовал достаточных сил для развития
своего поэтического дарования, а может быть,
относился к публикациям с той долей
легкомыслия, которая присуща многим
талантливым и лишенным честолюбия людям:
одни стихи печатал под своим именем, другие
- анонимно или вообще кидал в ящик стола;
гораздо позднее исследователи обнаружили в
сборнике басен Хемницера несколько
принадлежащих Львову.
На редкость верной, трогательной и щедрой
была дружба четырех людей, оставивших о
себе память в истории русской литературы.
Державин сам признавал в своих записках,
что этот домашний кружок заставил его
заново оценить свое творчество. И именно
после встреч и споров с Львовым, Капнистом,
Хемницером появился другой, настоящий поэт
Державин, каким знаем его мы.
Львов постоянно хлопотал у своих
покровителей то за Державина, то за
Капниста, то за Хемницера.
Ни военная служба, ни сердечные дела не
мешали Львову учиться. Его острый, цепкий ум
позволял схватывать и усваивать знания во
много раз скорее, чем это могли другие. "Казалось,
что время за ним не поспевало: так быстро
побеждал он грубую природу и преодолевал
труды, на пути к приобретению сих знаний
необходимые", - писал о нем современник.
Львов учился везде, где только мог: и в
державинском кружке, и общаясь с
художниками, но больше всего знаний он
черпал из книг - читал много, постоянно, с
карандашом в руках, даже в дороге, что в те
времена было делом непростым...
В немалой степени обогащали и заграничные
поездки, особенно первая, с Соймоновым и
Хемницером. Тогда у молодых людей не было
никаких обязанностей. Они ходили по театрам,
музеям, осматривали достопримечательности
городов, сооружения великих зодчих... По
словам биографа, Львов "все видел, замечал,
записывал, рисовал". У будущего
архитектора выработались четкие
эстетические позиции, быть может и отличные
от общепринятых тогда, но свои. Он
восторгался Рафаэлем, Тицианом, Веласкесом,
обошел молчанием Рембрандта и не принимал
Рубенса.
Его кумиром был Руссо, он разделял
эстетические взгляды Дидро. Вообще же Львов
резко отрицательно относился к отмирающему
барокко, что характеризует его передовые по
тем временам воззрения. Не случайно он
взялся переводить Палладио, поборника
простоты и строгости линий в архитектуре. В
предисловии к переводу он писал: "В моем
отечестве да будет вкус Палладиев,
французские кудри и английская тонкость и
без нас довольно имеют подражателей". В
своих архитектурных проектах он строго
следовал этим принципам.
После поездки по Европе с Соймоновым в полк
Львов больше не вернулся, а начал служить в
Коллегии иностранных дел. Его начальником и
покровителем стал П. В. Бакунин, а потом и
другой вельможа - граф Александр Андреевич
Безбородко, личный секретарь Екатерины II и
фактический министр иностранных дел, в
конце жизни - канцлер.
Видный дипломат, человек умный и способный,
Безбородко ценил искусство (у него была
богатейшая в России коллекция картин и
художественных изделий) и
покровительствовал художникам, писателям,
музыкантам... Когда же из Коллегии
иностранных дел выделилось почтовое
ведомство, Безбородко назначили генерал-почт-директором.
В новое ведомство он сразу взял с собой
Львова - для особых поручений.
В те века талантливые люди, даже дворяне,
вынуждены были искать себе покровителей
среди фаворитов, титулованных вельмож,
чтобы выдвинуться и проявить себя. С другой
стороны, и вельможи не прочь были окружить
себя талантами, с помощью которых они могли
бы показать собственную просвещенность и
блеснуть при дворе. Поэтому нет ничего
удивительного, что у разносторонне
одаренного Львова были свои благодетели. Их
он умело использовал, когда требовалось
поддержать друзей, с их помощью продвигался
и сам. Именно Безбородко, должно быть
знавший о склонности Львова к
проектированию, рекомендовал его Екатерине
II как архитектора, способного построить
собор, который она пожелала воздвигнуть в
честь ее дипломатической встречи в
Могилеве с австрийским императором Иосифом
II.
По сведениям, правда косвенным, некоторые
столичные архитекторы до Львова подавали
свои проекты храма, но они были отвергнуты.
Проект же Львова получил одобрение. Церковь
казалась необычной по тем временам: простая
по форме, без "французских кудрей", она
подкупала своей строгостью, напоминавшей
древнегреческие, классические сооружения.
Отмирало барокко, и победа Львова во многом
объясняется начавшейся сменой стилей в
архитектуре.
Шумный успех окрылил молодогo архитектора.
Он с упоением выполняет заказы. Их много,
они различны - и дачи для сановников под
Петербургом, и церкви под Торжком, в Выборге
и в других местах. Он заново по своему вкусу
отстраивает собственную усадьбу. "Дом в
деревне Черенчицы. 15 верст от Торжка, -
читаем на проекте собственноручную надпись
архитектора. - Прожектировал, чертил,
иллюминовал, строил, гравировал и в нем
живет Николай Львов". И все эти проекты
были созданы за каких-нибудь два-три года!
Принимала парадный вид столица.
Застраивались дворцами пригороды - Царское
Село, Павловск, Гатчина... Старов строил
Таврический дворец, Камерон занимался
Павловском; приехал из Италии Кваренги...
Специальным указом решено было облицевать
гранитом кирпичную Петропавловскую
крепость. Львову поручили заново отстроить
крепостные Невские ворота.
Ворота выходили к Комендантской пристани.
Они не считались главными, но украшали
фасад крепости. Кроме того, в особо
торжественных случаях, начиная с 1724 года, из
Невских ворот выносили хранившийся в
крепости ботик Петра 1 - "дедушку русского
флота". Под пушечный салют и гром духовых
оркестров ботик помещали на крупное судно,
везли на молебен в Александро-Невский
монастырь, после чего тем же путем
возвращали обратно. Этот ритуал
символизировал рождение и могущество
Российского флота.
Львов учел все эти обстоятельства и
спроектировал ворота монументальными,
чтобы они хорошо просматривались с
противоположного берега Невы, простыми по
очертаниям и гармоничными по пропорциям.
Треугольный фронтон, завершающий портик, он
украсил изображением якоря и лавровых
веток...
Для Безбородко Львов был неоценимым
человеком. Он безупречно выполнял
поручения своего патрона, к тому же обладал
тонким вкусом, прекрасно разбирался в
искусстве и был тесно связан с художниками.
На глазах Безбородко бурно расцвел талант
Львова архитектора, чем вельможа
непреминул воспользоваться. Для украшения
его дачных парков в Полюстрове (сейчас в
черте Санкт-Петербурга) и в Москве Львов
построил модные тогда садовые домики-павильоны,
отличавшиеся простотой и изяществом. Когда
было решено возвести в Петербурге новый
почтовый стан, Безбородко, не колеблясь,
заказал проект Львову.
Еще до назначения директором почт он купил
земельный участок в центре города на
Выгрузном переулке (ныне переулок
Подбельского), и архитектор Кваренги начал
строить для него дом, довольно скромный
снаружи и роскошный внутри (теперь в нем
находится музей связи). Возглавив же
почтовое ведомство, Безбородко присмотрел
рядом два пустых участка (в границах
нынешних улиц Союза Связи и переулка
Подбельского). Участки принадлежали
профессору Урсинусу и нотариусу Медеру. По
соседству продавался трехэтажный дом графа
Ягужинского. Участки и дом купила казна.
Львов перестроил дом Ягужинского под
главное почтовое правление, а на пустующих
участках спроектировал стан.
Почта занималась тогда не столько
пересылкой корреспонденции, сколько
перевозкой людей. Поэтому почтовый стан
вмещал в себя и конюшни, и каретные, и
мастерские для ремонта карет, сбруи и т. п.
Тут же размещались жилые помещения для
чиновников и прислуги.
В начале нашего века здание Главного
почтамта реконструировалось в основном
внутри. Там, где сейчас под обширной
застекленной крышей находится
операционный зал, по проекту Львова был
открытый двор. Через главный, южный, въезд
сюда прибывали экипажи; по бокам
располагались конюшни и другие подсобные
помещения.
Почтовый стан Львов спроектировал
удобным в середине и классически простым и
строгим снаружи - в соответствии с его
назначением, - положив в основу
периметриальный план застройки участка,
характерный для Петербурга.
От главного почтового стана ямщики гнали
лошадей по трактам в разные концы страны,
останавливаясь лишь на промежуточных
станциях. Станции, где меняли лошадей и
менялись возницы и где путники отдыхали,
повсюду были разными и внешне и внутренне,
часто не приспособленными для стоянок.
Поэтому одновременно с главным почтовым
станом Львов вычертил двух видов "примерные"
(типовые) проекты почтовых станций для
губернских и уездных гoродов, предусмотрев
удобства для приезжих и почтовых служащих.
Проекты Львова рассылались по всей России.
В Твери, в Торжке и в некоторых других
городах такие станции были построены.
В центре Петербурга могло возвышаться еще
одно крупное сооружение по проекту Львова -
здание Кабинета, правительственного
учреждения, ведавшего делами "по
хозяйственной части всех мест, ко двору
принадлежащих". Оно должно было занять
место между Невским проспектом, Большой
Морской улицей (ул. Герцена) и Кирпичным
переулком, но из-за огромных расходов в
начавшейся новой войне с Турцией так и
осталось в чертежах. По ним мы можем хорошо
представить это монументальное здание с
куполом, поднимающимся над главным
корпусом, который фасадом с парадным
подъездом выходил на Невский.
Неосуществленными остались, но по другим
причинам, также проекты Казанского собора и
дома, который архитектор намеревался
возвести для Г. Р. Державина на угловом
участке Невского проспекта и Фонтанки,
против Аничкова дворца. Зато другой, весьма
своеобразный дом Львов построил для друга
на Фонтанке, неподалеку от Измайловского
моста. Здание это существует и поныне (оно
значится под номером 118), правда в сильно
измененном виде. Державин прожил в нем до
последних своих дней.
Несколько необычна, пожалуй, для Львова
небольшая Троицкая церковь, воздвигнутая в
бывшем селе Александровском на
Шлиссельбургском тракте (теперь проспект
Обуховской Обороны), хотя если внимательно
присмотреться, то и ей можно найти аналоги в
классической древности. Церковь начали
строить в 1785 году в парке летнего имения
генерал-прокурора и директора
императорского фарфорового завода князя А.
А. Вяземского (она стоит и сейчас недалеко
от Обуховского завода). Сама церковь -
шестнадцатиколонная ротонда с пологим
куполом отделена от звонницы, сооруженной в
любимой Львовым форме пирамиды, в которой с
четырех сторон прорезаны арки для
колоколов. Должно быть, ротонда и пирамида и
послужили поводом к просторечному названию
церкви "Кулич и пасха", бытующему по
сегодняшний день.
В эти же годы Львов спроектировал и
построил еще одну церковь другому вельможе
- графу А. Р. Воронцову в селе Мурино, под
Петербургом (ныне станция Девяткино), где
находилась графская усадьба. Это
великолепное творение Львова пока еще
существует, но требует безотлагательной
реставрации. Муринская церковь совершенно
отлична от "Кулича и пасхи" и сделана в
традиционно русском стиле, корни которого
уходят в древнее зодчество. Состоящая из
нескольких ярусов, она сочетает камень и
дерево (нижний ярус, цоколь, - каменный,
верхние - восьмигранная колокольня и
венчающая все сооружение ротонда с
колоннами - деревянные). Внутри раньше
находился иконостас с иконами работы В. Л.
Боровиковского, но он утрачен.
Как и прочие свои здания, в том числе "Кулич
и пасху", Львов оборудовал Муринскую
церковь "воздушными", или "духовыми",
печами своей конструкции. Такие печи,
благодаря оригинальным ходам, проложенным
в стенах для воздушного потока с улицы, не
только обогревали помещение, но и
проветривали его. Увлеченный
совершенствованием печного отопления,
Львов в своем двухтомном труде "Русская
пиростатика..." подробно описал "воздушные"
печи, рассчитывая, что они могут быть с
пользой применены в любом доме, но особенно
там, где скапливается много людей, - в
больницах, церквах, воспитательных домах,
богадельнях... Между прочим, существуют
сооружения, авторство которых не всегда
ясно из-за утраченных документов и чертежей,
Однако стиль зодчего, его манера, почерк,
пристрастие к определенным формам и
деталям могут сказать о многом. Так было с "Куличом
и пасхой". Авторство Львова предполагалось,
даже почти утверждалось, но только почти...
Ремонт же церкви в 30-х годах нынешнего
столетия позволил обнаружить "воздушные"
печи, которые были так характерны для
Львова - архитектора и инженера. Последние
сомнения исчезли...
В 1799 году умер Безбородко, и положение
Львова стало не таким прочным, как прежде.
На престол вступил Павел I, окруживший себя
новыми людьми, враждебно настроенными ко
всем, кто служил Екатерине. Правда,
незадолго до смерти Безбородко и уже при
Павле Львов все же получил задание
перестроить Кремлевский дворец в Москве.
Его проект, утвержденный Павлом I, был
грандиозен: старый небольшой
растреллиевский дворец предполагалось
сделать лишь флигелем нового здания,
выходившего фасадом на Москву-реку.
Осуществить свой замысел архитектор не
успел - ему удалось переделать только сам
растреллиевский дворец...
В эти же годы Львов увлекался землебитным
строительством.
Хоть взят он от земли и в землю он войдет,
Но в зданьях земляных он вечно проживет,-
писал о друге Державин, восторгаясь его
поисками.
Павел 1, прослышав о домах из земли,
пожелал, чтобы архитектор построил таким
способом дворец в Гатчине для великого
приора (игумена) ордена Мальтийских рыцарей.
(Павел утвердил в России "великое
приорство" ордена и сам принял звание "Великого
магистра"; после занятия Мальты французами
резиденция ордена была перенесена в
Петербург). Львов подготовил проект
небольшого дворца, который стилистически
ассоциировался со старинными швейцарскими
замками (но никоим образом не копировал их!).
Разумеется, архитектор обращался не к
самому Павлу. При строительстве ему
приходилось иметь дело с фаворитом царя -
генерал-прокурором П. Х. Обольяниновым,
грубым, малообразованным, бесталанным, да к
тому же еще и завистливым служакой,
штатским двойником Аракчеева. Когда пришла
пора выбора места под приорат, Обольянинов
спросил, где Львов думает его построить, но
на указанном месте строить не разрешил.
Другое место, предложенное архитектором, он
тоже отклонил. "Тогда укажите сами", -
сдерживаясь, сказал Львов. Обольянинов
показал на болото возле Черного озера -
самое бросовое место. "Хорошо, -
невозмутимо ответил Львов, - я построю
дворец и там, но это будет стоить государю
намного дороже..."
Пришлось прокопать рвы и канавы, осушить
болото. На образовавшемся из вынутой земли
пригорке был возведен Приоратский дворец
за баснословно короткий срок - три месяца (с
15 июня по 12 сентября 1798 года). "Все строение,
- писал Львов, - сделано из чистой земли, без
всякой примеси и без всякой другой связи,
кроме полов и потолка, особым образом для
того устроенных... Главный корпус, сверх
фундамента, построен весь из земли, набитой
в переносные станки, ни снутри, ни снаружи (кроме
окон) не оштукатурен, а затерт только по
земле скипидарною водою".
Приорат в Гатчине - одно из последних
творений Львова.
Обострились отношения с Обольяниновым,
затеявшим тяжбу со Львовым за якобы
перерасходованные на обучение крестьян
землебитному строительству деньги.
Боровичский уголь из-за косности,
инертности и предубеждения, что
отечественное не может быть лучше
заграничного, не находил сбыта, -
распускались слухи, будто он не горит. (В то
же время 54,5 тысячи пудов этого угля,
доставленного Львовым в столицу и за
неимением складов сваленного на берегу
Невы, загорелись - и потушить их, как ни
старались, не смогли!) Перестали посылать
учеников в школу для обучения землебитному
строительству. "О земляном строении
кричали, - писал в первой четверти XIX века
биограф Львова, - что оно непрочно,
нездорово, а ныне, т.е. по истечении 25 лет,
многие земляные строения существуют без
всякого поправления, в совершенной целости".
Добавим, что и по истечении 200 лет
землебитный Приоратский дворец, эта
жемчужина Гатчины, стоит без признаков
обветшания, даже несмотря на то, что во
время Великой Отечественной войны в
непосредственной близости от него рвались
фугасные бомбы!
Волнения и неудачи не прибавляли жизни. К
прочим бедам присоединились частые болезни.
В декабре 1803 года Николай Александрович
Львов скончался в Москве. Похоронили его в
самим же им возведенном мавзолее на родине,
в селении Черенчицы-Никольское.
Львов умер в почете: со дня основания
Российской академии он был ее избранником;
был почетным членом Петербургской академии
художеств и членом Вольного экономического
общества; кроме того, его возвели в штатский
генеральский чин - тайного советника. И умер
все же неудовлетворенным...
Незадолго до смерти он ездил по Кавказу,
обследовал минеральные источники и
предложил оригинальный проект водной
лечебницы, или, как тогда называли, "паровой
бани", в толще сталактитовой гoры. Такие
бани уже были известны за границей, в
частности во Франции. Львов, страстно желая
принести большую пользу, предлагал
получить оттуда для сравнения подобный
проект. "Может быть, и оттуда
заимствовать будет что-нибудь возможно, -
писал он, - не отступая однако от сего
единственного и твердо во мне вкорененного
закона, что для русского человека русские
только годятся правила и что совсем он не
сотворен существом подражательным - везде
исполин и везде подлинник"
.
Николай Александрович Львов неотступно
следовал этому "твердо вкорененному
закону" в собственной практике, потому что
сам был исполином и подлинником. И все, что
он делал, делал во славу горячо любимого
отечества.
Глава из сочинения Н.А. Львова
"Каким образом должно бы было
расположить
сад князя Безбородки в Москве."
ПОДЗЕМНОЕ СТРОЕНИЕ
Подземный зал для того не назвал я по обыкновению гротом, что гротом называется по-русски пещера, а пещера, по-моему понятию, не может быть правильное строение. То строение, которое называют в регулярных садах гротами, делают в горе, а иногда, чего, Боже, сохрани, и на открытом месте с колоннами, убирают статуями, раковинами, дресвою и слюдами и никогда в них не заходят, я думаю, право, потому, что мало из сих строений выполняют намерения, для которых они деланы: такие строения скорее бы можно назвать убежищем от жару, храмом прохлады, и прочая; но имя не составляет ничего, когда и самая вещь противоречит назначению своему. В гротах, на открытом воздухе построенных, так же жарко, как и во всякой каменной палатке; раковины, дресва и слюда не имеют волшебного свойства прохлаждать воздух, а в гротах, под землею построенных, вечная сырость и плесень отучат хоть бы кого искать там прохлады, где простуду находят, потому что стены сих подземных строений, не знаю по какому-то странному небрежению, делаются по большей части вплоть к земле; кирпич или камень напоятся всегдашнею сыростью, и воздух, который понапрасно нагревает на горе построенный грот, не имеет позволения здесь входить между земли и строения посредником для осушения подземного грота, а потому строение мое подземное с великим рачением отделил я от горы посредством естественных вентиляторов, в движение воздух приводящих, между стены и горы, а тем самым отгородил я сырость от строения .
Львов Николай Александрович - известный русский архитектор, деятель культуры, поэт, переводчик, график, ботаник. Львов член Российской академии с ее основания, почетный член Академии художеств.
Годы жизни: 1751-1804.
Ещё в детстве Львов был записан в гвардейский Измайловский полк.
После наступления восемнадцатилетия молодой человек направился в Санкт-Петербург для прохождения военной службы. В Измайловском полку работала полковая школа, готовившая офицеров для армии. В этой школе Николай Львов увлёкся литературой. Вокруг него даже образовался кружок, где обсуждались произведения русских и зарубежных авторов.
За время учёбы талантливый юноша приобрёл навыки поэта, рисовальщика, гравера. Но его любимым предметом стала архитектура. Первый петербургский адрес Николая Львова - 11-я линия Васильевского острова, дом братьев Соймоновых, его близких родственников.
Оставив службу в Измайловском полку, Николай Львов перешёл в Коллегию иностранных дел. Благодаря этому архитектор стал часто бывать за границей: в Германии, Франции, Италии, Испании. Во время этих поездок кроме исполнения служебных обязанностей он знакомился с европейской архитектурой.
Первая самостоятельная работа Николая Львова как архитектора - проект собора святого Иосифа в Могилёве. Для данного важного проекта в 1780 году был организован конкурс, на котором Львову помог выиграть граф А. А. Безбородко, знавший таланты зодчего. Кроме того, успеху сопутствовало желание императрицы Екатерины II способствовать новым веяниям в архитектуре. После утверждения проекта, Львову был поручено обустроить всю площадь вокруг собора.
В 1780-х годах Николай Львов активно строил частные особняки. Среди всех частных заказов в 1780-х годах оказалась постройка Свято-Троицкой церкви, которую в народе прозвали "Кулич и Пасха". Этот храм стал одной из самых заметных работ архитектора.
В посёлке Мурино Львовым было построено здание церкви великомученицы Екатерины. Самым значимым проектом зодчего стал собор Борисоглебского монастыря в Торжке, совсем рядом с Родиной Львова.
В 1791-1793 году Николай Львов построил особняк для Г. Р. Державина (наб. р. Фонтанки, 118) в котором сейчас размещается Музей-усадьба Г.Р.Державина .
Результатом экспериментов Николая Львова с новыми строительными материалами стал землебитный замок Приорат в Гатчине. Приоратский дворец стал уникальным сооружением, построенным буквально из земли. Его соорудили всего за три месяца. Львовым была основана школа, где обучали землебитному строению. Однако этот способ строительства в России не прижился. Вместе с тем, земляной Приоратский дворец уцелел даже во время Великой Отечественной войны.
Современники часто сравнивали Николая Львова с Леонардо да Винчи. Как и знаменитый итальянец, Львов владел многими профессиями: инженер, изобретатель, геолог, ботаник, историк, археолог, поэт, драматург, прозаик, переводчик, мастер рисунка и архитектор.
В 1799 году на Львова было заведено уголовное дело по поводу расходов на землебитные постройки. Это подорвало здоровье архитектора. 3 января 1803 года после череды болезней Николай Александрович Львов умер.
Известный русский поэт и друг Львова написал стихотворение на смерть друга:
"Плакущие березы воют,
На черну наклоняся тень,
Унылы ветры воздух роют,
Встает туман во всякий день –
Над кем? – Кого сия могила,
Обросши повиликой вкруг,
Под медною доской сокрыла?
Кто тут? Не муз ли, вкуса друг?.."
В 1807 году умерла и жена архитектора - М.А. Львова. после смерти родителей стал опекуном их детей.
История свадьбы Львова
Женой архитектора стала М.А. Дьяковой. Когда они познакомились, Н.А. Львов был дворянином из обедневшей семьи. Согласия на брак родители невесты не дали. Будущие супруги любили друг друга и обвенчались тайно. Помог им в этом В.В. Капнист, жених младшей сестры М.А. Дьяковой, который был принят в доме родителей и сопровождал сестер на балы. В 1780 году они венчались в маленькой деревянной церкви у Галерной гавани на Васильевском острове.
Через 4 года, когда Львов стал известным архитектором, его заметила Екатерина II, он получил согласие Дьяковых на брак с их дочерью. В это время Львову был 31 год, а Дьяковой - 28 лет. Но как венчаться во второй раз?! Шли приготовления к свадьбе, а перед самым обрядом венчания молодые сообщили гостям, что уже обвенчаны. Н.А. Львов заранее нашел крепостных – лакея и горничную, которые хотели обвенчаться. Их и обвенчали, а поздравления принимали обе пары.
Н.А. Львов любил повторять, что он на «счастии женат». О себе он скажет: Родился, Влюбился, Женился И жил, пока любил.
Проекты Львова Н.А.
 |
|
| Церковь Спаса Нерукотворного Образа (надвратная) (Борисоглебский монастырь , ) |
 |
| Казанская церковь и колокольня-маяк () |
 |
| Валунный мост () |
 |
| Часовня Даниила Столпника ( |
Львов Николай Александрович (1751-1803/04), русский писатель, музыковед, ученый и изобретатель, архитектор и график, один из наиболее универсальных талантов русского «века Просвещения».
Родился в деревне Черенчицы (Новоторжский уезд, Тверская губерния) 4 (15) марта 1751 в семье отставного прапорщика. Приехав в Петербург (скорее всего, в 1769), вступил в бомбардирскую роту Измайловского полка, но уже в начале 1770-х годов перешел на гражданскую службу. В 1771 поместил свои первые стихотворные опыты в рукописном журнале «Труды четырех общинников». Путешествовал по Западной Европе, побывав, в частности, во Франции и Италии (1777; второй раз ездил в Италию в 1781). По возвращении в Петербург служил в Коллегии иностранных дел, а с 1782 в Почтовом департаменте. Жил в Петербурге и своем родовом имении Черенчицы-Никольское.
Долгие годы входил в поэтический кружок, членами которого были также Г.Р.Державин, В.В.Капнист, И.И.Хемницер, И.И.Дмитриев и другие. Писал эпиграммы, басни, кантаты, оды, элегии сатиры, поэмы (Русский 1791 год), в том числе в жанре научной поэмы (Ботаническое путешествие на Дудорову гору 1792, мая 8-го). Со временем перешел от сентиментализма (Идиллия. Вечер 1780 года, ноября 8-го) к романтизму (Ночь в чухонской избе на пустыре, 1797). Опубликовал сборник подстрочных переводов Анакреона (1794). Наиболее исторически значительны те из его литературных произведений, что тематически или постановочно связаны с музыкой (ода Музыка, 1780-е годы; неоконченная поэма Добрыня, богатырская песня - опубликована посмертно в 1804).
Будучи одаренным музыкантом, душою домашних концертов и спектаклей, Львов (по словам Державина) «особенно любил русское природное стихотворство», т.е. крестьянскую песню. Песенный фольклор с пестрыми вкраплениями народного арго составляет речевую основу его комической оперы Ямщики на подставе (музыка Е.И.Фомина; 1787) - первой в России хоровой оперы.
Среди других текстов Львова, рассчитанных на музыкальное исполнение, выделяется «героическое игрище» (или «ирои-комическая опера») Парисов суд (1796), сочетающее античную мифологию с чертами русской «простонародной» пасторали. Большое значение для фольклористики имело изданное им вместе с чешским композитором И.Прачем Собрание русских народных песен с их голосами, положенными на музыку Иваном Прачем (1790), - в сопровождении львовского трактата О русском народном пении, где автор впервые указал на многоголосный характер русского пения. Мелодии этого сборника позднее нашли отражение в творчестве ряда композиторов, включая Бетховена и Н.А.Римского-Корсакова.
Публиковал также древние летописи (Летописец русский от пришествия Рюрика до кончины царя Иоанна Васильевича, 1792; Подробная летопись России до Полтавской баталии, 1798), тогда же задумал создать Словарь художников и художеств, - который стал бы первой русской арт-энциклопедией, но остался просто замыслом).
Зодчий-самоучка, внес большой вклад в архитектуру русского классицизма. Базисный смысл со времени визитов Львова в Италию имело для него творчество А.Палладио; в 1798 издал в собственном переводе и со своим предисловием и примечаниями первый том Четырех книг об архитектуре. Стремился распространить в своих постройках первозданный «вкус Палладиев», с его гармоническим сочетанием красоты и практической пользы.
Среди его реализованных проектов - собор святого Иосифа в Могилеве (1781-1797; разрушен в 1930-е годы), петербургский почтамт (1782-1789), Невские ворота Петропавловской крепости (1784-1787), Троицкая церковь в селе Александровском, ныне в черте Петербурга (Кулич и Пасха, 1785-1797), Борисоглебский собор в Торжке (строил архитектор Ф.И.Буци; 1785-1796), Екатерининская церковь-ротонда в городке Валдай (1793), усадьбы в Знаменском («Раек»), Арпачево, Митино-Василево, Премухине в Тверской области, Воронове и Введенском в Московской области (все - 1780-1790-е годы; сохранились лишь более или менее крупные фрагменты былых ансамблей). К 1789-1804 относятся жилые и хозяйственные постройки, а также семейная усыпальница в Никольском-Черенчицах. Часто выделяясь - подобно Невским воротам или «Куличу и Пасхе» (храмовая ротонда с пирамидальной колокольней) - оригинальной выразительностью композиции и силуэта, архитектурные идеи Львова имели в то же время и большое типообразующее значение, прежде всего в усадебной архитектуре. К тому же он постоянно сочетал свои сооружения с новаторскими инженерными разработками (такова, в частности, система водоснабжения в Торжке, оформленная ротондой-колодцем на Торговой площади, 1802).
Не раз выступал и как паркостроитель: изложил принципы устройства пейзажного парка с элементами регулярной планировки в многочисленных пометках и рисунках на полях книги К.Гиршфельда о садоводстве (экземпляр в собрании Музея изобразительных искусств имени А.С.Пушкина), а также в альбоме с проектами парка в московской усадьбе своего покровителя канцлера А.А.Безбородко (1797-1799).
Открыв в 1786 в районе Валдайской возвышенности и города Боровичи залежи каменного угля, активно способствовал его разработкам, попутно исследуя новые возможности его отопительного и промышленного применения (для получения корабельной смолы, серы, кокса и «каменного картона», т.е. толя). В 1795 опубликовал трактат Русская пиростатика, или употребление испытанных уже воздушных печей и каминов с собственноручно награвированными чертежами новых отопительно-вентиляционных устройств (первую работу такого рода в России), а в 1799 - сочинение О пользе и употреблении русского земляного угля.
В тот же период изобрел способ возведения зданий из утрамбованной земли, укрепленной известковым раствором, и учредил школу землебитного строительства в Никольском. Примером такого рода здания явилась резиденция приора Мальтийского ордена (Приорат) в Гатчине (1798-1799). С 1799 центром его экспериментов была Тюфелева дача близ подмосковного (в то время) Симонова монастыря, ставшая своеобразным технологическим институтом. В 1803 предпринял краеведческое путешествие в южнорусские губернии, в Крым и на Кавказ.
"Как нежна ее улыбка, как прекрасны уста ее,
Ничто не сравнимо с обаянием ее грациозного облика.
Так скажут? Но есть ли в ней то, что в ней любят больше всего,-
Сердце стократ прекраснее, чем небесная лазурь ее глаз.
Ей дано больше очарования,
Чем это смогла передать кисть.
И в сердце ее больше добродетели,
Чем красоты в ее лице."
Граф Л.Ф.Сегюр "К портрету М.Дьяковой кисти Д.Г.Левицкого"
Левицкий Д.Г. Портрет Марии Алексеевны Дьяковой. 1778
В петербургских домах XVIII века обожали ставить домашние спектакли. В декабре 1777 года в доме П.В.Бакунина ставили оперу, привезенную молодым обаятельным человеком Николаем Львовым из Парижа. Главные оперные партии пели сестры Дьяковы, а сам молодой человек был занят во второстепенной партии. Все приглашенные на спектакль были очарованы игрой и пением Машеньки Дьяковой. Вероятно, участие в этих спектаклях оказало большое влияние на М.А. Дьякову. Особенно она запомнила спектакль "Дидона", где исполняла роль самой Дидоны, отвергшей ради любимого союз с нелюбимым человеком, который давал ей престол и свободу. В своей жизни М.А. Дьякова поступила также.
Все пятеро дочерей семейства Дьяковых были хороши собой и блистали в петербургских домах на приемах и балах. В Машеньку влюбились сразу два приятеля, два поэта - Николай Львов и Иван Хменицер... Произошло это примерно в 1774 году... А спустя несколько лет старшую сестру Машеньки, Александрин, без памяти полюбил третий приятель и поэт Василий Капнист...
Свое первое издание басен Хемницер посвятил Машеньке. Но ее сердце принадлежало другому, тому кто неоднократно посвящал ей стихи и воспевал ее в идиллически сентиментальном духе. Она влюбилась в Николая Александровича Львова...
Левицкий Д.Г. Портрет Николая Александровича Львова. 1789
Хотел бы я, чтоб ты мне образ свой оставил,
Он точно так умно, как ты глядишь, гляди
И мне о дружестве твоем ко мне твердит.
Но нет, он каждый раз мне только досадит:
Я б говорить его заставил,
Чтоб чувствовать со мной и чувства разделять,
А он молчанием мне будет отвечать.
И.Хемницер "На портрет Н.Львова"
Он был совершенный человек эпохи Возрождения: писал стихи, переводил на русский архитектурные труды Палладио, собирал фольклор и писал либретто для комических опер, занимался геологической разведкой и совершенствовал отопительную технику того времени. И, конечно, строил, строил много - собор в Могилеве, который Екатерина II пожелала воздвигнуть в честь ее встречи с австрийским императором Иосифом II, Невские ворота в Петропавловской крепости и, по особому заказу Павла I, удивительного вида дворец в Гатчине, предназначавшиеся для великого приора Мальтийского ордена, изящную церковь в Мурино - имении графа Воронцова; кроме того, Львов проектировал жилые дома и типовые почтовые станции, переделывал Кремлевский дворец в Москве. Но все это будет потом, а пока... пока он был не богат и на взгляд родителей Машеньки... бесперспективен. "Ведь у него - всего лишь маленькое имение около Торжка, рассуждал отец, обер-прокурор. - Ну разве допустимо выдавать за него Марию Алексеевну, самую красивую из дочерей производящую сенсацию в пиесах с музыкой и пением? Нет, богатые женихи и для нее найдутся..."
Подозревая об истинности отношений Львова и Марии Дьяковой и еще один друг Николая Александровича - художник Дмитрий Левицкий, преподававший в Академии художеств класс портретной живописи. В 1778 году он получил заказ от обер-прокурора - написать портрет Машеньки. Левицкий выразил свою любовь в этом портрете Маши и еще в олдном, написанном спустя несколько лет… незадолго до того дня, когда сердце обер-прокурора и бригадира Алексея Афанасьевичаа Дьякова, дало-таки трещину!
Левицкий Д.Г. Портрет Марии Алексеевны Львовой. 1781
Больше всего повезло Василию Капнисту. Он официально стал женихом Александрин и не мог смотреть спокойно на страдания влюбленной пары. Накануне собственной свадьбы он решил помочь другу, рискуя навлечь на себя гнев будущего тестя: отправившись вместе со своей невестой и ее сестрой Машенькой на бал, свернул с дороги и подъехал к маленькой церкви на Васильевском острове, где их ждали взволнованный Львов и священник. Здесь Машенька и Николай Александрович были обвенчаны, после чего новобрачный отправился домой, а Капнист повез сестер на бал...
"Тайна свято соблюдалась всеми участниками этой необычной женитьбы:три года муж и жена прожили друг с другом врозь в разных домах, и даже близкие друзья не знали ничего о браке " - пишет А.Глумов в биографии Н.Львова.
Боровиковский В.Л. Портрет Капниста
Ты, Капнист, меня просил,
Чтоб в бессмертие стихом тебя вместил,
Но всех на то не станет сил,
Ты был
И будешь мил.
Н.А.Львов
Даже соперник Львова - влюбленный Иван Хемницер - не знал о женитьбе. Он сделал Марии Алексеевне предложение и, разумеется, получил отказ. Будучи однолюбом, он не решился связывать судьбу с другой женщиной, и так и умер в одиночестве спустя несколько лет...
Но... обожаемый Машенькой человек, так и оставался непризнанным ее семейством. Даже несмотря на бриллиантовый перстень, подаренный ему государыней, и золотую с алмазами табакерку от Иосифа II - царственный знаки уважения его заслуг!
"Четвертый год как я женат...легко вообразить извольте, сколько положение сие, соединенное с цыганскою почти жизнию, влекло мне заботы, сколько труда... не достало бы конечно, ни терпения моего, есть ли бы не был я подкрепляем такою женщиной, которая верует в Резон, как во единого Бога " - писал Н.А.Львов в письме к одному из приятелей.
М.А.Львова Гравюра с портрета Боровиковского
Уж любовью оживился,
Обновлен весною, мир,
И ко Флоре возвратился
Ветреный ее Зефир.
Он не любит и не в скуке...
Справедлив ли жребий сей:
Я влюблен и я в разлуке
С милою женой моей?
Красотою привлекают
Ветреность одну цветы,
И они ж изображают
Страстной связи красоты.
Их любовь живет весною,
С ветром улетит она,
А для нас, мой друг, с тобою
Будет целый век весна.
Н.А.Львов
Лишь в 1783 году, после того как Львов был избран членом Российской академии, получил чин коллежского советника, после того как начались его успехи на архитектурном поприще и он получил учаток земли в Петербурге, родители Маши дали согласие на брак... Обряд венчания должен был состояться в Ревеле, но вторичное венчание недопустимо и тогда Львов заранее нашел среди крепостных желающих соединить свои судьбы. Пару обвенчали, а после торжественные поздравления принимали две четы. Рассказ этот в высшей степени поэтичен, но именно его некоторая литературность (недаром он чем-то напоминает пушкинскую «Метель») свидетельствует о его позднейшем происхождении. Как все произошло в действительности, нам остается только догадываться; несомненно только то, что молодые люди смогли преодолеть все преграды, вставшие на их пути.
Счастливая судьба Марии Алексеевны помогла и ее младшей сестре - в 1795 году Дарья Дьякова вышла замуж за Гавриила Романовича Державина, друга Николая Львова.
"Другая часть меня " - однажды написал Львов о Маше... Он боготворил жену и она платила ему бесконечной любовью и преданностью. Ей, только ей одной, он посвящал свои стихи...
Дух мой томный ободрился,
Сладка мне надежда льстит,
Та краса, кем я пленился,
Нежный жар со мной делит.
Уж я больше не желаю,
На брегу здесь обретаю
Я любви моей предмет,
И, любя, любим сердечно,
Вот что счастие конечно,
Счастья в свете больше нет.
Н.А.Львов
О том, что родители Машеньки не прогадали и все же хорошо выдали замуж свою дочь свидетельствуют вот такие вот факты... Н.А. Львов стал одним из самых крупных отечественных зодчих. При всех, данных Н.А. Львову Богом, Природой, Судьбой талантах ярко выделяется именно его архитектурное творчество. Он выполнил более 90 архитектурных проектов и 87 из них были реализованы на практике во многих частях Петербурга, Москвы и их пригородов, на тверской земле в Новоторжском уезде (в окрестностях г. Торжка), на Украине, В Прибалтике и в ряде других мест России. Он выполнял значимые архитектурно-градостроительные государственные заказы, личные заказы самодержцев, частные заказы обычно очень богатых и влиятельных лиц (граф, потом князь А.А. Безбородко, князь П.В. Лопухин, княгиня Е.Р. Дашкова, графы Воронцовы и Строгановы, граф А.К. Разумовский, сенатор Ф.И. Глебов-Стрешнев и им подобные люди), а также других, менее состоятельных заказчиков, часто соседей и родственников по Новоторжской земле (Львовы, Бакунины, Полторацкие и др.). Н.А. Львов внес выдающийся вклад в архитектуру и градостроительство России, явился одним из основоположником пейзажного стиля в садово-парковом искусстве, стал по сути первым ландшафтным архитектором в стране (сохраняется понятие "львовский сад").
Дом и бывшие конюшни в усадьбе Безбородько под Петербургом. Архитектор Н.А.Львов
Троицкая церковь ("кулич и пасха") г.Санкт-Петербург. Архитектор Н.А.Львов
Пирамида-погреб в усадьбе Митино под Торжком. Архитектор Н.А.Львов
Глинобитный Приоратский дворец г.Гатчина. Архитектор Н.А.Львов
«Сей человек принадлежал к отличным и немногим людям, потому что одарен был решительною чувствительностью к той изящности, которая с быстротою молнии наполняя сладостно сердце, объясняется часто слезою, похищая слово. С сим редким и для многих непонятным чувством он был исполнен ума и знаний, любил науки и художества и отличался тонким и возвышенным чувством, по которому никакой недостаток и никакое превосходство в художественном или словесном произведении укрыться от него не могло. Люди, словесностью, разными художествами и даже мастерствами занимавшиеся, часто прибегали к нему на совещание и часто приговор его превращали себе в закон »
Г.Р. Державин
Первым в мире создал бумагоделательную машину с паровым приводом, впервые в России сконструировал отечественную бумагоделательную машину. Одним из первых в России стал переводить и пропагандировать сонеты Петрарки.
Нашел 2 старинные летописи и добился их издания, одна из них в его честь названа "Львовская летопись".
Написал и перевел несколько обстоятельных научных трудов - книг. Велик вклад Н.А. Львова в песенную и музыкальную культуру. Н.А. Львов внес исключительный вклад в развитие русской музыкальной фольклористики. Он первым в России собрал 200 народных песен и составил первое в стране нотное собрание русских песен, написал первый русский трактат о народной песне. Первым или одним из первых в России выдвинул проблему народности в русском искусстве и русской культуре, связал ее с проблемой национальности.
Стал автором первой в России тематической литературной программы для симфонической музыки. Написал несколько комических опер, поставил их или участвовал в их постановке. Одним из первых в России создал художественную зарисовку жизни русских крестьян, в частности крестьян - ямщиков в комической опере. Стал одним из 2-х инициаторов создания первой в России хоровой оперы. Н.А. Львов первым в музыкальной науке, первым в русской музыкальной литературе указал на многоголосие русского народного хорового пения...
Когда Николай Александрович заболел, его Машенька взяла на себя все заботы по управлению имением, баловала своих комнатных девушек - красавиц-цыганочек, с детских лет воспитанных Львовым, Лизыньку и Дашеньку. (Наряженные хозяйкой в светские платья, они были запечатлены Боровиковским на портрете). Обе девушки были безгранично преданы Львовым. На руках Лизыньки и скончался Николай Александрович, после тяжелой болезни. Умер он в декабре 1803 года.
Боровиковский В.Л. "Лизынька и Дашинька". 1794
Машенька пережила мужа всего на 4 года. На ее смерть Г.Р.Державин написал своего рода эпитафию, стихотворение "Поминки". Он также преютил трех осиротевших детей Львовых в своем доме. Двое из дочерей Львова вышли замуж и покинули дом Державина, а младшая, Параша, оставалась с ним до конца его жизни, ухаживала за ним, играла на фортепиано...
Победительница смертных,
Не имея сил терпеть
Красоты побед несметных,
Поразила Майну - смерть.
Возрыдали вкруг эроты,
Всплакал, возрыдал и я;
Музы, зря на мрачны ноты,
Пели гимн ей, - и моя
Горесть повторяла лира.
Убежала радость прочь,
Прелести сокрылись мира,
Тишина и черна ночь
Скутали мой дом в запоны.
От земли и от небес
Слышны эха только стоны;
Плачем мы - и плачет лес;
Воем мы - и воют горы.
Плач сей был бы без конца,
Если б алый луч Авроры,
Бог, что светит муз в сердца,
Не предстал и мне сияньем
Не влиял утехи в грудь.
"Помяни, - рек, - возлияньем
Доблесть - и покоен будь".
Взял я урну и росами
Чистыми, будто кристалл,
Полну наточил слезами,
Гроб облив, поцеловал.
И из праха возникают
Се три розы, сплетшись в куст,
Веселят, благоухают,
Разгоняют мрачну грусть.
Памятник Н.А.Львову на Родине архитектора в г.Торжок
Николай Александрович Львов родился 4 марта 1751 года в Тверской губернии в поместье Черенчицы, в обедневшей дворянской семье. Ещё в детстве он был записан в гвардейский Измайловский полк. После наступления восемнадцатилетия молодой человек направился в Санкт-Петербург для прохождения военной службы.
В Измайловском полку работала полковая школа, готовившая офицеров для армии. В этой школе Николай Львов увлёкся литературой. Вокруг него даже образовался кружок, где обсуждались произведения русских и зарубежных авторов. За время учёбы талантливый юноша приобрёл навыки поэта, рисовальщика, гравера. Но его любимым предметом стала архитектура. Первый петербургский адрес Николая Львова - 11-я линия Васильевского острова, дом братьев Соймоновых, его близких родственников.
Оставив службу в Измайловском полку, Николай Львов перешёл в Коллегию иностранных дел. Благодаря этому архитектор стал часто бывать за границей: в Германии, Франции, Италии, Испании. Во время этих поездок кроме исполнения служебных обязанностей он знакомился с европейской архитектурой.
Первая самостоятельная работа Николая Львова как архитектора - проект собора святого Иосифа в Могилёве. Для данного важного проекта в 1780 году был организован конкурс, на котором Львову помог выиграть граф А. А. Безбородко, знавший таланты зодчего. Кроме того, успеху сопутствовало желание императрицы Екатерины II способствовать новым веяниям в архитектуре. После утверждения проекта, Львову был поручено обустроить всю площадь вокруг собора.
В том же 1780 году Николай Львов создал проект Невских ворот в Петропавловской крепости . Почти сразу же он приступил к работе над зданием Петербургского почтамта. Работу зодчего высоко оценили. В 1783 году его избирают в Российскую Академию, а ещё через два года Львов становится почётным членом Академии художеств.
Зодчий тратил своё время в основном на другие, не архитектурные задачи. Николай Львов продолжал служить в Коллегии иностранных дел и выезжать за границу. Графом Безбородко он был назначен советником почтового департамента. Из-за занятости Львова здание почтамта достраивал Я. Шнейдер. В одной из квартир, построенных в этом здании Львов прожил десять лет.
В 1780-х годах Николай Львов активно строил частные особняки. Среди всех частных заказов в 1780-х годах оказалась постройка Свято-Троицкой церкви , которую в народе прозвали "Кулич и Пасха". Этот храм стал одной из самых заметных работ архитектора. В посёлке Мурино Львовым было построено здание церкви великомученицы Екатерины. Самым значимым проектом зодчего стал собор Борисоглебского монастыря в Торжке, совсем рядом с Родиной Львова. В 1791-1793 году Николай Львов построил особняк для Г. Р. Державина (наб. р. Фонтанки, 118) в котором сейчас размещается музей Державина и русской словесности его времени.
Результатом экспериментов Николая Львова с новыми строительными материалами стал землебитный замок Приорат в Гатчине. Приоратский дворец стал уникальным сооружением, построенным буквально из земли. Его соорудили всего за три месяца. Львовым была основана школа, где обучали землебитному строению. Однако этот способ строительства в России не прижился. Вместе с тем, земляной Приоратский дворец уцелел даже во время Великой Отечественной войны.
Современники часто сравнивали Николая Львова с Леонардо да Винчи. Как и знаменитый итальянец, Львов владел многими профессиями: инженер, изобретатель, геолог, ботаник, историк, археолог, поэт, драматург, прозаик, переводчик, мастер рисунка и архитектор.
Николай Александрович был женат на Марии Алексеевне (урождённой Дьяковой). У них было шестеро детей: три сына - Леонид, Александр и Василий и три дочери - Елизавета, Вера и Прасковья .
